Много кратно раз, наученный неожиданными поворотами гражданской войны в Таджикистане, особенно боевыми действиями в нашем микрорайоне, не пошёл в этот день на работу и не пустил из дома никого из своей семьи. Просто закрыл входную дверь квартиры на ключ и отобрал у семьи, имеющиеся в наличие ключи.

Людмила тут же закатила историку. Стала говорить, что из-за неё на работе может сорваться зарплата в милиции. Виктория тоже вспомнила, что у них из-за боев в нашем микрорайоне в прошлом году было пропущено много уроков.

Теперь они всей школой навёрстывают пропущенные занятия. Лишь у наших мальчишек не нашлось никакого повода, чтобы выбраться из дома.

Видимо они заранее запаслись куревом "нос". Теперь пацаны ждали момента, когда отец будет спать или заниматься делом, чтобы им можно было покурить "нос".

– Моя семья мне дороже всего! – заорал, на дочь и на жену. – Мне наплевать на все ваши мероприятии. Можете в понедельник подать на меня в суд. Но сегодня вы все будите сидеть дома в квартире, закрытой под ключ.

Постепенно дочь и жена успокоились. Каждая занялась своим домашним делом. У меня в квартире тоже были свои дела.

Надо было закончить утеплять потолок и стены на застеклённой лоджии, которая в зимнее время года была барьером против холода. Но зато летом жара напрямую не могла проникнуть в нашу квартиру.

У нас в новой квартире пока не было никаких специальных отопительных и охладительных приборов. Поэтому застеклённая огромная лоджия, на всю длину большой квартиры, спасала нас зимой от холода, а летом от жары.

С другой стороны, нашу квартиру от холода и жары прикрывали два боковых корпуса нашего "П" образного здания.

В дополнении ко всему со двора свисал огромный карниз двойной крыши, которая прикрывала нашу квартиру от прямого попадания дождя и солнечных лучей, нещадно палящих всё лето.

Не прошло и пару часов, после истерик жены и дочери, как на окраинах нашего микрорайона начались боевые сражения между вооружёнными подразделениями нового правительства и новой оппозиции.

Постепенно бои усиливались. В то время, когда дети первой школьной смены и студенты вузов должны били возвращаться домой, в нашем микрорайоне простреливался каждый угол и все перекрёстки.

Пройти к нашим домам стало практически невозможно. Весь микрорайон был охвачен ожесточённой перестрелкой. Загнал всю свою семья в конспиративное место квартиры, а сам под предлогом охраны квартиры остался в зале. Вовремя этих уличных боев артиллерия не применялась.

Поэтому ничто не угрожало нашей квартире сверху. Но моя любопытная семья, такая, же, как, постоянно выглядывала в окна, чтобы наблюдать за боевыми действиями, которые для моей семьи проходили как американские боевики по телевизору. Конечно, опасался, что какой-нибудь снайпер подстрелит кого-нибудь из моей семьи. Чего никак не хотелось. Когда загнал семью в конспиративное укрытие в своей квартире, то сам пошёл на стеклянную лоджию. Оттуда с любой безопасной точки хорошо просматривалась широкая улица, на которой проходили основные боевые действия.

Оттуда же с застеклённой лоджии хорошо просматривалась наша улица. Из-за своей безопасности не выходил свободно к застеклённым окнам, так как мог быть подстрелен снайперами, которые буквально облепили крыши домов нашего микрорайона и соревновались между собой, кто кого скорее подстрелит.

Кода у снайперов кончались конкуренты, то они стреляли во всех, кто попадал им в прицел. Можно было подумать, что они зарабатывали себе за убийство деньги или сдавали нормы ГТО.

Во второй половине дня, когда люди, ушедшие из своих домов утром, должны были вернуться обратно.

На улицах нашего микрорайона, только в поле моего зрения, было больше десятка раненых и убитых. В основном это были дети, родители которых, пытаясь спасти своих детей, тоже попадали под обстрел с обеих сторон.

К вечеру весь наш микрорайон был похож на место побоища времён войны с немецким фашизмом.

