Барков отложил в сторону карандаш, который вот уже несколько минут он нервно и старательно крутил между пальцев, откашлялся и покосился на скромно сидящего в дальнем углу кабинета мужчину с густой шевелюрой и такими же роскошными седыми усами. Мужчина был в штатском, но по его осанке, посадке головы и манере держаться несложно было угадать в нем человека военного. Стреженков и Губицкий не могли не заметить присутствия постороннего в генеральском кабинете, вопросов задавать не стали. Ни одному из них это просто не пришло в голову. Надо – значит, надо. Баркову виднее.

– Анатолий Сергеевич, это полковник Стреженков и майор Губицкий, о которых я вам уже рассказывал, – Барков представил своих подчиненных седовласому незнакомцу, большая часть лица которого находилась в тени. – Они как раз и занимаются тем делом, которое… – генерал не закончил фразу, посмотрел на оперативников и сухо добавил, представляя им визитера: – А это генерал ВВС Анатолий Сергеевич Глушко.

Сотрудники ФСБ коротко переглянулись, и Стреженков кивнул. Какие-либо еще пояснения в данном случае были просто излишни. Обоим оперативникам и так стало понятным, что означает эта встреча. Дело, которое у них находилось в разработке, было связано с недавним крушением пассажирского лайнера. И если к ним пожаловал генерал ВВС, то это так или иначе связано с произошедшей катастрофой.

Барков помолчал, словно желая закрепить произведенный его последними словами эффект, и продолжил:

– Вам известно, что пассажирский лайнер разбился не просто так. Конечно, тут был и недосмотр со стороны диспетчеров аэропорта. Не помню, как их фамилии… Но основная причина катастрофы – столкновение лайнера с военным самолетом, случайно оказавшимся…

– Позвольте мне самому объяснить, – подал голос Глушко.

Он пригладил рукой волосы, поднялся со стула, на котором сидел, и приблизился к расположившимся в креслах оперативникам. Остановился у них за спинами и уперся руками в подголовники кресел. Ни Стреженков, ни Губицкий теперь не могли его видеть, а поворачиваться к генералу ВВС лицом было как-то не с руки. Барков негромко хмыкнул, по достоинству оценив этот нехитрый психологический прием.

– Наш самолет, который столкнулся с пассажирским, – Глушко говорил негромко и проникновенно. Его голос словно обволакивал. – Он… Как бы это сказать?.. Не совсем обычный, что ли. Экспериментальная модель, разработанная в рамках программы национальной безопасности, утвержденной Президентом Российской Федерации. Им управлял всего один пилот, и, честно говоря, мы были готовы к неудаче. Первый блин комом, как говорится. К тому же роковую роль в случившемся сыграла непогода. Мы потеряли контакт с пилотом, когда он сбился с курса, и в итоге… Черт возьми, вы и так знаете, что произошло в итоге! Жертвы… Много человеческих жертв.

– Да, мы об этом знаем, – сдержанно откликнулся Стреженков, все так же не поворачивая головы.

– И оставлять этот вопиющий факт без внимания мы, конечно же, не имеем права, – как ни в чем не бывало, с прежними интонациями продолжил Глушко. – Однако… – он выдержал демонстративную паузу, – разработки экспериментальной модели самолета, о которой я вам говорил, были сверхсекретными…

Глушко вышел из-за спин оперативников и, оказавшись к ним лицом, протянул им обоим неизвестно откуда взявшиеся листы бумаги.

– Ознакомьтесь, – сухо предложил он.

Губицкий первым взял в руки документ. Его примеру, немного поколебавшись, последовал и Стреженков. Барков при этом, как отметили оба оперативника, демонстративно смотрел на стоящую прямо перед ним фотографию в золоченой рамке, где, как было известно каждому сотруднику ведомства, было изображение его дражайшей супруги. Генерал словно отгородился невидимой стеной от всего, что происходило в его личном кабинете.

Пока Стреженков и Губицкий читали, Глушко стоял, заложив руки за спину, и легонько покачивался на носках туфель.

– И что? – Стреженков нахмурился.

