Я видел своими глазами то, о чём она говорила. Здесь и без слов всё было ясно. Вот только мучил меня другой вопрос, и касался он моей драгоценной дочери. Она всё ещё могла находиться где-то там, безоружная и беззащитная… Да, она была хорошей ученицей, но такие вещи, с которыми сталкивались пришельцы, не были ей под силу. Они не были под силу всему человечеству, раз уж на то пошло. И то, о чём говорила Эллен, угрожало моей маленькой принцессе.

Обратившись к Бейт, я хотел прояснить для себя кое-что.

— Ты говорила, что станция над моей Землёй работает на сдерживание порталов, верно? — Спросил я.

Бейт хотела ответить, но Эллен прервала её ещё до того, как та успела что-то сказать.

— К сожалению, мы больше не имеем возможности находиться на ней, — спокойно сказала Эллен, — очень скоро станция будет уничтожена.

Я услышал слова, но для меня они означали совершенно другое.

— А как же Земля?

Эллен сделала вид, что посмотрела на меня с пониманием.

— Мне очень жаль, Клык, — спокойным голосом произнесла она, — похоже, что Земле конец.

Глава 23

Коконы

Глава 23

Коконы

Спутанность сознания

Паралич

Удивительно чувствовать жизнь. Ощущать, как струится по организму кровь, как бьётся сердце, как набирается воздух с мерзкими запахами в лёгкие, как кожу обволакивают чужеродные субстанции…

Мирта вырвалась из закольцованного бреда, который всё это время мучил сознание. Мысли начали выстраиваться в цепочку, постепенно наводя порядок в голове. Предшествующие события складывались в связную историю, приятного в которой было немного. Что характерно, после того, как подействовал яд, тело перестало двигаться. Однако, ощущения никуда не пропали. Точно так же, как и восприятие действительности. Разве что походило всё на тошнотворный кошмарный сон, в котором было темно, и гадкая тварь постоянно тащила и тащила куда-то. Из-за этого ноги покрылись ссадинами и лёгкими ранами, которые щипали и требовали внимания. Но потом возня прекратилась, и Мирта была заботливо укутана липкой и мягкой тканью. После чего и пребывала здесь. Где-то в жарком и вонючем месте. Сколько прошло времени? Часы? Дни?

Всё это вспоминалось с трудом, и Мирта знала почему. Скорее всего яд действовал таким образом, что не только сковывал движения, но и дурманил голову. Хищники использовали такие методы только в нескольких случаях. И, когда Мирта стала приходить в себя, она поняла, что этот случай был худшим.

Помутнение начало отступать, и перед глазами прояснилась жуткая картина. К лицу прилегала паутина, или что-то очень на неё похожее. Намотанная в несколько слоёв, она образовывала подобие плотной сетчатой ткани, сквозь которую, тем не менее, можно было разглядеть то, что находилось за ней.

Тусклый свет рассеивался по пещере, но всё же позволял разглядеть ходы и норы, явно проделанные не человеческими усилиями.

В прикреплённом к стенке коконе находился человек. Это был бритоголовый из компании Хавера. Уставшим взглядом он смотрел вниз. Его голова была наклонена и позволяла видеть, как его собственная кровь спускалась примерно от его живота к основанию мешка из паутины.

А ещё внутри кокона что-то шевелилось. Что-то рядом с этим человеком…

Выпуклый нарост выступал от кокона, будто в него залезла огромная гусеница, которая прицепилась к страдающему человеку и пожирала его заживо. Сквозь органическую ткань и пелену затуманенных глаз было сложно разобрать, что именно это было. Но явно ничего хорошего, раз дело дошло до крови.

Мирта попыталась пошевелиться. Тактильные ощущения рассказывали ей о том, что она находилась в крайне неудобной позе, скованная и обмотанная с ног до головы. Вероятно, точно так же, как и человек напротив. По-видимому, паралич по-прежнему не отпускал её, потому что единственное, что вышло — это повернуть голову и застонать от стрельнувшей боли. Всё затекло.

