Вот и сегодня – притащился с утра пораньше и сразу же занудил:

– Лю-ю-ю-юся-я-я… Уточка моя ненаглядная! Ну и куда ты собираешься?.. Люся! Я, кажется, спросил: куда ты изволишь собираться?! Люсинда!! Немедленно отвечай!! И эта твоя… Василиса Олеговна! Я давно хотел вам сказать, не красьтесь так сильно, вы похожи на престарелых индейцев!

Если у Люси нервы были железные, то Василиса оскорбления терпеть не собиралась:

– Таракашин! Кто тебя впустил?! Кто тебя впу… Люся!!! Убери немедленно из кухни этот мусор! И вообще! Когда уже ты научишься за собой убирать?!

Люся только терпеливо терла тряпкой пыль с телевизора. Она просто боялась открыть рот: не успеешь оглянуться, как наорешь, с этим Таракашиным всегда так, а орать Люсе совершенно нельзя – мгновенно откуда-то появляются неприятности, которые потом приходится разгребать всем колхозом. Лучше вот так губки сжать и…

– Люся! К тебе пришли! – вдруг оповестила Василиса. – Люся! К тебе Белкин!

– Сейчас, иду… Только руки вымою…

– Да гоните этого Белкина!! – возопил Таракашин. – И кто это такой Белкин?! И что ему тут понадобилось?! Пустите-ка меня! Я ему напомню, кто тут хозяин! Где тут Малыш? Почему он не лает?! Не кусает всяких там Белкиных?! Малыш!! Фас!! Фас дядьку за ногу!.. А, ты умер, а где Финли?!

– Таракашин!!! – не утерпела Люся. – А тебе самому не напомнить, кто здесь кто?! Командует тут еще!!

– Погоди-ка… как это Малыш умер?! – вдруг испугалась Василиса и с вытаращенными глазами уставилась на собаку, которая темной тряпкой валялась возле балконной двери. – Малыш… Малыш! Люся!!!

Люся уже стояла возле несчастного черныша на коленях и беспокойно звала:

– Малыш! Малыш, ну чего ты, а?

– Я ж говорю – сдох, – пожал плечами Таракашин и тут же отлетел к выходу – Василиса была тяжела на руку.

Малыш не сдох, но что-то со здоровьем у него было явно не так. Он просто не мог сдвинуться с места, у него даже не получалось поднять голову. Вчера еще совершенно здоровая собака сегодня никак не могла подняться – пес скулил, коротко взлаивал и наверняка погибал от неизвестного недуга.

– Малыш!! Мальчик мой!.. – навзрыд ревела Люся. – Ва-а-ася… ну чего делать-то-о-о-о?

Василиса и сама не знала – что. Она растерянно гладила лапы славного друга и быстро-быстро утирала слезы – теперь Малыш уже не поднимал голову.

– Двери открыть надо, там уже полчаса ваш Белкин долбится… – пробурчал Таракашин, но на него так посмотрела Василиса, что он тут же исправился и выдал весьма дельный совет: – В ветеринарку звонить надо, чего выть-то зря…

Василиса кинулась к телефону:

– … Да!! Быстро приезжайте!! Он… он вообще! Он умирает!! Потому что не может голову поднять!!.. Да откуда я знаю!!! Ничего он не ел!..

– Вася!! Вася, не звони… – вдруг раздался голос Люси.

– … Ага… хорошо, будем ждать… – быстро проговорила Василиса и в полной растерянности положила трубку.

– Не надо ветеринарку, – вдруг опять проговорила Люся. – Малыш это… он здоров, просто… просто ухом к балконной двери примерз.

Василиса кинулась к питомцу, сунулась к уху – так и есть! Лохматому псу было жарко с вечера, поэтому спать он улегся ближе к балкону. Непонятно отчего, но дверь была мокрой, может, оттепель, а может, и еще чего. Собачка так и уснула, а ночью долбанул мороз, и мохнатое ушко примерзло к сырой двери.

– Кошмар какой-то! – запыхтела Василиса. – Люся!!! Немедленно звони в ветеринарку! Они сейчас принесутся на двух такси! Я им сказала, что у нас сибирская язва!!

– Вот сама и звони, а я… да кто у нас долбится все время?! – все же разоралась Люся. – Ну никакого покою с самого утра!!! Василиса!! Это что, уже ветеринары?

Это был Белкин. Терпеливый кавалер был настойчив, сначала долго звонил, потом стучался, а после и вовсе – долбил в двери ботинком.

