Коли я тебе не мил

Ты бы с осени сказала,

Я б и зиму не ходил».

Как будто специально для него на гуслях был ремешок. Потешно пританцовывая, Измагард втягивал других в пляс. Не иначе в прошлой жизни был скоморохом. Больше всех его выходку оценила Виолетта Демидовна, кружась как волчок наравне с ребятами: «Ох, и уморил ты меня, милок».

Аврелий оказался тем, кому присвоили титул: «уши в трубочку». Ему досталась арфа, и казалось бы, они идеально подошли друг другу внешне: золотистые и античные, но…струны извергали зубодробительную какофонию. «Я актёр, а не какой-то глупый бард!» – не сдержавшись, вскликнул он и как можно скорее спрыгнул со сцены. Руки у него дрожали.

А вот Севериан…Из-за того, что никак не мог выбрать инструмент, он оказался последним и, можно сказать, сорвал джек-пот. Виолетта Демидовна предоставила ему главный козырь вечера – фортепиано. И ведь правда, оно тоже струнное, пусть и на половину.

После их странной прогулки и неловкого разговора, встреч тет-а-тет больше не случалось, а в компании тот предпочитал не замечать Элину или же давить односложными язвительными комментариями. Его поддержка и помощь в тот день стали казаться выдуманными. Теперь она лучше лишний раз обойдёт укромные уголки парка, чем нарвётся на него. Но когда Севериан сел за фортепиано, даже от неё не укрылась перемена. Наружу вырвались искрение эмоции, гремучая смесь боли, тоски и решимости. Пальцы порхали по клавишам, давили то с нежностью, то с силой, и за всем этим стоял живой настоящий он. Элина слушала заворожено, кажется, только сейчас видя в нём нечто похожее, чувствуя родство, которое бывает только у сирот с ещё живыми родителями.

Многим дольше после этого стояла гробовая тишина. А Измагард, не обращая внимания на взгляды, взлетел прямиком к Севериану и крепко-крепко обнял. После они ещё долго шептались вдвоём, но любопытные уши Элины всё же выловил два слова: «брат и отец».

***

Наступила пятница – ещё немного поднажать и выходные. Элина проснулась одна, лишь сквозняк гулял по комнате, да стёкла звякали у приоткрытой форточки. Аделина опять не ночевала в комнате и уже даже перестала объясняться, куда и зачем идёт. Просто уходила вечером, а затем появлялась за завтраком, как ни в чём не бывало. Элине, наверно, стоило радоваться редкому одиночеству и тишине, но не могла, всё равно переживала. Казалось, Аделина совсем не спит. Был момент, когда на перемене она, сама не заметив, задремала. Сколько бы энергии не имелось в человеке, всем нужно восполнять резервы. Для неё же такой потребности, как отдых, будто и вовсе не существовало.

Утро встретило прохладой и сыростью. Всю ночь лил дождь, и только сейчас распогодилось. Наскоро перекусив в столовой, Элина ещё раз сверилась с расписанием: подряд шли два занятия «Созидание и преобразования» с пометкой красным: «обязательна тренировочная форма». Так назывался костюм, состоящий из бордовых штанов и короткой куртки, делавшей плечи до смешного огромными. Местом назначения значилась «багровая роща, секция номер три». Элина о такой и не слышала. Поэтому наученная опытом она открыла карту в телефоне – больше теряться и искать помощи не хотела – и дошла по зелёным стрелочкам прямо до места.

Кленовый лес стал виден ещё на подступах. Треугольные листочки разнеслись по округе, и название тут же обрело смысл. Из-за них даже земля стала красной словно марсианская. Секции обозначались табличками, вкопанными друг от друга в паре километров.

У кромки леса грелись на солнышке одноклассники, не только её класс, но и параллельный. Что примечательно все в бело-красном, ни одного разрушителя. Только тогда до Элины дошло – похоже, занятия сегодня раздельные. Неужели они будут использовать силы? Ладошки сразу вспотели. Она ведь так ничему и не научилась, не получалось и всё тут. Яромир, если бы мог, начал биться головой о стенку. Изо дня в день он пытался как-то вытеснить её плохие мысли, вместе с ней читал эти обучающие книжки и старался выполнить данное обещание.

С Дващи денницей они зашли в тупик. В тех талмудах, что дал Эмиль, не было ничего нового, только подробностей больше и язык заковыристей. Яромир же хотел узнать не констатацию прошлого, а саму суть ритуала, как его проводили, где и когда. Элина думала, что они остановятся на малом. Узнав о Дващи деннице, Яромир бы всё вспомнил о себе, о том, почему застрял в её голове, но… Наивная, наивная Эля. Вопросов становилось лишь больше.

