«Да, Константин, простите, не знаю вашего отчества…»

«Яковлевич.»

«Константин Яковлевич, в юности я занимался боксом. Есть такой прием – глухая защита, когда прижимаешь локти к бокам, втягиваешь голову в плечи, чтобы ослабить удар противника. Сейчас у меня такое чувство, что дети, подростки не только не знают, как защищаться, но и сознательно обучены быть мишенью. Их в самом раннем детстве сбивают на землю и бьют ногами. И делают это взрослые люди расчетливо, профессионально, безжалостно. С начала 90-х я по долгу службы окормлял колонию здесь, в Ардатове, что на месте бывшего Покровского монастыря. В колонии у подростков была жёстокая забава, которая называлась «пробить фанеру». На тех, кто находился на самом низу колонской кастовой лестницы и назывался «опущенным», «авторитеты» отрабатывали удары. «Опущенных» ставили к стенке и били кулаком в грудь. Били изо всей силы. Грудная клетка должна была вмяться, и тогда удар считался удачным, а «фанера пробитой».

Я вижу, что у современных детей и подростков «пробивают» даже не «фанеру», а душу. Пробивают преступные мировые «авторитеты», которые оказались хозяевами денег и власти. Души подростков в массе своей пусты и безжизненны. У них нет высокой цели. У них нет мечты. В глазах не светится радость, самое ценное для них – они сами и их смартфоны. Зависимость от них – сродни наркотической. Это отмечают все психологи. Цели тех, кто готовит новое глобальное рабство, – убить интеллект, сознание низвести до самых примитивных желаний и отправлений. Это было еще в планах Гитлера для порабощенных славянских народов. Посреди деревни предполагалось поставить столб с репродуктором, весь день звучит примитивная музыка, пошлые текстовки, начальное образование сводится к обучения простейшим навыкам. «Дистанционка», которую опробовали под дымовой завесой «пандемии», должна, по мысли глобалистов, окончательно добить классическую школу. Дети – самые уязвимые существа в этой войне за души людские.

По ним наносится основной удар, потому что взрослые, особенно люди старшего поколения, имеют устоявшееся мировоззрение и определенную нравственность.

«Я – военный, как вы понимаете, служил много лет в Сибири в войсках связи. С Надей переезжали из одного военного городка в другой, пока не оказались в Ардатове. Видел многое и многих, но то, что сейчас происходит с людьми, с молодежью, – нестерпимо! Полное разложение! Думал, только потрясение может изменить ситуацию. Только событие или ряд событий, которые вывернут человека наизнанку, смогут вернуть к жизни спящий рассудок. Какие-то экстремальные встряски и испытания. И вот – война!»

«Если позволите, я расскажу одну историю, которая имеет непосредственное отношение к нам и тем событиям, которые мы все переживаем. Вот коротко её содержание. Подмосковная мотострелковая часть. При ней Музей Боевой славы, куда в начале учебного года по традиции приезжают московские школьники, чтобы осмотреть экспонаты музея, военную технику на площадке, послушать ветерана войны. Рассказ ведется от лица старшего лейтенанта Марата, которого на месяц после госпиталя прикомандировали к музею, чтобы окреп и восстановился. Последняя экскурсия. К музею подъезжает небольшой автобус со школьниками. 16 человек. Плюс руководитель. Автобус шикарный и принадлежит одной из элитных московских школ. По тому, как вальяжно выходили из автобуса старшеклассники, можно было понять, что они уже сейчас чувствуют себя выше прочих людей. На их лицах была скука, которую не развеял ни показ военной техники, ни рассказ ветерана войны. Ребята его не слушали, а сидели, уткнувшись в телефоны».

Ветеран поднялся, чтобы привлечь внимание.

«Ребята, вы живёте в счастливое время, никто не стреляет, бомбы не падают. В вас не стреляют, на вас не охотится враг, не берёт вас на мушку. Вы представляете себе, что может испытывать человек, когда на него прёт танк, а у него в руке только граната, когда вы для него – живая мишень…»

В какой-то момент ветерану стало плохо, его увели в санчасть, а до окончания экскурсии был ещё час, который надо было чем-то заполнить.

Марат увидел в окно подъехавший «Урал». Это ребята из хозвзвода привезли почту. План созрел тут же.