Из прочитанного ему и так в принципе уже все стало предельно ясно, но хотелось, чтобы предложение Глушко было все-таки озвучено вслух. Как можно небрежнее полковник передал военному документ обратно и скрестил руки на груди. Губицкий задумчиво потер пальцами переносицу. В области желудка появилось какое-то неприятное урчание. Такие симптомы частенько появлялись у него на нервной почве.

– Никакого военного самолета в деле не должно фигурировать, – Глушко изобразил на лице скупую улыбку.

– Не получится, – Стреженков покачал головой.

Его слова заставили собеседника удивленно вскинуть брови, а Барков при этом оторвался от созерцания фотографии и поднял глаза. Губицкий покосился на напарника. Журчание в желудке усилилось.

– То есть как это не получится? – у военного генерала задергалось веко.

– Ты что такое говоришь, Алексей? – подал голос Барков.

– Присутствие военного самолета уже озвучено, – неохотно пояснил Стреженков, отступая и от этого чувствуя неприязнь в первую очередь по отношению к самому себе. – Эта тема муссировалась в прессе. Мы не можем сейчас просто взять и сделать вид, что никакого военного самолета и в помине не было. Общественность разорвет нас. Вы хотите грандиозного скандала?

– Нет, скандал нам не нужен, – Глушко оценил жалкие потуги полковника, но тон его уже не был столь доброжелательным, как в самом начале беседы. – Но к любой проблеме можно подойти грамотно. Я не сказал, что мы должны совсем забыть про самолет. Нужно только закрыть начатое расследование и представить дело так, что вины военных в случившемся не было. Все самолеты, как пассажирский, так и наш, военный, шли заданным курсом. И никакого столкновения не было бы, если… Если бы не вина двух дежуривших в ту ночь в аэропорту диспетчеров. Как там их фамилии?..

– Кулемин и Лерайский, – автоматически подсказал Барков, не преминув щегольнуть перед военным генералом своей феноменальной памятью.

– Вот на них все и спишем, – подытожил Глушко. – И заметьте, я даже не выступаю за то, чтоб отдать этих ребят под суд. Хотя, по сути дела, они действительно были виноваты. Насколько мне известно, один из них был в нетрезвом состоянии, а второй занимался неизвестно чем на рабочем месте. То ли пасьянс раскладывал, то ли кроссворд разгадывал, то ли еще что… Достаточно будет их просто уволить, ну и, естественно, слегка припугнуть судом, чтобы не распускали язык. А пресса… Пресса замолчит. Этот вопрос возьмут на себя совсем другие люди. Но сначала вы должны закрыть дело.

Глушко замолчал и выжидательно уставился на сидящих в креслах оперативников, переводя взгляд с одного лица на другое. Стреженков встал.

– Нам тоже рекомендуется держать язык за зубами? – он постарался придать своему голосу вызывающие интонации, но получилось у него это не очень естественно.

Глушко не успел ответить. Вместо него в дискуссию вновь вмешался Барков.

– Это необходимо, Алексей. Пойми, – веско сказал генерал.

Спорить не имело смысла. Зная Баркова не первый день, Стреженков прекрасно понимал, что все уже решено и тема закрыта. Их с Губицким просто ставили перед фактом. Но ставили вежливо… Как говорится, и на том спасибо.

– Хорошо, – полковник кивнул. – Дело будет закрыто. Сегодня же.

Все, что он мог сделать, молча протестуя против подобного положения вещей, так это, не прощаясь, развернуться и покинуть генеральский кабинет. Что Стреженков и сделал. В таком же гробовом молчании за ним последовал и Губицкий. Барков тяжело вздохнул. Лицо Глушко вновь приняло бесстрастное выражение. Он остался доволен исходом переговоров. Впрочем, на другой исход генерал ВВС и не рассчитывал.

Весь день Елизаров не мог заставить себя выйти из дома. Все, на что он оказался способен, так это метаться по квартире из угла в угол и в буквальном смысле рвать на голове волосы. К обеду подскочило кровяное давление, но Владислав ограничился лишь приемом одной таблетки.

Марина плакала, лежа на диване и уткнувшись лицом в подушку. Елизаров не разговаривал с женой. Да и о чем тут можно говорить?..