– А теперь пойдемте прогуляемся. Здесь недалеко.
– Зачем?
– Вы забыли? Я же говорил – надо найти мальчишку.
Эммади остался сидеть на песке в своей медитативной позе.
– Эммади, ты идешь с нами… Нам понадобится лопата.
Я сидел под деревом на корточках и жевал сорванный по пути фрукт. Непривычно, но есть можно. Шок от «разговора» с пупырчатым шариком потихоньку отступал. Хотелось как можно дольше ни о чем не думать и заниматься чем-нибудь в меру бессмысленным и не требующим умственных усилий. К примеру, поиграть с Эммади в шахматы, поваляться с кальяном в комнате-кровати борделя или залезть на какой-нибудь релаксационный вирт-портал и побарахтаться в нарисованной речке, позагорать. Но в нашем нынешнем положении все это было недоступно. Оставалось только сидеть, жевать кисловатый фрукт и выдумывать для него названия. По мнению Ванды, у меня это неплохо получается. Тем более я сегодня уже дал одно имя. Надеюсь, когда малыш очнется, ему понравится новое название его расы.
Мы нашли его довольно быстро – я указал место только примерно, ведь шарик и не собирался сообщать мне о мальчике, просто дал полную картину Тирдо-Я в его представлении. От этого у меня чуть не треснула голова, настолько детальной и многоплановой картинки не давал даже тонари с его сверхчувствами. Картинка пахла, пела и рассказывала о каждой своей песчинке, о каждом лиите, парящем в небесах, о тех, что еще нескоро воспарят, и о тех, кто давно уже превратился в пыль. Я только чудом заметил едва тлеющую в паре километров от нас красную точку. Мне удалось сосредоточиться на ней и запомнить ее приблизительное местонахождение. С остальным справились Эммади с Вандой. Робот сканировал толщу песка у нас под ногами и, как только обнаруживал органику, начинал копать. Три раза мы промахивались. Пару раз вытащили такие же коконы, как тот, который я напялил себе на голову, один – недавно издохшего цзака. На четвертый раз нам повезло. Эммади аккуратно откопал мальчишку, и они с Вандой принялись за дело. Из них получалась прекрасная команда первой помощи… Или заботливые родители, хлопочущие над заболевшим сынишкой.
Эммади давал ценные указания. Он значительно превосходил Ванду в теории, даже с учетом того, что никакой информации об анатомии этой расы у робота не было. Что ж, надеюсь, то, что спасло бы жизнь какому-нибудь ар-хоттунцу, не убьет паренька. Дройд должен был все учесть.
Ванде пришлось взять на себя всю практическую часть, потому что без нужной аппаратуры робот не смог бы залечить даже перелом. Ванда врастала в почву, в стволы стрекозиных деревьев и в найденный нами труп цзака, пытаясь достать все необходимые минералы, витамины, протеины – не знаю что, она там искала, – и впрыснуть все это Аарху. Сейчас она выращивала вокруг него регенерационный кокон. Поладить с инопланетной флорой ей было сложно, но она справлялась. Нехотя, с опаской, но природа слушалась Тайную.
Через несколько часов Аарх очнулся, аккуратно освободился от регенерационного кокона, встал и твердой походкой направился прямо ко мне, начисто игнорируя своих ошарашенных докторов. Только сейчас я смог нормально его разглядеть. Зная, что Аархи полиморфны и меняют тела приблизительно раз в сто или в тысячу лет, я не удивился тому, что «мальчишка», как называл его тот шарик, и впрямь оказался мальчишкой. Человеческим мальчишкой. Единственное его отличие от обычного сорванца лет двенадцати, которое я мог определить на глаз, – это цвет его кожи. Она была небесно-голубой.
– Прекрасный сад, брат. Ты прекрасен и прекрасны твои вещи. Позволь мне отразить тебя?
В поисках достойного по витиеватости ответа я натыкался только на идиотские названия, выдуманные для фрукта. Только потом до меня дошло, что паренек сразу после получения моего согласия собирается превращаться в меня. Черт, пожалуй, отражений Ти-Монсора на эту вселенную уже хватит. Может, предложить ему Ванду в качестве филиала красоты в нашей компании? Но он уже прошел мимо нее – похоже, он не считает ее достаточно красивой, чтобы быть достойной отражения. Что ему сказать?
Аарх сел на корточки, скопировал мою позу и его кожа начала слабо светиться. Он что, начинает радиоактивный распад, чтобы потом собраться заново уже в меня? Черт, как его остановить?
