Влад с тоской подумал о том, что ему скоро снова ехать на службу в далёкий и чужой гарнизон, а его семья останется здесь без него. С детьми будет бабушка, а с Мариной… Почему ему раньше не приходили эти мысли в голову? Может быть, у неё кто-то есть и она решила, что может обойтись без него?

Странно, с чего он решил? Всё налаживается – квартира, машина, дорогие вещи, у них двое детей – с чего бы ему думать о том, что его жена решила освободить себя от всего этого? Женщины не уходят в шалаш, тем более, в таком возрасте. Они хладнокровно взвешивают все «за» и «против», а на его стороне было много этих самых «за». Но его это не успокаивало.

Ему бы понравилось, если бы его Марина сидела дома и воспитывала сыновей, тем более, младший только стал ходить и говорить. Но она вместо этого устроилась на работу одним из ведущих дизайнеров в студии авторского дизайна и оформления Елены Романовой, приезжала домой затемно, взахлёб рассказывая о проектах и идеях её начальницы и всех творческих людей коллектива. Проблемы семьи её не слишком волновали. С рассеянной улыбкой она слушала о новостях школы Даниила и проблемах питания и стула младшего. Примерно так проходили дни их семьи, и Владу это казалось ненормальным.

Он ушёл на кухню готовить обед, поймав себя на мысли, что думает о странноватой соседке с её лабрадором золотисто-палевого окраса.

На его памяти бывало такое, что солдаты сходили с ума, и это было всегда жуткое зрелище. Её бы он не назвал сумасшедшей, но проблема у неё определённо была.

Она на грани. И эта грань уже совсем исчезла.

***

Самым трудным было подняться. И мысли, и голова были как будто чужими. Слабо подтянувшись, держась за подлокотник дивана, получалось сесть.

Когда головокружение проходило, в бессильные ладони утыкалась Морти и лизала их, как будто говоря, что нужно идти.

Молодая женщина долго сидела, чувствуя запах своего пота, ни о чём не думая, и глядя в пространство тёмной комнаты. Медленно небо серело, и приходил рассвет нового дня. Другого, свободного от боли, но точно такого же безнадёжного и пустого.

Поглядев за бледно-жёлтые гардины на небо, вспомнилось, что уже осень. Но в это не верилось. Время для неё текло сейчас как-то иначе, проваливаясь и ускользая в пропасть одиночества.

Встав на ноги, она медленно двинулась в сторону ванной, не замечая, что её шатает. Умывшись и причесав длинные тусклые волосы, молодая женщина наконец взглянула в зеркало над раковиной и надолго замерла, почти не моргая.

Она похудела ещё больше, теперь напоминая покойника – кожа обтянула тонкие скулы, острый подбородок, височные кости; голубые глаза провалились в черноту и похожи были на тусклые осколки; небольшой рот будто высох и теперь горькой скобкой сжимался на лице. Она перестала быть собой, и её это не интересовало. Ничего не интересовало.

Опустив взгляд, она медленно вышла из ванны, забыв выключить свет.

Морти ёрзала возле двери. Нужно было выгуливать собаку.

Надев джинсы и толстовку, пропахшую потом, она долго смотрела на свою куртку, задумавшись. Что-то в её лице дрогнуло, и частые слёзы побежали по сухим щекам. Так она простояла десять минут, слушая своё тяжёлое дыхание и глотая солёную влагу слёз.

Натянув наконец куртку и обувшись, вышла за дверь вслед за собакой и снова застыла, стискивая ключи.

Что-то мучило её, переворачивалось внутри и не давало покоя, но что – женщина никак не могла вспомнить. Посмотрев на связку ключей, нервно вздохнула, принявшись подбирать к замочной скважине каждый. Там их было всего четыре – от домофона, два от квартиры и от почтового ящика, поэтому задача была не из лёгких. Для неё.

Она не была полоумной, просто в последнее время… очень долгое время она не могла сосредоточиться на чём-нибудь или сделать какое-то серьёзное действие, раньше казавшееся пустяковым. Из головы вдруг вылетали все мысли, вся последовательность обычных комбинаций, и она замирала, не в силах преодолеть внутренний рубеж. Со стороны это казалось слабоумием, и многие люди так и считали, ничего не зная о молодой женщине.

