По лестнице легко спустился Павел Петрович Кирсанов.
– Германн, с возвращением, – учтиво поприветствовал он. – Ты несколько… изменился.
– Павел, давайте без сантиментов, – поморщился Германн. – Мне есть что рассказать.
– Тебя уже ждут, – кивнул Кирсанов.
***
Варвара Петровна достала мундштук и сигарету и закурила, оглядывая всех присутствующих. Герасим безучастно ходил между столами и разливал чай. Германн сидел по другую сторону стола от Барыни и чувствовал себя не в своей тарелке. Позади него нависал Чёрный Человек. Он никак не проявлял себя, но Германн не мог отделаться от ощущения, что этот неприятный тип стоит сзади.
Кого-то из своих коллег мужчина видел впервые или лишь пару раз до этого. Тот же самый Молчалин раздражал одним своим существованием, этой льстивой улыбкой и полным отсутствием хоть какой-то логики. Говорил он всегда невпопад, лишь бы угодить присутствующим. Но видел его Германн не часто. А девочка – Катерина – вообще дико смотрелась среди всех этих взрослых людей.
– Мы очень рады видеть тебя здесь, Германн, – медово произнесла Барыня.
– Я тоже рад оказаться дома, – отстранённо ответил мужчина.
Он хотел закричать, напасть на Барыню прямо здесь, потребовать, чтобы она омолодила его, но вместо этого покорно делал вид, словно ничего не произошло и, натужно смеясь, рассказывал про Европу и свои приключения. Коллеги же вежливо кивали, делая вид, что им правда интересно, но все ждали только одного.
– У меня такое ощущение, что я видел там кого-то. Кого-то похожего на нас, – наконец произнёс Германн.
– Вот как? Расскажи, как это было, – оторвавшись от еды, оживленно попросил Андрий.
– Я посещал редакцию «Völkischer Beobachter», туда приехал этот коротышка-пропагандист. Видите ли, газета теперь без него ну никак не обойдётся. Так вот, с ним был очень интересный господин. Весь такой угловатый, острые черты лица, бородка-эспаньолка. И когда он посмотрел на меня, я увидел, что у него глаза разного цвета. Он словно пытался считать меня.
Барыня посмотрела вдаль. Чёрный Человек наконец-то проявился.
– Это явно не владелец ожерелья, он никогда не носит усы и бороду. Ты говоришь, он не отходил от пропагандиста?
– Знаешь, мне показалось, что разноглазый словно охранял коротышку. Будто ожидал, что я могу сделать что-то не то.
– Это его автор? – спросил Кирсанов.
– Нет, – спокойно прошипел Чёрный Человек, – это, безусловно, автор, и, вполне себе может быть, герой…
– Но ты же говорил, что жемчужины разбросаны только по России! – вспылила Настасья Филипповна. – Хочешь сказать, что нам нужно теперь искать их по всему миру?
– Это всего лишь предположение. К тому же, Германн просто приехал. Вот и этот угловатый незнакомец тоже мог.
Андрий с Настасьей переглянулись. Им не нравилось, что Чёрный Человек явно что-то недоговаривает.
***
Андрей открыл глаза. За окном барабанил дождь. В соседней комнате храпел Владимир. Наташи рядом не было.
Болконский попытался сесть на кровати. Каждое движение доставляло ему физическую боль. Его сила разрушала организм изнутри, и он очень хотел вернуться обратно в свою реальность и просто обрести покой. Он был рад находиться здесь с любимой девушкой и другом, но платить за это счастье такую цену князь был не готов.
Собрав все силы, Андрей встал с постели.
…За кухонным столом сидела Солоха и перебирала драгоценные камни и жемчужины. При виде Андрея она посмотрела на часы.
– С добрым утром, – усмехнулась она.
– Или с доброй ночью, – улыбнулся в ответ мужчина. – Работают?
– Ни в какую. Мои камни не могут заставить эти жемчужины заново напитаться магией. Видимо, на наше счастье, один камень – один призванный.
– Вы с Муму не обсуждали возможность кого-нибудь… – Андрей постепенно умолк, словно осознав ошибочность своих мыслей.
– Призвать? – шевельнула бровью Солоха. – Ты разве не ненавидишь свою жизнь здесь?
Андрей кивнул.
– Думали. В качестве эксперимента. Но это слишком бесчеловечно. Проще уж искать тех, кто похож на нас. И помогать им. А ещё стараться защищать тех, кто может создавать кого-то вроде нас.
