Однажды, истосковавшись, договорились встретиться очень рано утром, до поездки по своим институтам. Была оттепель с изнуряющим, холодным дождем. Снег размок, хлюпал под ногами, ветер норовил забраться холодными ладонями под одежду. Мать Норы удивленно вскинула глаза: «Куда?!» Главное: «Зачем?! Делать тебе нечего…»

Артур усмехнулся, когда они вышли: «Не обращай внимания. Просто у твоей мамы никогда такого не было. Никто не ждал ее так сильно… Понимаешь? чтоб ходить под дождем…»

Раскрыли зонт. Стояли на дорожке под ним, смотрели друг другу в глаза, тая улыбку… Долго стояли. Нора не замечала холода. Она обхватила его пальцы своими, будто бы помогая держать рвущийся зонт. Мимо шли на работу люди. Никто на них не смотрел: уследить бы, что под ногами. Так и осталось то утро в памяти Норы – оледеневшие пальцы Артура, его смеющиеся и нежные глаза, зонт между ними и плачущим небом…

Она много раз ходила с Артуром в театр. Кино он не признавал, считал его грубым зрелищем. И неумным. Театр же будил его фантазию и красноречие. Потому что игра актеров создавала некую особую атмосферу, иную, будто бы настоящую жизнь… У этой атмосферы была своя, внутренняя логика и оправданность, свои законы бытия. Покидая уютные бархатные места, они обсуждали, обсуждали, обсуждали… На эскалаторе в метро, в холодной электричке, в пустом автобусе… Он всегда провожал ее до дома. Поздно все ж. Целовались в подъезде.

Однажды они смотрели спектакль «Антоний и Клеопатра», в котором роль Антония сильно отличалась от исторически принятого образа. Его играл Эммануил Виторган. Играл блестяще. Начало девяностых – многое из невозможного ранее становится реальностью. Костюм Клеопатры был изящен, но его особенностью были обнаженные маленькие груди актрисы, украшенные блестками и кармином. Костюм был необычайно органичен, ничуть не пошл и напоминал модерн.

В фойе театра Артур, пропустив Нору вперед, подхватил под руку и шепнул на ухо: «У тебя красивая попа!». Это прозвучало мило и немного смешно.

Когда ехали на эскалаторе, видимо, под впечатлением роли Клеопатры, Артур спросил ее: «Скажи, а женщины – коварные?!» Нора залилась смехом. Ну, как прикажите реагировать на такой детский вопрос? Хотелось сказать: «Я – коварная!» Нора себя сдержала. Не только потому, что это было не так. Она – искренняя и простосердечная. Вдруг поверит, что коварная? Уж больно Артур был серьезен. Ее же так и разбирал смех от его вида.

Спектакль, записанный на пленку, увидели родители Артура по телевизору. И пришли в ужас. От костюма актрисы.

Нора и Артур были, так сказать, одного круга. Семьи потомственных интеллигентов. Ее – инженеров, экономистов, преподавателей, учителей, его – военных врачей. Собственно, отец Артура, Владлен Аристархович, был сосудистым хирургом. Мать, Галина Яковлевна, – специалистом по ультразвуковой диагностике. Владлен Аристархович был невысок, некрасив, но сердечен и обаятелен – необычайно.

Как-то раз она была звана в гости домой к Артуру на его день рождения. Нора не ожидала, что это будут еще и смотрины. Хотя, зачем? Сколько раз они уже виделись семьями! Замечательно встретил ее Владлен Аристархович. Просто и ласково. У нее словно гора с плеч свалилась.

Он всегда считал свою жену красавицей. Разумеется, она ею не была. С первого шага Нора поняла, что Галина Яковлевна – человек сложный. Она вызывала у девушки внутреннюю дрожь и невольное отторжение. В чем было дело? Нора чувствовала себя в ее присутствии неловко: будто голая. И ее, голую, внимательно рассматривают. Как овощ. Свежий ли он? Можно ли класть его в борщ? Голос у Галины Яковлевны был тихий, приторный. Слова произносила, слегка их растягивая, что придавало им какую-то ненужную важность. В небесных глазах – неподвижность, будто налито голубое масло. И что-то неуловимо неприятное в линии носа и губ… При всей своей бьющей в глаза некрасивости Владлен Аристархович очень выигрывал перед ней. Что за ослепление им владело? Загадка. Они выглядели очень счастливой парой. Но почему-то щемило сердце от смутной обиды за него…

