то в первую очередь вспоминал он о внуках своих, так как сыновья его пошли не в него. Тот же старший сын Туманя. Как рохлей родился, так рохлей и остался. Не любил его Тегит. А вот внука своего, сына Тумани, хан крепко полюбил. И настоял
хан, чтобы назвали внука-первенца именем Модэ. С трёх лет приучил хан внука на лошади сидеть, а с пяти тот гонял по степи так, что дух захватывало. Именно в Модэ
вложил хан все свои знания, все навыки кочевой жизни, умение управлять людьми,
быть прозорливым и никогда никого не подпускать к себе со спины.
В этот большой поход Тегит пока не стал брать с собой любимого внука. Отроком
он ещё был, горячим и ещё малоуправляемым. Отправил он его в главное кочевье
подальше от границ с Аримией. Там на тучных пастбищах множились табуны кобылиц, отары овец, а женщины его племени рожали и рожали новых воинов.
В проёме походного шатра, где расположился на отдых хан, появилась сначала
чья-то тень, а затем и сам человек. Это был Игиз, один из тысяцких Тегита. Сняв
остроконечный треух с головы, Игиз похлопал им по груди и плечам, стряхивая дорожную пыль, и, склонив голову в коротком поклоне, прижал правую руку к сердцу:
– Хан, в четверти дневного перехода отсюда большое войско ариман окружило
отряд скифов. Что делать будем?
В узких глазах хана заплескались злые искры:
– Много ли тех и других?
– У ариман воинов наполовину пеших не меньше тысячи будет. А вот скифов –
отряд в пятьдесят мечей, не больше.
– Пусть Камча (второй тысяцкий) зайдёт к ним со стороны заходящего солнца. Ты
ударишь с восходящей стороны, а я с Хоту в центр ударю. Всех их разом сметём со
своего пути!
Через несколько часов все три тысячи Тегита оказались среди холмов, между которых текла неширокая, но довольно глубокая речка. Именно во время переправы
через неё аримане зажали замешкавшихся скифов, чей отряд по каким-то причинам
оказался в этих краях. Скифы, потеряв двух человек в стычке с ариманами, всё-таки
переправились на левый берег реки и успели укрыться на одном из холмов и теперь с
его высоты отстреливались от наступающих на них ариман. Сам холм в три полёта
стрелы длиной и один полёт стрелы в высоту вскоре был полностью окружён.
Скифы отвели коней почти на самую верхушку холма, под защиту густых ореховых зарослей, а сами, прячась за стволами деревьев, редко-редко постреливали из луков в ариман, пытавшихся взобраться на холм.. Не в пример ариманам, скифы были отменными стрелками. Уже несколько десятков трупов валялось у подножия холма. Сотник Ваниш вновь, петляя между стволами деревьев и прикрываясь щитом от стрел, поднялся на самую вершину холма. Кончались стрелы в колчанах воинов. Ещё одного человека потерял его отряд от шальной стрелы, да ещё троих ранили проклятущие, когда прорывался отряд через переправу. Нечем будет отстреливаться – – так в сече на мечах придётся сойтись. И что с того, что любой воин Ваниша в бою стоил пятерых желтокожих бестий. Не устоять им против такой оравы, не устоять! С высоты кинул он взгляд на реку. Посмотрел, как ещё один конный отряд переправился на этот берег. Да, крепко обложили скифов, не прорваться им через густые цепи наступающих И тут взгляд сотника упал на лес, подступающий к холму с севера. И обомлел он от увиденного. За спинами обложивших их ариман, ещё в версте от них, увидел он столб пыли, а затем в просветах между деревьями и тех, кто поднял эту пыль. Ещё далече была эта рать, но сотник чутьём своим обострённым понял, что не аримане это, не скифы. А вскоре и с запада, и с востока заметил он ещё два столба пыли. Лава конных воинов катилась сюда быстро и густо, словно наперегонки друг с другом. Так смело и даже бесшабашно двигались обычно хунны.
– Час от часу не легче! – охнул Ваниш.
Аримане, увлечённые осадой холма, занятого скифами, похоже, даже не подозревали, что теперь и их обложили со всех сторон! А вот со всех ли? Через реку
больше никто не переправлялся. Похоже, все аримане до единого были здесь, у холма.
