© Н.Н. Сотников, сославление, послесловие, комментарии, 2017

© Е.Ю. Шайна, 2017

© Н.Ю. Дурова, предисловие, 2017

© М.Н. Сотникова, 2017

© М.С. Кузнецова, 2017

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2017

Мне давно было известно о подготовке этого уникального сборника: замыслом и планами, а впоследствии и ходом дел со мной постоянно делился друг нашей семьи, сын моего наставника в литературе Сотникова Николая Афанасьевича, Сотников Николай Николаевич, который с детских лет и не без влияния своего отца полюбил цирк, цирковое искусство, мир и неповторимую атмосферу, царящую в цирке. Правда, – исключительно как зритель, в то время как я с незапамятных лет жила прямо в са́мом эпицентре цирковой жизни, и даже моим самым первым прочитанным по буквам словом было, конечно же, слово Ц И Р К!

Такая книга давно была нужна, но всё как-то не возникало сопутствующих её рождению обстоятельств. И вот однажды я получила письмо, в котором Николай Николаевич поделился со мной не только замыслом, но и конкретным планом издания обширного сборника. Не стану утомлять читателей подробностями сугубо профессионально-литературного рода, скажу лишь, что в конце концов сборник обрёл конкретные очертания. Во-первых, было решено отбирать только произведения русской литературы, которая породнилась с цирковым искусством со второй половины XIX века. Во-вторых, мы оба независимо друг от друга пришли к выводу, что в жанровом отношении это будут короткие повести, прежде всего рассказы и как исключение очерки, написанные мастерски и увлекательные в познавательном отношении. В-третьих, я выразила пожелание, чтобы страницы истории литературы отражали не только страницы истории цирка, но обязательно одновременно – и историю России.

Да, в центре внимания авторов сборника – арена, закулисная жизнь, репетиции, чаще всего весьма скудный быт цирковых артистов, но ведь цирк, что стационарный, что шапито стоя́т-то не в пустынях, а в городах и крупных сёлах, откуда и проходят в зрительные залы наши зрители, современники того или иного периода в истории нашей страны.

Представленные в сборнике произведения позволяют с достаточной полнотой судить об исторических периодах и даже десятилетиях. Правда, такое сквозное прочтение страниц истории цирка в максимальной мере присутствует только в повествовании Николая Афанасьевича Сотникова «Из поколения в поколение» (Живые страницы истории династии Дуровых\), но и остальные произведения, меньших объёмов, вносят дополнительные штрихи, краски к историческим панорамам.

Сейчас вы встретитесь с разными по степени известности для вас произведениями. Вы ещё раз, как в детские годы, станете горевать над судьбой гуттаперчивого мальчика, сожалеть о том, что чудесная по талантам цирковым собака Каштанка не осталась у клоуна, а вернулась к убогому хозяину, порадуетесь, что удалось вернуть славного белого пуделя Артошку его верным друзьям… Убеждена, что остальные произведения для вас будут чаще всего открытиями. Может быть, вы, читая когда-то однотомники или даже собрания сочинений наших прозаиков, и обращали внимание на цирковую тематику некоторых произведений, но теперь они предстанут перед вами в новом свете и в сравнении друг с другом, что тоже по-своему плодотворно и неожиданно.

Составителю, несомненно, приходилось учитывать и многие другие обстоятельства, прежде чем принимать окончательное решение о включении в состав сборника того или иного произведения, но ведь книга, которую вы сейчас начнёте читать, не является даже по исходным замыслам полным собранием произведений о цирке, на такую полноту и не претендуя. Я как прозаик предупреждала составителя, который творчески больше пленяется поэзией, чтобы он строже подходил к текстам, не увлекался слишком ни широтой географии, ни представительностью цирковых жанров. В конце концов, пусть о каких-то жанрах ничего не найдётся: художественный сборник – это ведь не цирковая энциклопедия, не цирковой журнал!

Мы оба посетовали на то, что библиографы зачастую поверхностно отнеслись к тем или иным произведениям: в одном случае место действия – цирк, но это лишь короткий эпизод, в другом случае писатель говорит о народном гулянии, где наряду со многими балаганными артистами встречались и фокусники, и акробаты, и доморощенные дрессировщики, но о них упоминалось лишь бегло, между прочим, а нам надо было, чтобы, говоря языком музы кинематографа, цирковое искусство, цирковая жизнь были показаны крупным планом с максимальной чёткостью.

О театре и кино составитель решил в своём предисловии лишь упомянуть, а вот небольшую подборку стихотворений в книгу включил. Думается, что такая подборка оправдана и вызовет интерес, особенно у тех, кто знает и любит поэзию, кто читал представленных в книге «Цирк зажигает огни» авторов, но НАРЯДУ с другими их стихами, не отмечая особенно стихи о цирке.

Не забыта и сатира. Сатирические ноты и нотки есть и у прозаиков, так сказать, серьёзных, но, например, Юрий Благов, с которыми дружили и мой отец Юрий Владимирович Дуров, и я, – редчайший образец не только циркового писателя, но и сатирика преимущественно и в прозе, и в стихах.

Я с удовольствием согласилась написать это короткое предисловие. Пользуясь случаем, обращаюсь к читателям: «Пусть эта книга станет в ряд книг для семейного чтения! Читайте её и перед походом всей семьёй в цирк, и после цирковых представлений! Читайте, думайте, сравнивайте… Как знать, а может, кому-то из юных читателей этот сборник откроет дорогу на манеж?!»

Наталья Дурова,

Народная артистка СССР,

Народная артистка РСФСР, лауреат Государственной премии СССР, член Союза писателей

Гуттаперчивый мальчик[1]

Повесть

Воспитанник акробата Беккера назывался «гуттаперчивым мальчиком» только в афишках; настоящее имя его было Петя; всего вернее, впрочем, было бы назвать его несчастным мальчиком.

История его очень коротка, да и где ж ей быть длинной и сложной, когда ему минул всего восьмой год!

Лишившись матери на пятом году, он хорошо, однако ж, её помнил. Как теперь видел он перед собою тощую женщину со светлыми, жиденькими и всегда растрёпанными волосами, которая то ласкала его, наполняя ему рот всем, что подвёртывалось под руку: луком, куском пирога, селёдкой, хлебом, – то вдруг ни с того ни с сего накидывалась, начинала кричать и в то же время принималась шлёпать его чем ни попало и куда ни попало. Петя тем не менее часто вспоминал мать.

В числе воспоминаний Пети остался также день похорон матери…

Было суровое январское утро; с низкого пасмурного неба сыпался мелкий сухой снег, подгоняемый порывами ветра, он колол лицо, как иголками, и волнами убегал по мёрзлой дороге. Петя, следуя за гробом между бабушкой и прачкой Варварой, чувствовал, как нестерпимо щемят пальцы на руках и ногах; ему, между прочим, и без того было трудно поспевать за спутницами. Одежда на нём случайно была подобрана: случайны были сапоги, в которых ноги его болтались свободно, как в лодках; случайным был кафтанишко, которого нельзя было бы надеть, если б не подняли ему фалды[2] и не приткнули их за пояс; случайной была шапка, выпрошенная у дворника; она поминутно сползала на глаза и мешала Пете видеть дорогу.