Медленно проковырявшись с ключами около пятнадцати минут, она наконец закрыла дверь на один замок и рассеянно погладила голову своей терпеливой собаки. Морти не удивлялась поведению хозяйки, как будто понимая, что она больна и её стоит пожалеть.

Гулять женщина всегда шла в другую строну от парка, к гаражам, где никогда никого не было, не считая изредка выезжающих автовладельцев. Глубоко спрятав всегда мёрзнущие руки в карманы, натягивала капюшон и как будто отгораживалась от мира. Морти далеко не отходила, постоянно оглядываясь на хозяйку.

Изредка после прогулки они шли в магазин возле дома, чтобы купить что-нибудь из еды, и это превращалось для молодой женщины в пытку. Продавцы её встречали любопытными взглядами, некоторые издевались и вслух комментировали то, что она делала. Бывало и такое, что она забывала дома деньги, тогда над ней откровенно издевались, и подозревали в воровстве, поэтому женщина старалась ходить туда как можно реже. Если бы не Морти - ей приходилось покупать корм и кости.

Сегодня она решила никуда не заходить, внутренне содрогаясь от унижения. Других магазинов, жаль, в округе было не так уж и много, а идти на рынок или ехать в гипермаркет женщина вовсе боялась.

Вернувшись домой, она вновь встретила мужчину из соседней квартиры, отца семейства, отправлявшегося со своими детьми по делам. Он помог ей открыть дверь, и она даже немного поговорила с ним, испугавшись своего собственного голоса. Мужчина был очень красив – темноволос и темноглаз, с доброй улыбкой, осторожен и внимателен. Он был первый и единственный, кто отнёсся к ней по-человечески за последний год. В основном её либо избегали, либо насмехались или злились.

На руках у мужчины сидел годовалый малыш, и она с тоской и болью услышала, как он звонко закричал отцу «Папа!». Здоровенький, живой и любознательный, он вертел головкой и мечтал спрыгнуть с рук отца.

Зайдя в квартиру, она прислонилась к двери и долго, очень долго стояла там, думая о мужчине с ребёнком.

***

Прошла неделя, а Влад даже не успевал замечать, как летит время. Целыми днями он крутился вокруг детей, и совсем не жалел, чувствуя свою вину из-за бесконечных командировок. Раздражала только жена и тёща, которая любила его контролировать и критиковать. Несколько раз приходилось даже высказывать всё в лоб и бабе Жене, как называли тёщу дети, и Марине.

- Нет, Влад, ну а что ты хочешь? – возмущалась жена, закатывая ярко накрашенные красивые глаза к потолку. – Она ведь с ними постоянно, вот и бдит. Делай вид, что со всем согласен, и всё.

- Я так и делал, пока она не заявила, что будет приходить и сидеть с Илюшей, потому что папа его плохо кормит.

Они сидели на кухне под ажурной пурпурной люстрой, которую повесили недавно. Вокруг красовался матовыми стёклами новый гарнитур. Марина гордилась своей кухней, хотя готовила мало. Особенно ей нравился огромный круглый обеденный стол, который можно было себе позволить на такую площадь.

Сидя сейчас нога на ногу, она покачивала ею в остроносом домашнем тапочке и смотрела на мужа, недовольно сжав пухлые губы. Марина была крупной красивой женщиной с пышными вьющимися волосами и тёмными глазами, прямым и в то же время манерным характером. Она всегда говорила, что любит себя, и это было правдой.

Влад не мог бы с уверенностью сказать, что так в молодости привлекло его в этой женщине, что он решил жениться. Возможно, её красота, возможно, умение преподать себя и восхищённые взгляды, горячащие кровь молодого парня. Но не прошло и трёх месяцев, как они расписались, а через год у них родился сын.

- Ладно, - махнула она рукой. – Тебе что, плохо? Пусть сидит.

- Я приехал домой, чтобы побыть с семьёй, а бабушка пока отдохнёт. И это железно, - грубовато ответил Влад, чуть усмехнувшись. В его глазах сейчас мелькнул тот холодный огонь, какой знали все его ребята сослуживцы, и Марина поняла, что спорить бесполезно.