И вот это вывернуло меня на изнанку, заставило меня бросить её чемодан в багажник и подвезти её к дому. Я не думал. Я реагировал. Потому что после того, как я вытолкал её из шалаша, моё сердце как будто раскалывалось в груди.
Я смотрел на её профиль, пока она оглядывалась на дом. Её медовые волосы спадали на плечи, растрёпанные ветром и слегка покачивающиеся, будто ветерок не мог сдержаться и пропускал свои прохладные пальцы сквозь эти золотые завитки. И я знал, что что-то изменилось. Что-то не так. Её большие сине-зелёные глаза не искрили, а под ними пролегли тёмные мешки. Её обычно сияющая кожа была бледной, на щеках не было здорового розового румянца. Две глубокие ямочки, появлявшиеся при каждой её улыбке, вообще не были видны.
Она страдала. И я не хотел, чтобы она страдала. Я не хочу, чтобы она вообще испытывала боль.
Так что мне делать? Я не могу вышвырнуть её, если ей надо где-то остановиться. Но если я не отправлю её восвояси, то точно не напишу ни одной картины. Чёрт, да кого я обманываю? Даже если она уедет завтра первым делом с утра, стычка с ней сегодня пошлёт меня в крутое пике. Мне надо посмотреть в лицо фактам:
Я сейчас не в том состоянии, чтобы писать.
Если я не могу писать, я не могу продавать картины.
И поскольку я не могу продавать картины, я не могу зарабатывать деньги.
Без денег шалашу конец. Мои родители узнают. Они абсолютно точно запретят вкладывать необходимые финансы для приведения этого места в порядок, а значит, останется одно: продажа. И тогда это место будет потеряно для нас.
Если только я не стисну зубы и не приму предложение Беннета, позволю ему и Паркеру найти кого-нибудь, кто вступит в гражданский брак чисто ради денег, безо всяких других ожиданий, исключительно деловой брак. Это маловероятно, но это единственное решение.
Чтобы не успеть отговорить себя, я достаю телефон и набираю Беннета. Он отвечает с третьего гудка.
— Ты в порядке? — спрашивает он.
Справедливый вопрос. Я никогда не звоню.
— Когда ты сказал, что поможешь мне найти кого-нибудь, чтобы я получил наследство, ты говорил серьёзно?
Пауза.
— Конечно, Акс.
Я медленно вдыхаю, и облегчение расходится по моим лёгким.
— Я собираюсь принять твоё предложение.
— Думаю, ты принимаешь верное решение, — говорит он. — Это дохрена денег из-за сантехнической катастрофы.
Выйдя через раздвижные двери на заднюю террасу, я смотрю через поле в сторону коттеджа, где я оставил Руни.
— Ага. Я ни за что сейчас не выдавлю из себя картину.
— Он наконец-то образумился! — кричит Паркер.
Я хмурюсь.
— На громкой связи. Очаровательно.
— Привет, дядя Акс! — оглушительно ревёт Скайлер.
Я отдёргиваю телефон от уха.
— Привет, Скайлер.
— Я ем твоё любимое блюдо, — говорит она с громким чавканьем. — Морковка с виноградным желе.
— Гадость.
— Эй! Дайте дяде Аксу ещё одну чёрточку в его табличке. Он портит мою нямку!
Паркер смеётся на фоне.
— Скай, отдай телефон БиБи, пожалуйста.
— Эй, — говорит Беннет, и фоном раздаются шаги и звук закрывающейся двери. — Извини за это. Мы ужинали, но я ответил, потому что когда ты звонил мне в последний раз, ты попал в больницу, так что это создало прецедент.
Я тру лицо и стону.
— Я не знаю, зачем я позвонил. Надо было написать.
Мгновение спустя Беннет спрашивает:
— Акс, ты в порядке?
Мои глаза останавливаются на том участке леса, где располагается коттедж. Моё сердце гулко стучит.
— Я буду в порядке.
— Ладно. Я рядом, помнишь? Мы все трое с тобой.
— Я знаю.
— Вот и хорошо, — произносит он. — Ну, завтра поговорим.
— Ага, — я вешаю трубку и убираю телефон в карман. Прогулявшись и напомнив себе, почему я собираюсь жениться на незнакомом человеке ради денег (и это работает — это место так обманчиво хорошо скрывает свои проблемы, что я поражаюсь, как тут всё ещё не обрушилось), я запираю шалаш.