– Всё-таки ты считаешь, что кому-то выгодно убивать наших авторов? – Болконский тяжело опустился на табурет напротив колдуньи.
– Не совсем убивать. – Солоха положила на стол колоду карт и задумчиво стала вытаскивать по одной, собирая причудливый пасьянс. Вскоре на столе лежали четыре дамы и ещё восемь карт: все масти пик. – Интриги и неприятности. Много неприятностей. Кто-то доводит их до смерти. Подталкивает.
– Женщины? – улыбнулся Андрей, на что получил неодобрительный взгляд Солохи.
– Кто-то, кто создаёт эту интригу. Но это не Барыня. И не её слуги.
– Хочешь сказать, за ней стоит кто-то ещё? Кто-то, про кого мы не знаем ничего?
Солоха кивнула.
– Давай найдём его во снах. Ты же можешь загипнотизировать Пьера, возможно, он может видеть не только вероятности, но и прошлое. Может быть, кто-то из наших создателей что-то знал или видел.
– Мы думали об этом, – медленно проговорила Солоха. – Нужно немного больше информации.
Андрей, пошатываясь, встал.
– Муму же помнит ту усадьбу, где она жила. Возьмём её, Пьера и пойдём туда. За ответами.
Солоха достала карту. Девятка червей. Это была неплохая идея.
***
Настасья Филипповна проснулась от стука в дверь. На пороге её спальни стояла Катерина. Она вытирала рукавом слёзы.
– Он опять водил меня в ту комнату, Настя. Он опять хотел, чтобы я что-то вспомнила, но у меня не получается. Я очень стараюсь, но у меня ничего не получается, – всхлипывала девочка.
Женщина вздохнула и кивнула несчастной гостье. Та вбежала в комнату и залезла на кровать, мгновенно укрывшись одеялом.
– Не вспоминаешь? – сочувственно спросила Настасья Филипповна.
– Совсем нет. Мост помню. И воду. И ничего больше. А он… Он страшно делает. У меня как будто дети есть, и они умирают. И я плачу.
Настасья Филипповна прошла по комнате и села рядом с девочкой.
– А что ты видишь в той комнате? – с любопытством спросила Катерина. Оказавшись в безопасности, она переключилась быстро, как и все дети.
Настасья не хотела вспоминать. Чёрный Человек умел убеждать. Чёрный Человек умел заставлять ненавидеть. Он заставлял вспоминать, как её создатель насмехался над ней, как убивал её, как придумывал ей страдания. Как бесчеловечно это было.
– Мы камушки соберём и уйти сможем, да? – не дождавшись ответа на первый вопрос, ребёнок уже задал другой.
Женщина молчала. Катерина задавала правильные вопросы. В ней не до конца проявилась её суть, и было что-то детское и человеческое. Она хотела уйти и смело говорила об этом. О том, о чём молчали другие призванные. Молчалин, Андрий и Кирсанов, казалось, были в восторге от этой жизни, им не приходилось ходить в комнату. Им не приходилось вспоминать про своих авторов. Их не пытались ломать. А Настасья была слишком гордой, чтобы искренне прогнуться и стать послушной марионеткой. Возможно, и Германн оказался таким же, за что и был наказан недавним старением.
Ночную тишину нарушил стук в дверь. Настасья посмотрела на девочку, та отвела глаза.
На этот раз на пороге стоял Германн. Не дожидаясь приглашения, он вошёл в комнату.
– Меня Катя позвала, – будто бы оправдываясь, пробормотал он.
Настасья сдалась.
– Я уже месяц здесь, и я всё ещё старик. Я вообще не понимаю, зачем мы всё это делаем. Какая награда? Какая выгода? – подойдя к окну и глядя куда-то в ночь, растерянно вопрошал он.
– Дядя Германн, ты в комнате тоже был. Я слышала, как ты плакал. – Катерина подошла к мужчине и взяла его за руку. – Дядя Германн, давай уедем в эту твою Германию. Ты рассказывал, там не грустно, как здесь.
Мужчина молчал. Он вспоминал Берлин и цветущие каштаны. Вспоминал, что там, хоть он и искал жемчужины, было совсем легко. Было так, словно он чувствовал себя полностью живым человеком. Это было ощущение комфорта и желания жить, которое напрочь пропадало, стоило ему вернуться в Москву.
