Тем не менее специалист по эволюционной биологии Йохан ван дер Деннен показал, что именно реактивная, а не проактивная агрессия лежит в основе большинства убийств. Исследование преступлений в семнадцати городах США подкрепило данные Вольфганга по Филадельфии, показав, что причиной большинства убийств становятся мелкие ссоры: “Судя по всему, перебранки служат главным мотивирующим фактором как в этом, так и в предыдущих исследованиях”¹⁷. “Битвы характеров” снова оказались частой причиной убийств. Говоря словами одного следователя по убийствам из Далласа: “Люди выходят из себя. Начинается драка, кто-то выхватывает нож или пистолет. У меня были дела, в которых фигуранты ссорились из-за десятицентовой песни в музыкальном автомате или из-за долга в один доллар в настольной игре”. Связано ли преобладание импульсивных убийств с доступностью современного оружия – например пистолетов? Судя по всему, нет: в Оксфорде XIII и XIV веков, как отмечает ван дер Деннен, большинство убийств тоже были спонтанными¹⁸.

У проактивных и реактивных убийств разные причины. Поскольку проактивные убийства совершаются преднамеренно, их легче понять. Как демонстрирует случай Давида Хайсса, у проактивного убийцы всегда есть определенная цель, которая ему самому кажется полностью осмысленной, пусть даже на самом деле он и заблуждается. Реактивные убийства объяснить сложнее, потому что сила агрессии часто совершенно непропорциональна поводу, а само убийство нередко оказывается случайным. Убийца обычно испытывает раскаяние, часто он попадает под арест и несет наказание, как это случилось с юным убийцей Бейли Гвинна. Специалисты по эволюционной психологии Марго Уилсон и Мартин Дейли считают, что большинство убийств, происходящих в результате мелких ссор, связаны с желанием поддержать свой статус – желанием, которое было бы вполне адаптивным в мире без алкоголя и современного оружия. В наши дни, однако, это стремление перестало быть адаптивным, потому что из-за него агрессор часто становится убийцей¹⁹. Криминологи Кеннет Полк и Фиона Брукман подчеркивают, что драки из-за статуса особенно часто происходят среди неквалифицированных рабочих и бедных слоев населения: поскольку материальных ресурсов у таких людей почти нет, вопросам чести они придают повышенное значение. Также Дейли и Уилсон показали, что реактивная агрессия чаще встречается в популяциях с высоким уровнем имущественного неравенства²⁰. Кроме того, считается, что реактивная агрессия легче вспыхивает в обществах с так называемой культурой чести, где понятию чести по культурным причинам придается большое значение – как, например, на Юге США²¹. Таким образом, хотя на частоту реактивной агрессии влияет множество экономических и культурных факторов, в результате такой агрессии, как правило, проигравшими оказываются как убийца, так и жертва. А это позволяет предположить, что подобные убийства чаще всего представляют собой просто вышедшие из-под контроля драки. Однако даже в тех случаях, когда смертельный исход случаен, интенсивность, которой могут достигать реактивные драки, показывает, какую важную роль в человеческом обществе играют честь и уважение.

Реактивная и проактивная агрессия отличаются не только частотой, но и отношением к ним общества и закона. Поскольку проактивная агрессия подразумевает осознанный выбор, мы склонны судить виновных в ней строже, чем тех, кто совершил акт реактивной агрессии. Вспомним, к примеру, Уильяма Пенна, прославленного квакера. Когда Пенн основал Пенсильванию в 1682 году, он был пацифистом и противником смертной казни. Но при всей своей гуманности даже он считал, что проактивное убийство заслуживает высшей меры наказания. Согласно изданным им проектам конституции Пенсильвании 1682 и 1683 года, “если любой человек… осознанно или предумышленно убьет другого человека… то такой человек должен, согласно Закону Божьему, быть казнен”²².

Именно хладнокровное планирование делает убийство таким чудовищным. Во время дебатов по поводу конституции в 1705 году генеральный прокурор Пенна настаивал, что убийства, совершенные без предварительного планирования, должны быть менее строго наказуемы. Он считал, что смертной казнью следует карать только заранее спланированные убийства:

Королева Анна согласилась с этим рассуждением, и соответствующий закон был принят. В течение некоторого времени преступников приговаривали к смертной казни, только если убийства были заранее спланированы.

Убийства, совершенные под влиянием вспышки гнева, считались более простительными. Предъявленное обвинение в умышленном убийстве могли смягчить до обвинения в убийстве, совершенном в состоянии аффекта, если удавалось доказать, что во время преступления убийца потерял контроль над собой в результате “достаточной по силе” провокации – например, если он обнаружил измену супруга или супруги или узнал о том, что его ребенок подвергся сексуальному насилию. К реактивной агрессии, вспыхнувшей в результате таких провокаций, относились настолько сочувственно, что в отдельных случаях преступника даже могли полностью оправдать.

Возьмем случай Эдварда Мейбриджа. В 1874 году он был известным фотографом, недавно женившимся на женщине на двадцать один год моложе, Флоре Шеллкросс Стоун. Мейбриджу принадлежит множество новаторских изобретений, в том числе система, позволяющая фотографировать движения животных, например бегущих лошадей. Он часто путешествовал по рабочим делам, и во время этих отлучек его жену иногда сопровождал в свет молодой и энергичный театральный критик, майор Гарри Ларкинс. Однажды, будучи в гостях у акушерки Флоры, Мейбридж заметил у нее фотографию их с Флорой маленького сына. Перевернув ее, он увидел подпись “Маленький Гарри”, сделанную рукой Флоры. Мейбридж пришел в ярость и потребовал от акушерки все ему рассказать. Той пришлось показать ему любовные письма Флоры к Ларкинсу.

На следующий день Мейбридж приступил к разработке плана. Сначала вместе со своим партнером он привел в порядок рабочие дела. Потом он выехал из Сан-Франциско, сел на паром, затем на поезд, потом проехал восемь миль на старой телеге, запряженной лошадью, и наконец добрался до ранчо в долине Напа, где гостил Ларкинс. Мейбридж постучал в дверь и попросил вызвать Ларкинса. Когда тот вышел, Мейбридж, как рассказывают, объявил ему: “Добрый вечер, майор, меня зовут Мейбридж, и я привез вам ответ на письмо, которое вы послали моей жене”. Он выстрелил в Ларкинса из шестизарядного револьвера “смит-и-вессон” второй модели. Ларкинс умер на месте. Во время суда Мейбридж настаивал на своей невменяемости, но его собственные показания ясно говорили о том, что все его действия были четко спланированы, и судья не сомневался, какой приговор вынести. Объявив, что преступление было предумышленным, а обвиняемый вменяемым, судья попросил суд присяжных признать Мейбриджа виновным в предумышленном убийстве.

Присяжные, однако, не вняли указаниям судьи. Они рассудили, что преступление, которое совершил Мейбридж, было неконтролируемой реакцией на сильные эмоции, вызванные предположением об измене жены. Поэтому они признали его виновным только в убийстве при смягчающих вину обстоятельствах и оправдали. Мейбриджа освободили прямо в зале суда. Здание он покидал под одобрительные возгласы. Реактивная агрессия – а именно так общество классифицировало преступление Мейбриджа – заслуживала, по мнению публики, прощения. Мейбриджу повезло родиться тогда, а не сейчас: сегодня судебная система уже не так великодушна. Считается, что Мейбридж был последним счастливчиком в Калифорнии, которого отпустили на свободу, признав виновным в убийстве при оправдывающих обстоятельствах²⁴.