© Наталья Жукова, 2014

© Маргарита Волкова, иллюстрации, 2014

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2014

О том, что случилось с мальчиком Мотей и с его сестрёнкой Полиной, когда они были маленькими.

О «существах» присланных на землю богиней солнца Аматэрасу.

О том, что в золотых клетках нет счастья.

О принцессе Контессе и ее братике Кийоши.

О японском хине Гоше, который оказался не Гошей.

О боксере Кузьме, о колли Джульетте и о карликовом пуделе Пищике.

О друзьях Пищика Васе и Тузике.

О кошках Мурке и Маргошке.

О котах Барсике и Жюле.

О том, что в приюте жить невесело.

О Макаронном Монстре № 1 и его слугах.

О том, что Хвостатые-Рогатые чудовища задумали революцию.

О волшебстве жёлтой хризантемы.

О том, что в зеркалах есть тайна.

О душе, О любви, О сострадании.

И ещё О том, что жизнь это подарок!

Когда мы были маленькими, мы с моей сестрой Полиной жили на набережной реки, недалеко от парка. В этом парке мы гуляли с бабушкой. Мне было восемь лет, а Полине не исполнилось и шести, когда с нами случилась история, которую я не могу забыть. Виновником этой истории стало наше упрямое желание, чтобы мама с папой подарили нам маленькую собачку. Мы просили, даже умоляли родителей, чтобы они не откладывали своё обещание. Родители нас выслушивали, одобрительно кивали головой, но каждый раз находили причины, чтобы поговорить о чём-нибудь другом. Мы страдали. Самым действенным лекарством от этих страданий были прогулки по парку. В парке мы оставляли бабушку с её газетами возле ближайшей скамейки и бежали или на футбольное поле, или на площадку, где счастливые хозяева выгуливали своих питомцев.

Каждый день картина на этой площадке менялась как кадры в кино – кто-то новый появлялся, кто-то переставал приходить. Нам нравились все собаки, но у меня и у Полины были свои предпочтения. Полина ждала, когда к нам подойдёт нарядная дама с щенком королевского пуделя на поводке. Дама присаживалась на скамейку и снимала с Гули поводок, щенок приходил в восторг и тут же бежал поздороваться с санбернаром по имени Да Винчи. Полина подзывала Гулю к себе и прикасалась руками к его длинным, мягким ушкам. Гуля к этому привык и при каждой новой встрече приветствовал мою сестру громким лаем.

Глазастый пекинес Шустик чем-то мне напоминал японского хина нарисованного на нашей старинной вазе. Но на хина я мог только смотреть и мечтать, что когда-нибудь у меня будет такая же чёрно-белая собачка. Шустик же был живой, потешный и озорной пёс. Хозяин бросал Шустику мяч, и мы с ним наперегонки бежали за этим мячом. Иногда нам подрезала путь овчарка Церера. Она по хозяйски забирала мяч и убегала с ним к другим собакам. Шустик относился к этому со стоическим спокойствием. Он даже гордился тем, что такая большая и мужественная собака обращает на него свое внимание. При виде Цереры он застывал на месте, безропотно прощался со своим мячом и превращался в барьер, через который Церера непрочь была попрыгать.

У нас с Полиной имя Цереры вызывало восторг. Когда мы видели, что она подходит к площадке, мы начинали громко, как на стадионе, кричать – Це-ре-ра, Це-ре-ра, Це-ре-ра! Церера не задумывалась почему ее назвали таким редким именем. Она не слышала про покрытую льдами и глиной планету с таким же названием, как ее имя. Не знала она и того, что эта планета когда-то была астероидом. И не могла она даже предположить, что в древности у греков и римлян именем Церера называли богиню плодородия.

Церера не была величественна как греческая богиня, и не была холодна как далёкая ледяная планета. Она носилась по площадке с маленьким Гулькой, затевала игры с таксой Жуди, ураганом налетала на французского бульдога Солоху, бегала наперегонки с санбернаром Да Винчи.

Иногда на нашу площадку приходил со своим хозяином коричневый сеттер по имени Милорд. При виде Милорда Церера забывала про всё на свете. Это была дружба на равную двух красивых и сильных собак. Друзьями Цереры становились не только счастливые породистые собаки, принадлежащие кому-то. Она была приветлива и со случайно заскочившими на площадку дворняжками, и с уже непохожими на себя самих растерянными и невесёлыми собаками, которые или потерялись, или были выброшены на улицу, как надоевшие и никому не нужные. Нам с Полей было их очень жалко, но мы жалели и себя самих – по дороге домой рядом с нами не семенил своими ножками наш собственный любимый пёсик. Он мог быть только маленьким, вроде полькиного игрушечного мишки. О больших собаках как Церера или Милорд, говорить с родителями не имело никакого смысла, хотя немецкие овчарки и сеттеры казались нам верхом совершенства. Поля капризничала. То ей хотелось крошку чихуа-хуа, то пекинеса, то карликового пуделя. Я был постоянен в своём желании – мне нужен был японский хин.

Все наши разговоры и мольбы о собачке оставались без внимания. Мама с папой отделывались обещаниями: да-да, пора, скоро, очень скоро… И это «скоро» не наступало.

Все с годами изменилось в нашем парке. Когда-то на месте, где мы стоим с Тин-Тином, была продуктовая палатка, за ней сцена, за сценой детская горка и заросшая дикой травой поляна. Теперь нас окружают клумбы и цветы. Много цветов. Тин-Тин смотрит на желтые хризантемы. Я ему говорю:

– В стране, откуда родом твои предки, хризантему называют «золотым цветком». Ее рисуют художники, ей посвящают стихи поэты… Хризантема не простой цветок, в ней заключены неразгаданные загадки, могущество и волшебство…

Мой японский хин внимательно слушает то, что я ему рассказываю. Он такой же смышлёный и любознательный как все хины, и такой же шаловливый и быстрый как они. Внезапно посещает Тип-Тина шальная мысль – захотелось ему меня попугать! Он срывается с места и мчится вперед как метеор. Отбежит подальше, посмотрит на меня издали своими косоватыми глазами и исчезает.

Я делаю вид, что взволнован, что жить мне без Тип-Тина страшно и даже невозможно. Оглядываюсь по сторонам, зову его. Он не отвечает.

Присаживаюсь на скамейку и вижу, что Тин-Тин уже бежит ко мне. В глазах его тревога, он спрашивает:

– Больше не хочешь играть? О чём ты задумался? Ты думаешь обо мне?

Я ему отвечаю:

– Конечно о тебе! Вы, хины, виновники странной истории, которая случилась со мной и с Полиной, когда мы были маленькими. Хочешь послушать?

Тин-Тин кивает головой. Я начинаю рассказывать.

Самым большим богатством в нашей семье считалась старинная японская ваза. Она стояла на серванте набитом хрустальными рюмками, фарфоровыми балеринами и зайцами. Ваза была расписана золотыми узорами и иероглифами, на их фоне художник изобразил сражения японских воинов – самураев и мирно прогуливающихся по саду японок в ярких кимоно. На плече у одной из японок сидела маленькая собачка – японский хин. Как и его хозяйка, хин был одет в шёлковое кимоно, а на шее у него то ли сверкало ожерелье, то ли искрами переливался голубой ошейник с кружевным воротником.