– Парень, стой. Слышишь? Не надо. Нельзя. Брат запрещает его отражать. Брату это не сдалось. Брат устал и хочет кушать фрукт, вот так – хряп-хряп…
Откусив огромный кусок фрукта, последнее выдуманное мной название которого звучало как «Рыбалка в дождь с племянником, вызвавшим разочарование удручающими успехами в учебе», я принялся демонстративно жевать и одновременно улыбаться с набитым ртом. Потом я протянул фрукт ему и произнес с той же идиотской улыбкой.
– Куси, брат. Да не просохнут ноги твои, пока не построишь дом свой в обетованной земле, а?
Да, пустышка, именно за неуважение к тонкостям языковой культуры аборигенов они и сожрали Кука. Если бы тебя пустили с бусами к индейцам, ты не смог бы выменять у них не то что Америку, но даже кубический сантиметр на дальней орбите Плутона… Похоже, угроза оказаться рядом с эпицентром ядерного взрыва несколько мешала моему здравомыслию.
Аарх несколько неумело улыбнулся. Я не мог понять – он искренне забавлялся моим поведением или просто начал отражать мой заклинивший оскал.
– Боюсь, брат не считает себя достойным отражения.
Ванде удалось сохранить свое спартанское спокойствие. Аарх повернулся на ее фразу.
– Прекрасный цветок, назови мне своего садовника. Его труд прекрасен, я хочу отразить его.
Мой страх перерос в панику, и я выкрикнул, уже совсем ничего не соображая:
– Это мой цветок!
Ванда удивленно подняла брови, Аарх снова обернулся ко мне.
– Твой цветок прекрасен. Твой труд прекрасен. Позволь мне отразить тебя.
– Нет! И ее не надо у меня отражать! Перестань!
Хотя я не совсем уверен, что произнес именно это. Скорее что-то среднее между «отбирать» и «отжирать». Ванда за спиной Аарха покраснела и прикусила губу, еле сдерживаясь от хохота. Эммади стоял как вкопанный – хоть бы вмешался, умник. Аарх перестал светиться и улыбаться, теперь он казался несколько растерянным.
– Брат, ты не считаешь меня достойным отразить тебя?
Я поспешно выдохнул и ответил уже спокойнее.
– Нет, брат. Я считаю себя недостойным этого. Твоя настоящая форма прекрасна – я восхищен твоим трудом. Если бы я умел отражать, я бы просил тебя о чести отразить тебя, брат.
Если он даже и разглядел мои скрещенные пальцы, вряд ли понял, что к чему. Осмыслив мою фразу, «братишка» просиял. Черт, семья Ти-Монсора разрастается. Скоро будут семеро по лавкам, сплошные братья. Близнецы.
– Ты первый, кто увидел красоту, которую я несу. Никто из братьев не понял меня. Но я вижу в пятиконечном водяном существе бесконечность не меньшую, чем в первом луче сверхновой, блеснувшем на самой далекой пылинке галактики. Позволишь ли ты мне носить эту красоту еще хотя бы семь сотен цветений немики?
Я кивнул, пытаясь осмыслить сказанное. Аарх говорил медленно – акцента у него не было, он очень чисто произносил звуки, но вот с выбором слов явно возникала проблема. Легко изменить форму и скопировать язык, но как на нем объясняться существу, чьей логики и принципов мышления этот язык не отражает? Отражает… Опять это проклятое слово.
Ванда подошла ко мне и шепнула на ухо:
– Семь сотен цветений немики – это около трехсот сорока лет.
Я прошипел ей «спасибо», и она вернулась за спину Аарха – оттуда ей легче было наслаждаться ситуацией, хихикая в кулачок. Отдуваться приходилось мне.
– Я буду счастлив, если ты будешь носить ее этот срок и даже больший, пока не найдешь красоту, что ищем мы все.
Аарх стоял не шелохнувшись несколько минут, потом видимо «перевел» достойный ответ. Он все так же неумело улыбнулся – надеюсь, он никому не расскажет, чью идиотскую улыбку он все время копирует, – наклонился вперед и чуть влево, потом с легкостью обезьянки в невесомости сделал сальто назад и приземлился на песок уже в сидячем положении, подобрав под себя ноги. Видимо, это означало и благодарность за оказанную честь, и радость, и что-нибудь, отрази его Аарх, еще. Порывшись в кладовых своей сказочной энциклопедии, я не обнаружил подобных обычаев ни в одной из настоящих или придуманных культур. Пробел в знаниях разозлил меня еще больше. Я устало бросил Аарху очередной фрукт.