После того как ему открыли, он с милой улыбкой поклонился Люсе и привычно кивнул Василисе:

– Василиса Микулишна, а вы в магазин, я правильно понял? – И он уставился на Васю, точно удав на кролика.

Василисе ничего не оставалось, как согласиться. К тому же ей и в самом деле мечталось пробежаться по магазинам, присмотреть пряжу на изумительную ажурную кофточку.

– Люсенька, так я в магазин… – как ни в чем не бывало проворковала она, поправляя прическу. – Денюжку дай.

– На… – зашипела Люся, всовывая в кулачок подруги несколько купюр. – Вась, ты Таракашина с собой забери, а? А то они мне такое тут устроят…

– Да ну зачем же я буду отбирать у тебя кавалеров? – дернула Василиса плечиком и поспешно выскочила за дверь – так она решила отомстить Люсе за ее предательское молчание! А то ее Белкин слишком многое себе позволяет!

После магазинов Василиса забежала к Ане.

– Ну и чего? Ты сегодня не пригласила своего Ясина на помолвку? – с интересом спросила она подругу.

– Да какое там… – горько отмахнулась та. – Он на меня даже не посмотрел. Вот представляешь, Одера своего за ушком почесал, Рейна по голове погладил, Дона по брюху пощекотал, а меня…

И она уныло швыркнула носом.

– Ну и чего ты расстроилась? – фыркнула Василиса. – Переживаешь, что тебя по брюху не пощекотал, да? Фи! Нам такие мужики не нужны, которые сразу ломаются! Нам знаешь, каких подавай – каменных, во!!

– Знаешь, Вася, а я не против, чтобы этот Ясин и сломался. На фига мне каменный-то? Он же не памятник… – не согласилась Аня, тяжко вздыхая.

И все же как время ни тянулось, а суббота наступила. С самого утра в доме у Люси и Василисы царил переполох – еще никогда они не отправлялись в гости с мужчинами. Да еще так, чтобы обе и сразу! Да еще так, чтобы все это было в преддверии… большого жизненного, семейного пути. Да! Именно так! Мужчины должны были зайти за дамами через два часа, а потому напряжение в доме нарастало. Василиса носилась по комнатам со старой гладильной доской и не знала, куда с ней пристроиться. Люся уже который час жужжала феном, укладывая на голове непослушные вихры, а Аня (она с самого утра толкалась здесь же), та носилась по кухне, с ее головы, точно желуди, падали бигуди, а Анечка готовила какую-то волшебную омолаживающую маску из старого засохшего сырка, последнего яйца и кетчупа «Татарский».

Конечно же, к тому времени, когда кавалеры заявились за своими дамами, оказалось, что кудри не завились, макияж еще даже не накладывался, платья безбожно помялись, хотя были совсем еще новенькие, а туфли… а туфель и вовсе не купили.

Василиса еще быстрее забегала по комнате вместе с доской, Люся принялась уже вовсе безжалостно драть волосы, а Анечка еще быстрее заработала венчиком – противный старый сырок никак не хотел взбиваться в однородную массу.

Потом оказалось, что надо все срочно бросать и Василисе принимать подарки, потому что никто не сообщил кавалерам, что сегодня они празднуют не день рождения, а что-то другое.

Белкин принес в дар «имениннице» здоровенную железную хлебницу с нарисованными колосками.

– Хм, свою, что ль, притащили? – не смог удержаться Игнатий Петрович. – Прямо неловко за вас, вы хоть бы крошки вытряхнули…

– А мне ловко! – с вызовом дернул кудрявым чубом Белкин. – Потому что… да! Я ее у себя взял, она у меня на холодильнике стояла. А потому что… потому что я Василисе самое дорогое! Самое ценное! Эту хлебницу мне еще маменька передавала, когда мы из барака выезжали. Она мне тогда сказала: «Да выкинь ты ее ко всем чертям, там уже вся краска облупилась!» Но я… я не выкинул!

– А чего так? – кисло поинтересовалась именинница.

– Так вам же подарил! – вытаращился на нее Белкин.

Игнатий Петрович смотрел на товарища чуть свысока – он сегодня принес своей избраннице томик стихов Тютчева.

– Дорогая моя! – начал кавалер и, к ужасу своему, вдруг сообразил, что от волнения забыл имя-отчество «дорогой». – Дорогая… моя! В этот чудесный день я решил поздравить тебя вовсе даже никакой не хлебницей, а… а дыханьем Музы! Ржаньем Пегаса! Вздохом поэта! Я подарил тебе этот маленький томик стихов…