Стоя на крыльце спиной к поляне, я задерживаю дыхание, не зная, вид какой машины напугает меня сильнее, когда я повернусь: джип или арендованное авто Руни.
Если арендованная машина исчезла, и на её месте мой джип, то она отказалась от моего предложения и уехала. И тогда моя жизнь вернётся в норму… ну, за минусом вступления в брак ради денег — и я могу сосредоточиться на задачах, стоящих передо мной. Но если арендованная машина здесь, значит, она осталась. И тогда…
Весь воздух вырывается из моих лёгких. Её арендованный седан сверкает в лучах садящегося солнца.
Она осталась.
Она осталась.
Моё сердце ударяется о рёбра. Грудь сжимается. Я делаю глубокий вдох, сосредотачиваясь на логистике. По чистой случайности я сегодня утром поменял постельное белье, так что это хорошо. Я изощрённо опрятен, так что дом выглядит безупречно. Когда я пустил её в дом, чтобы воспользоваться туалетом, я закинул немного одежды в сумку, чтобы хватило на ночь, поскольку у меня не будет доступа к моим вещам.
Но я практически уверен, что холодильник пустой. Надо съездить за едой.
Схватив велосипед из сарая, я дважды проверяю, что сумки надёжно закреплены, и пускаюсь в путь. Я еду быстро, стараясь убежать от нервирующего гула под кожей, когда я думаю о Руни в моём доме.
В моей кровати.
В моём душе.
Я отвешиваю себе мысленную пощёчину за то, что направляюсь по такой опасной дорожке. Затем ещё сильнее кручу педали.
Вскоре я паркую велик у магазинчика «Шепард», приготовившись к неизбежному. Взяв сумки с велика, я толкаю дверь. Колокольчик звенит и…
— Сердцеед!
Я хмуро смотрю на владелицу магазина, Сару Шепард. Серебристые волосы длиной до бедра, очки в проволочной оправе и лукавая улыбка. Она знает меня всю мою жизнь и буквально живёт для того, чтобы меня подначивать.
Пусть «Шепард» — это единственный магазин, куда можно доехать на велосипеде, обычно я даже при наличии джипа покупаю продукты здесь, в маленьком кафе и продуктовом магазине, продающем местную продукцию. Я мог бы поехать дальше, до ближайшего сетевого магазина и избежать этих наездов, но моя мать от меня отречётся. Сара взяла маму под своё крылышко, когда она и папа только купили шалаш, и они до сих пор дружат невероятно крепко. В меня вбили, что продукты покупать надо только в «Шепарде», даже если Сара доводит меня до белого каления.
Я поднимаю руку в жесте приветствия, беру корзинку и иду за продуктами.
Сара улыбается и больше ничего не говорит, возясь с цветами в вазе возле кассы. Но я даже не рассчитываю выбраться отсюда невредимым. Тишина Сары — это затишье перед бурей.
Сосредоточившись на покупке того, что поместится в сумки и что можно увезти на велике, я собираю ингредиенты для быстрого ужина на костре. Я не буду готовить на той крохотной кухоньке, пока Руни поблизости, а моя кровать стоит буквально в шести метрах от нас. Ни за что, чёрт возьми. Устрою ей ужин под открытым небом — вашингтонское приветствие на чугунной сковородке.
По дороге к кассе я останавливаюсь у отдела, в который никогда не заглядывал. Я не знаю, что именно купить. Я лишь знаю, что всякий раз, когда я видел Руни, она ахала над сладостями, приготовленными моей матерью. Это, конечно, не домашние шведские десерты, но я беру самый большой пакет маршмеллоу, плитку шоколада и крекеры. Это кажется безопасным вариантом.
Сара пробивает покупки и выгибает бровь.
— Итак, — говорит она. — Кого ты прячешь в том маленьком домике?
Я в шоке моргаю.
— Что?
— Дорогой, это не первый мой день в роли местной сплетницы, и я знаю тебя с тех пор, как ты хмурился в подгузниках. Ты ненавидишь сладкую еду. Самое сладкое, что ты ешь — это яблоко. Тогда как этим вечером ты купил все ингредиенты для смора. А значит, мой милый и угрюмый тридцати-с-чем-то-летний, у тебя есть гость, — она хлопает ресницами. — Тебя ждёт кто-то особенный? Согревает ту уютную хижину в лесу?
— Гостья, — отрешённо говорю я Саре, выуживая бумажник из джинсов. — Она лучшая подруга Уиллы.