Галина Яковлевна была предельно вежлива, но задавала Норе смущающие ее вопросы. Например: с какого ряда партера они с Артуром смотрели «Антония и Клеопатру»? «Со второго, из партера» – честно ответила Нора. Или, окинув девушку взором: «Артур у нас неопытный мальчик, не знаю, сумеет ли выбрать правильную судьбу для себя… Сейчас столько ловких девиц… Он еще так молод… Интересно, когда он сделает меня бабушкой…» Будто специально ставя Нору в неловкое положение. Но с таким невинным видом, что заподозрить ее в чем-либо, помимо простоты душевной, было невозможно. Церемонность была ужасная. Нора страдала. Чувствовала себя, как глупая простушка. А ведь она, в общем, умела себя вести за столом. Знала правила этикета. Будь она грубее, колкие намеки Галины Яковлевны не задевали бы ее. Будь столь же закрыта и церемонна – могла бы отгородиться от них. Нора же была открыта и сердечна. И напряжена этим визитом, чтобы почувствовать юмор ситуации. К счастью, Владлен Аристархович был рядом и выручал ее. Предложил ей кофе.

«Вот это – для почетных гостей» – сказал Владлен Аристархович, показывая импортную баночку. И простую, советскую: «А вот это – для особо почетных».

Нора отхлебнула глоток. Она никогда не пила кофе. А потому он ей не нравился. Хоть для почетных, хоть для не очень… К нему нужна привычка. Отломила ложечкой кусочек торта.

Если смотреть поверхностно, вскользь, Галина Яковлевна – душка. Голос ласковый, тихая женственность. Но почему ей так неуютно? И сделать ничего не может с собой. Будто когти в горле. Горький кофе и паточная сладость торта.

Семья врачей. Артур со смехом говорил ей, чего в их доме всегда навалом: конфет, тортов, кофе и выпивки. «А тут еще ты торт принесла!» В баре – каких только бутылок нет. Со всего мира. Ликеры, вина, коньяки, виски…

Как же Нора была рада, наконец, уйти! Галина Яковлевна усиленно звала ее снова приходить к ним. «У Артура своя комната. Мы вам не помешаем». Еще чего! Ух! Нора с облегчением выдохнула, когда дверь за ней закрылась. Поскакала по ступенькам вниз, решив обойтись без лифта. Артур – неловко – за ней. Он был не слишком спортивен. Вряд ли он понимал, что она сейчас чувствует. Вида она не подавала: играла и кокетничала с ним, как обычно. Прыгали по ступенькам. Нора позволила себя поймать в объятия. Она думала: никогда, никогда не придет сюда в гости запросто, на чай. Одно счастье: провожая, Артур вознаградил ее поцелуями. И, хотя он очень был похож на мать холодом голубых глаз, нежность искупала все.

«Пойдем, пойдем» – торопила она его. Ей даже в подъезде его было неловко… Вдруг его родительница смотрит сейчас в окно…

Нора очень любила своего отца, Артура. «Очень» – все же не та степень. Она любила его безмерно. Все ее детство он был рядом. Все, что она знала о мире, это были его знания, мысли, слова… Невольно она копировала его во всем: манере поведения, неумении общаться с чужими людьми попросту, застенчивости, даже внешности. Черты его были несколько блеклыми. Невыразительные глаза, бледная кожа, светло-русые волосы. Мама всегда смеялась: «Тебе бы в разведке работать. На другой день ни за что не вспомнишь лица!».

Нора не ощущала себя красавицей. Одевалась скромно, как и положено студентке на шее у родителей. Почти не наносила макияж. Негустые мягкие темно-русые волосы пепельного оттенка струились по плечам. Фигура была очень стройной, но не тощей, как было модно.

Счастье в ее детском представлении – это идти рядом с отцом – куда угодно – хоть в магазин, хоть на край света – и слушать, слушать, слушать… Потому что такой массы интересных вещей не знал никто в мире – в этом Нора была уверена на все сто. Разве могли сравниться с ее отцом учителя? Ни один человек, которого она встречала с рождения, не был столь интересен, разнообразен в знаниях и суждениях, и столь непредсказуем. Какую бы тему он не затрагивал, Нора всегда узнавала доселе неведомое. Каждая прогулка с отцом превращалась в приключение. Будь то прошлое, настоящее или будущее, предсказанное сказочниками-фантастами…