Люди гибли на виду у тех, кто смотрел в окна со стороны. Но никто не мог помочь раненым и вынести из поля боев убитых.

Все видимое из окна пятого этажа пространство, хорошо простреливалось с четырёх сторон.

Никто не мог проскочить не замеченным. Даже дети, в которых никто не собирался специально стрелять, всё равно попадали под перекрёстный огонь.

Дети были поражены на смерть или были ранены. Весь наш микрорайон сотрясался от пулемётной и автоматной трескотни.

Но все звуки войны, заглушал, плачь раненых детей и взрослых, а также тех, кто видел это ужасное зрелище из окон собственных домов. Не знаю, откуда, вдруг, появилась группа женщин, одетых в белые одежды до самих пят.

У каждой женщины был в руках мёртвый ребёнок. Когда женщины выходили на самую середину ожесточённого боя, перестрелка ещё продолжалась.

Некоторые женщины упали и больше ни поднялись с места. Раненых женщин подхватили за руки другие женщины и вместе с ранеными вышли на середину широкой улицы, которая простреливалась со всех сторон.

Стрельба прекратилась в одно мгновение. В самом центре побоища стояли женщины в белом с распущенными волосами. Издали, в сумерках вечера, женщины были похожи на белые приведения.

Но больше всего женщины в белом были погожи на скорбящих матерей, к которым уже никогда не вернуться дети.

Эти женщины в белом были также похожи на погибших невест, которым уже никогда не придётся рожать детей. Женщины в белом были олицетворением жизни и смерть на белой заснеженной земле залитой красной кровью.

В один миг, охватил шок, окружающий мир природы и всё пространство вокруг женщин в белых платьях на красном снегу. Всё, вдруг, погрузилось в мёртвую тишину, только было слышно, как где-то плачет раненый ребёнок и завет на помощь свою маму, которая, возможно, бежала на помощь к своему ребёнку и была убита шальной пулей, которой всё равно кого убивать.

Теперь никогда мама не сможет прийти на помощь к своему ребёнку и помочь ему. Вдруг, откуда-то из-за угла выбежал подросток и бросил на снег цветы к босым ногам женщин, одетых во всё белое.

Прошло совсем немного времени и примеру этого подростка последовали мужчины. Со всех сторон, мужчины без оружия стали выходить к женщинам в белом и бросать букеты цветов к их ногам.

У кого не было букетов цветов, те стали ставить у ног женщин в белом свои домашние живые цветы. В это же время к женщинам в белом стали выходить другие женщины, одетые в нижнее белье и на босую ногу.

У большинства женщин были на руках живые, мёртвые и раненые дети. Вскоре на широкой открытой улице вокруг женщин в белом собралось много женщин, пришедших со своими детьми на руках.

Вокруг собравшихся женщин на красном от крови снегу ковёр живых цветов, которые вяли на морозе также как дети, которые завяли навсегда на поле этого ужасного боя против мирных людей.

Так женщины в белом простояли среди цветов на красном снегу минут двадцать. Когда некоторые женщины стали падать в обморок от горя и холода, а другие женщины, возможно, упали замертво от разрыва сердца за погибших детей или от ранения, то в это время со стороны центра города стали подъезжать машины скорой помощи. Женщин и детей, живых и мертвы, а также раненых, стали увозить в больницы на машинах скорой помощи.

Когда наступила ночь, то кроме букетов завядших цветов и больших пятен красной крови на белом снегу больше ничего и никого не было на месте кровавого побоища мирных людей, которые имели право на жизнь, но им ни дали это право.

Ни за что убили женщин и детей. Был в таком сильном шоке от увиденного, что постарался быстрее скрыться от своей семьи, которые только что стали выбираться из своего укрытия в конспиративном месте нашей квартиры. У меня горло всё свело от напряжения.

Едва сдерживал себя, чтобы не разрыдаться. Когда лёг спать в свою кровать, то меня всего стало лихорадить и трясти как от страшного заболевания.

Но понимал, что этим заболеванием можно назвать нервный шок от увиденного зрелища из окна пятого этажа нашего дома. Это было не страшное кино, а ужасная быль. Всю ночь не мог уснуть.