– Второй класс, все собрались? Тогда проходим, проходим.

Со стороны общежитий к ним подошёл полноватый низенький мужчина с курчавой копной выжженных солнцем волос, круглыми очками и добрыми глазами. Одетый совершенно нелепо: в зелёный халат с фиолетовыми цветочками и брюки в полоску, он пружинистым шагом успел обогнать едва переминающих ноги учеников и вывел их на солнечную поляну. Здесь уже стопкой лежали пледы, сшитые из разноцветных кусочков. Рядом стояло несколько чайничков и чашек, взятых из разных и абсолютно не сочетающихся сервизов. Поляна оказалась к тому же удивительно сухой – ни росинки на траве. Да быть того не может. У них что намечался пикник? А как же урок?

– Пф.

Авелин, не сдержавшись, рассмеялась. Она плелась рядом, прямо позади всей процессии, и, конечно же, не могла не оставить без внимания скрежет шестерёнок в чужой голове. Опять веселилась за её счёт! Нет бы хоть что-то объяснить, помочь! За неделю Элина привыкла к чужой компании и сопровождению, но постоянно задавалась вопросом: «Если я тебя настолько раздражаю, зачем же ты ходишь за мной хвостом?»

– Проходим-проходим. Ну не стойте вы столбом. Разбирайте, усаживайтесь. Да, Дима, возьми вот горелку, воду, но смотри, аккуратней. Опять обожжёшься.

Фёдор Васильевич непонятным образом излучал волны добра и позитива. Раздавая указания направо и налево, он не забывал много шутить и сам внимательно слушал, чем с ним делились ученики. Видимо поэтому те словно оттаяли и иной раз забывали, что сейчас не посиделки в кругу друзей, а полноценное занятие. Единственные, чьи кислые лица портили идеалистичную картину, были Авелин и, что странно, Аврелий. Тот, как и обычно, улыбался мило, кивал головой, поддакивал словам учителя, но от Элины не скрылась фальшь в гении актёрской игры.

– Так значит у нас пополнение? Приятно, приятно, – Фёдор Васильевич завертелся на месте, стоило Лилиане упомянуть Элину. Ничего хорошего от неё не дождёшься. Заметив новое лицо, он подозвал ближе: – Дай-ка взглянуть на тебя.

Элина повиновалась, поднимаясь с места. Занять его точно никто не захочет. Авелин и Дима – ещё один потерянный – лучше сторожевых собак, от них убегают как от прокажённых.

– Элина Левицкая, – сходу представилась она, желая сократить надоевшие расспросы к минимуму.

– Фёдор Полёв, – тот расплылся в улыбке.

За спиной уже кто-то шептался.

– Посмотрим сегодня на твои умения.

Он отпустил её и продолжил болтать с ребятами, как ни в чём не бывало. Даже не заметил, как одной фразой ввёл в панику. У Элины ком застрял в горле. Теперь единственное о чём она будет думать, постоянно прокручивать и ждать – момент очередного позора. Не смешно! Совсем! Дома тоже было не сладко, но здесь она просто бьёт все рекорды!

«Ты справишься. Нужно верить, что всё получится»

«Мы это уже проходили»

Прозвенел колокол, и урок начался. Конечно, если то, чем они собирались заниматься, вообще можно было назвать уроком.

– Итак, на сегодня регламент такой. Полчаса на открытое созидание, час на медитацию. Потом небольшой перерыв и приступим к преобразованию. Дам вам одно лёгонькое задание, а там как пойдёт, может, ещё чего попробуем. Все всё поняли?

Возражений не последовало. Ученики расселись по пледам, взяли чашечки в руки и в молчании осматривали округу. Одна Элина ничего не понимала. Фёдор Васильевич к ним больше не подходил. Он примостился вдалеке под деревом и читал журнал «Вояж» с пляжем на обложке.

Было жутко страшно нарушить тишину и витающую умиротворённость. Копируя действия соседей, Элина продержалась ровно пять минут, прежде чем в очередной раз всё не испортила. Над ухом прожужжала оса, от испуга рука дёрнулась, и горячий чай расплескался мимо, прямо на штаны и голые лодыжки. Вот же!.. Больно! Элина едва успела подавить глупый вскрик и с силой сжала губы. Слёзы собрались в уголках глаз, а она даже не могла позволить себе выругаться. Что за проклятье быть ей! Что-то вечно идёт не так!