«Ребята – обратился он к школьникам, – кто хочет привезти домой пакет свежих лесных грибов?»

Все дружно подняли руки. Марат выскочил на улицу, подошёл к старшему, которого хорошо знал, и попросил довезти их до полигона. Была суббота, стрельб нет, а детишки пособирают грибы. Сопровождающий учащихся сказал, что подождёт в музее. Грузному мужчине в годах не хотелось лезть в кузов, а потом ещё час бродить по лесу.

В запретную зону полигона никого не пускали, а потому грибов было видимо-невидимо. Марат посоветовал собирать только белые. Пакеты были полны грибов, пора было возвращаться. Ребята увидели большой квадратный щит, а рядом длинную глубокую яму, стены которой были укреплены досками. Марат объяснил, что это – мишень, а яма – траншея, которая предназначена для солдат, обслуживающих мишень: её разворот, крепление, ремонт и замену.

Марат хотел уже уводить школьников от мишени, как раздался протяжный вой сирены. Такой сигнал подается перед началом стрельбы. Случилось то, чего не должно было быть. В субботу стрельбы не проводились, это был день профилактики. Но как потом узнал Марат, в этот день в часть приехала какая-то важная персона, ради которой и решили провести показательные стрельбы. Марат крикнул:

«Всем в траншею!»

По тону его голоса ребята поняли, что происходит что-то неожиданное, и попрыгали в траншею. Марат прыгнул следом. Сейчас он снова боевой офицер, от приказов которого зависит жизнь людей.

«Слушай мою команду! Мы на линии огня, сейчас начнется стрельба. Всем сесть да дно окопа, головы прижать к коленям. Стрельба продлится минут двадцать, потом будет сигнал отбоя. Раньше этого никто никуда не дергается».

Тут поднялся самый рослый из школьников и попытался возразить:

«На каком основании вы собираетесь нас удерживать в этой яме? По Конституции вы не имеете на это права…»

«Если ты не выполнишь приказ, я тебе по Конституции дам в глаз, а если покажется мало – во второй!»

В голосе была такая ярость, что парень невольно присел на корточки. Тут послышался отдаленный лязг гусениц и свист вращающихся башен.

Налетел железный смерч. Комья земли, щепки, камни, клочья травы и кустов. Бруствер срезало. Внезапно стихло. В траншее завоняло. Кто-то сходил по маленькому, а кто-то по большому. Прозвучала сирена. «Отбой!»

Марат поднялся:

«Все за мной!»

Они выскочили из траншеи и кромкой леса добежали до дороги.

Марат знал, что за дорогой есть небольшое озерцо, скорое, теплая лужица. Все побежали туда.

«Всем раздеться и в воду, штаны и трусы прополоскать, выжать и надеть. Лучше быть мокрыми, чем вонючими».

Когда подъехал «Урал», все без подсказки быстро залезли в кузов и молчали всю дорогу. В зале их ждал бледный от слабости ветеран. Он стоял, держась за спинку стула.

«Ребята, простите, что не смог рассказать вам до конца…»

«Вы не беспокойтесь, мы всё поняли! – сказал тот, кто был выше всех. – Особенно про мишень! Можно с вами на память сфотографироваться?»

«Вот-вот! – сказал Константин Яковлевич, слегка отстраняясь и давая возможность официантке сменить блюдо. – Я об этом и говорю! История прямо в “яблочко”! Хочу сказать, что в этой последней битве мы не выиграем, если не победим врага в себе, внутри нашего общества, внутри народа, молодежи. Вы помните картину Бубнова “Утро на Куликовом поле?” Войско Дмитрия Донского готовится к сражению со страшным и превосходящим врагом. Простите мою странную мысль, но мне иногда представляется, что на том берегу не полчище Мамая, а Останкинская телебашня. Великому князю принадлежат слова: “Честная смерть лучше позорной жизни”. Так вот нам, измученному смердящими либеральными идеями и “ценностями” народу, по-прежнему предлагается со многих экранов и мониторов, баннеров “позорная жизнь”, а не “честная смерть”. А позорная жизнь неизбежно приведёт к позорной смерти. Как страшно, когда у людей, у народа, у молодежи крадут стыдливость, честность, совесть! А за совестью – с ужасом понимаешь это – неизбежно вырвут сердце! Прочитаю одну цитату…»