В Берлине предложение наше вызвало живейший интерес. Пруссаки как обычно смотрели на вопрос с точки зрения милитаризма и во главу угла ставили учет потенциальных призывников. Впрочем, ради справедливости, у нас тоже находящиеся в ближайшем запасе резервисты уезжать из страны могли только по отдельному разрешению, так что тут ничего нового не было.

В итоге две страны договорились проводить совместную миграционную политику, эмитировать документы единого стандарта и в целом более ответственно подходить к учету населения. Теоретически. На практике система нормально заработала только в спустя долгие десять лет уже в середине 1840-х, причем в несколько расширенном составе участников и в сильно другой международно-политической обстановке…

Для меня же был важен в первую очередь пропагандистский момент. Я методично приучал всех вокруг к тому, что именно Российская империя устанавливает правила. Причем не военной силой а мягкой: мы первыми идем вперед, изобретам, разрабатываем стандарты, внедряем их на практике и предлагаем всем желающим присоединяться к нашему движению. Кто-то соглашается кто-то нет.

С другой стороны, имелся вполне наглядный пример того, что будет, если пытаться без большой на то надобности выдумать собственные «национальные» стандарты. Железнодорожная колея. В известной мне истории почти по всей западной Европе победила «стандартная» колея 1435 мм. Почему она — очевидно, именно такую ширину выбрали у себя на острове англичане, повлияв таким образом и на остальных. Все-таки играть против столь мощного промышленного гегемона, каким была Великобритания в моей истории — сложно. Практически невозможно. Хотя и тут были исключения, помнится в Испании даже в 21 веке колея отличалась от общеевропейской.

Тут же все было сильно сложнее. Во-первых, даже на островах пока еще к единому стандарту не пришли, там имелось как минимум три претендента на то, чтобы считаться основным эталоном.

Во Франции активно строились железные дороги с колеей 1470 мм, которую там выбрали в качестве национального стандарта. В Нидерландах — казалось бы, чего там той страны-то — тоже имелось две колеи: английская 1435 мм и наша 1500 мм. Учитывая политический момент и близость Амстердама к Лондону, в том, какая победит в итоге, сомнений в общем-то не было. Смешнее всего будет, если на самом острове в итоге выберут не 1435 мм а туже пятифутовую 1524 мм, которая там тоже вполне строилась. Забавная будет перестановка.

Ну и в Австрии — последней пока что на континенте стране, которая приобщилась к железнодорожному строительству — выбрали, как не трудно догадаться, колею 1435. Опять же потому что закупать паровозы у нас австрияки не хотели, а французы и свой внутренний рынок пока насытить не могли — оставались британцы. Впрочем, там пока имелась всего одна недостроенная еще ветка Вена-Будапешт, и дальнейшие перспективы развития этого транспорта у цесарцев были окутаны сплошным туманом. Австрийское правительство боялось собственного нарождающегося пролетариата куда сильнее чем экономического отставания от соседей, так что…

Короче говоря, если мы с пруссаками сразу начали развивать свои железнодорожные системы как пригодные для сквозного движения, то остальные страны этим не заморачивались. Пока больших проблем данная ситуация не несла — хоть кое-какие алармистские статьи в газетах о необходимости выработки общего знаменателя порой и проскакивали — но вот в будущем… Либо придется европейцам перешивать свои железные дороги, либо мириться с невозможностью сквозного движения. Меня, как не трудно догадаться, устраивали оба варианта.

«Чума на оба ваши дома», — как писал классик.

— Нет, нет, нет, — я протестующе замахал руками. — Это не то. Нужно больше торжественности, но при этом и мелодичность тоже нужна. Давайте не будем превращать гимн в перезвон. У вас слишком много ударных, и колокола, мне кажется, совсем лишние, а я хочу чтобы гимн можно было еще и просто петь. Понимаете?

— Да, ваше императорское величество, — молодой, но уже достаточно известный композитор Михаил Иванович Глинка склонил в согласии голову, хотя я был уверен, что понял он меня не до конца. Проблема была в том, что я тоже не до конца понимал, что хочу получить в итоге. Не было у меня глубокого музыкального образования, да и чувство прекрасного с учетом жизни в двух временах сформировалось весьма специфическое. — Я попробую исправить музыку к следующей встрече. А что вы скажете о стихах?

— Мне не нравятся, — композитор удивленно вскинул брови. Стихи писал Жуковский, автор предыдущего «Боже царя храни» и как бы результат считался в данном случая предопределенным. Но нет. — Нужно будет попросить Василия Андреевича поставить на первую ступеньку не императора, а Россию и ее народ. Император — это конечно важно, но сама империя важнее.

— Но как же… — Михаил Иванович, кажется был этой простой мыслью изрядно смущен.

— Ну что император, — я пожал плечами, — сегодня один — завтра другой, жизнь при этом идет вперед, время не останавливается. Главное, что империя стоит крепко, и народ ее процветает.

До процветания народа в России, если честно, было еще далеко, но кто мешает нам ставить перед собой амбициозные цели.

Идея принять нормальный закон о государственных символах зрела давно. Впервые я об этом задумался еще в 1820-х, потом была коронация и прочие мероприятия, на которых играла утвержденная еще Александром мелодия британского — какого вообще черта, хотелось бы знать — гимна с русскими словами. Мягко говоря, не слишком приятно на собственной коронации британский гимн слушать.

Вечная неразбериха с флагами опять же. Вместо одного национального флага имелось сразу полдесятка предназначенных для разных ситуаций… Как? Зачем?

Герб опять же. Черный на золотом фоне, с цветами флага не сочетающийся. Причем герб этот с каждым новым правлением все усложнялся, обрастая деталями, малыми гербами подвластных территорий и прочей лабудой. На сколько я помню, к революции большой государственный герб окончательно превратился в невообразимое нечто, более похожее на странную икону, чем на собственно герб. А ведь это важнейший символ, который должен в первую очередь быть легко узнаваемым в любом уголке планеты.

В общем, для приведения всей системы в определенный порядок мною был бы издан манифест о государственных символах. К сожалению, полностью отпустить свою фантазию на волю все же не получилось, пришлось опираться на местные геральдические нормы и традиции, так что вышло у меня в итоге следующее.

Государственным флагом Российской империи теперь становился бело-сине-красный триколор с золотым двуглавым орлом по центру. Изначально курицу я хотел посадить в левый верхний угол, но там вылезли проблемы с правилами геральдики. Добавлять еще один цвет в виде фона для герба не хотелось, а помещать золотой знак в белое — то есть серебряное согласно геральдическим нормам — поле было не правильно. Металл на металл накладывать было нельзя, поэтому двуглавый орел съехал в центр на синюю полосу.

Сам герб был разделен на «малый» и «большой». Малый был специально упрощен и лишен всех деталей. Просто стилизованный золотой двуглавый орел в красном поле — чтобы этот знак потом было проще добавлять в случае необходимости в другие места, и все знали, что это — именно российская курица. В общем, говоря языком маркетинга, поработали над узнаваемостью бренда. Большой государственный герб представлял собой того же двуглавого орла в красном щите но уже с наворотами. Его я, если честно, сам и не касался поскольку геральдических тонкостей там было столько, что моя голова их всех запомнить была просто не в состоянии.

— Я, по правде говоря, ваше императорское величество, никогда не думал в таком разрезе, — молодой композитор был явно смущен крамольными речами исходящими из уст самого императора. В былые годы за подобные рассуждения можно было в Сибирь поехать, осваивать безграничные просторы Зауралья, а тут сам монарх… Дивно. —