Ваниш залез на обломок сухого дерева, чтобы получше рассмотреть, что творится внизу. Увидел он, как все три отряда хуннов, развёртываясь на ходу, широкой полудугой понеслись на ариман. И заметались те, забегали, завопили, увидев новых,
куда более страшных врагов своих. Кто-то из них уже успел поворотиться к ним.
Кто-то продолжал ещё попытки подняться на холм, тесня скифов.. И вот схлестнулись
рати. Послышались звон клинков сабель и палашей, теньканье тетив, вскрики раненых.
А в мозгу сотника в этот момент сверкнула спасительная мысль. Посвистом своим
особым вызвал он товарищей на верхушку холма. Что-то прокричал он парням.
Вскочили они на коней и замерли в ожидании команды . А Ваниш опять в сторону
переправы глянул. Видит, несколько ариман кинулись в реку, надеясь переправиться
через неё, но уже около тридцати хуннов успели прорваться к переправе и давай в
беглецов стрелы пулять! Простёр в сторону реки руку сотник:
– Айда за мной! Через реку да заслон вражий будем прорываться, ребята! Только
на той стороне спасение своё найдём.
И понеслись скифы по пологому западному склону холма. И вынесли их кони
прямо на небольшой отряд хуннов, что толпился на берегу, расстреливая ариман.. И
смяли они сходу эту жалкую кучку, и бросились в воду студёную, и вскоре на том
берегу оказались. Подоспели, правда, ещё хунны. Туча стрел застила небо. Но подзадержавшиеся с переправой скифы тотчас перевели щиты свои за спины. Лишь
одной лошади стрела в круп попала, да один воин был в руку легко ранен. И поскакали скифы за сотником прочь от этого места, держась подальше от берега. И
не оглядывались они назад, потому как всё равно им было теперь, что творилось за их спинами.
А хунны тем временем полностью отрезали ариман от берега реки и успели уложить замертво на землю не менее двух сотен человек. Остальных же побросавших
оружие ариман они согнали, как скотов в одну кучу и стали вязать в походную колонну полоняников.
Узнав о том, что скифам удалось прорваться через заслон хуннов, хан Тегит не на
шутку рассвирепел. Долго он охаживал нагайкой тысяцкого Камчу за эту оплошность.
Но всё же оттаял, здраво рассудив, что небольшой отряд скифов на аримановской стороне, не хунны, так ханьцы же и добьют. Потому не стал он провинившегося
Камчу с его тысячью посылать вслед беглецам. Сейчас, в самом начале набега на
Аримию, не резон было распылять свои силы.
Да, сам Тегит настоял на том, чтобы его первому внуку дали имя Модэ. Это имя
означало: вёрткий, быстрый. И, правда, как только обсохло молоко на губах этого
сорванца, только ветер в степи мог соперничать с ним, только хан мог приструнить
Модэ, когда его игры заходили слишком далеко. С годами Тегит ещё больше уверился, что не зря он отобрал внука у своего сына Тумани и занялся сам воспитанием в нём настоящего воина. Уже к восемнадцати годам Модэ вместе с дедом
поучаствовал в двух удачных набегах на приграничные провинции Китая. И в одном
из них хуннам удалось захватить в плен больше пятидесяти тысяч ханьцев. И в немалой степени этому поспособствовали беспримерная смелость и удаль именно
Модэ. Его отряд тогда ловко отсёк сразу три селения ариман от их армии. Только на
одних выкупах пленных каждый из воинов Тегита заработал целое состояние.
Но всё хорошее когда-нибудь да кончается. Старый хан уже дал клич по всей Степи, готовясь к очередному походу на Аримию, и вдруг серьёзно занедужил. Не
помогли ему ни знахарки, ни камлание шаманов. Хан Тегит угас за какую-то неделю
и умер буквально на руках у любимого внука, не успев объявить свою последнюю волю старейшинам и военачальникам своего племени. Надеялся, видимо, победить свою болезнь, да вот не случилось. А на курултае, который собрал старший сын умершего хана, Тумани, именно его, а не Модэ избрали ханом. И наступили для