Бритоголовый с усилием перевёл на неё свой взгляд, и Мирта с ужасом поняла, что он ещё жив. По глазам было ясно, что он не в силах управлять своим телом так, как она.

И Мирта догадывалась, почему.

Однажды отец отравил её. Он предупредил, что будет плохо. Но Мирта не ожидала, что хреново и гадко будет настолько. Горячка, тремор, рвота и ломка всего тела — всё это было только началом. Дальше шла борьба за дыхание, за самоконтроль, за жизнь. Она проклинала самого близкого ей человека. Она кричала, что ненавидела его, а потом ей было стыдно. Стыдно, плохо. И одиноко. Когда организм победил интоксикацию, Мирта долго не разговаривала с отцом. Хотя, вообще-то, это он не говорил с ней — это не было его сильной стороной. Но гордость — и сейчас Мирта это понимала, потому что говорить себе правду отец её тоже научил — заставляла её думать, что не разговаривала с ним именно она. Однако все обиды отошли на второй план, когда отец отравил её второй раз…

Задавать вопросы было не принято. Хотя сам он очень любил это делать. И пояснял это тем, что вопросы — это летящий песок в лицо врага. Пыль, которая повредит зрение, забьёт глотку, дезориентирует, сделает противника слабым. И приёмом этим необходимо пользоваться умело. Ведь ещё он мог помочь тогда, когда нужно сблизиться с врагом.

О том, что отравление было неспроста, Мирте пришлось догадываться самой. По непохожести симптомов и состояний она сделала вывод, что яды принадлежали разным животным. Подозревала, что некоторые были извлечены из мутантов. Догадывалась, что кое-какие — созданы человеком. Но с каждым разом, с каждым новым случаем становилось легче переносить болезненное состояние. Иногда казалось, что яд — в её крови.

И вот поэтому, она уже начинала понемногу двигаться. Бритоголовый не мог даже пошевелиться. Он истекал кровью. Он был серьёзно ранен. А Мирта уже начинала ощущать рукоять револьвера в своей руке.

Но и сейчас стоило быть предусмотрительным. Пальцы были ещё дубовыми, и с лёгкостью можно было выстрелить в себя. А, прежде, чем устраивать пальбу, стоило оценить, в каком положении находилась она сама. И ощущения, которые стали поступать к её мозгу, ей не понравились.

Судя по всему, вместе с ней внутри кокона что-то было. Оно и понятно. По этой причине она до сих пор была жива — это обычная практика кормления своего выводка. Чем дольше жертва живёт, тем дольше сохраняется, даря тем самым питательные вещества тому, для кого предназначалась. В мире все поедают друг друга. Это не плохо. Это не хорошо. Это просто такой процесс преобразования одного в другое. Гриб прорастает на дереве, используя его ресурсы. Мутант в своей норе переваривает человека. Планктон в океане даже не догадывается, что существует пищевая цепочка.

Незачем на кого-то обижаться. Некого винить. Бессмысленно убегать. Но можно попробовать всё изменить, и оказаться на той стороне, которая ест.

— Эээ… — Слабо простонал бритоголовый.

Крови под ним было столько, что было совершенно точно понятно — это нежилец. То, что его пожирало, входило во вкус. Мирта видела, как нарост в кровавом коконе мужчины движется всё агрессивнее. Тварь питалась и становилась сильнее. И очень скоро готовилась вырваться наружу. Сразу, как закончится корм.

— Чёрт, — невольно произнесла Мирта, осознавая, что находится в подобном же положении.

Однако, она также заметила, что дикция функционирует почти нормально. Она постепенно приходила в себя. И потому как можно быстрее обратилась к тому, что рассказывало ей её тело. На бедре, почти приблизившись к животу, на ней висела какая-то гадость. Что-то вроде пиявки или гусеницы, разве что пугающе больших размеров.

Девушка проверила может ли пошевелить ногой. Да, могла. Это тоже дало информацию — тварь была тяжёлая и крепко вцепилась в неё. Вероятно, на коже была огромная рана, но также можно было сделать обнадёживающее заключение, что трапеза ещё не началась.