Причем хуже всего себя в этот день показали акции банков, пароходств и железных дорог — все то, что два года перед этим показывало просто поражающий воображение современников рост. Спекулянты, опьянённые легкими деньгами, раскручивали финансовый пузырь, который в итоге закономерно лопнул. К счастью мы — я, как самый богатый частный предприниматель империи, и я, как император, — были к такой ситуации готовы. В конце концов, ситуация при которой во время кризиса богатые становятся еще богаче, а бедные еще беднее, она не в 21 веке появилась. Тут в середине 19, все было абсолютно точно так же.

В общем, пришло время доставать дальнюю кубышку и затариваться ценными бумагами по дну рынка.

— К вам Канкрин, с помощниками, — заглянул в кабинет Муравьев.

— Зови, — я кивнул и добавил, — принеси сразу мне чай, а Канкрину, как обычно кофе. Черный не сладкий.

— Да я помню, Николай Павлович, — с небольшой ноткой обиды в голосе кивнул незаменимый помощник. Как он все успевает — не только исполнять роль секретаря и помощника при императоре по 16 часов в день, но еще и руководить канцелярией и присматривать за полуофициальной командой личных порученцев — я понять так и не смог. Магия натуральная, не иначе.

— Добрый вечер, Егор Францевич, — я поднялся из-за стола, чтобы поприветствовать министра финансов. Тот с улыбкой пожал руку и без предисловий принялся выкладывать бумаги из пузатого кожаного саквояжа, которые ему передал один из молчаливых помощников. — Как настроение?

— Паршиво, ваше императорское величество, — министр пожал плечами. — Я уже слишком стар, чтобы переквалифицироваться в пожарные.

— Ха! Еще скажите, что данная ситуация стала для вас сюрпризом. Никогда не стоит недооценивать степень человеческой алчности.

— Давайте не будем трогать метафизические моменты, — поморщился министр. Ему только парой недель ранее исполнилось 59, и приближение юбилея делало Егора Францевича несколько более ворчливым нежели обычно.

— Не скажите, — я ухмыльнулся, бросая короткие взгляды на «мальчиков» Канкрина, которые явно были непривычны к тому, что с императором можно вот так запросто перебрасываться колкостями. — Сегодня мы будем с вами решать, кому жить, а кому — умереть. Согласитесь, это немного настраивает на возвышенный лад.

— Меня на возвышенный лад больше настраивала стабильная финансовая система и растущий год от года государственный бюджет, — министр повернулся к своим помощникам и прикрикнул на них. — Чего встали как памятники себе⁈ Садитесь, будем начинать.

В этот момент дежурный лакей вкатил в кабинет столик с самоваром, чайными принадлежностями и разными сладостями, так что начало работы пришлось все же на десять минут отложить.

— Железная дорога Вильна-Мемель, — озвучил один из фискалов следующий «лот». — Уставной фонд, депонированный в Северном Промышленном банке составляет два миллиона рублей. Концессия была выдана год назад. С тех пор на Санкт-Петербургской бирже было продано сорок тысяч акций — или пятьдесят процентов от их эмитированного количества — номиналом на общую сумму в четыре миллиона рублей. Средняя цена сторублёвой акции, при этом, по данным биржевой статистки составила 118 рублей.

— Семьсот тысяч буквально из воздуха, — присвистнул я, проведя нехитрые арифметические вычисления в уме.

Фискал кивнул и продолжил.

— По данным, собранным финансовой полицией, график строительства был сорван практически с первых же дней.

— На сколько же они отстают?

— Ориентировочно на 4 месяца.

— Не слабо, — я покачал головой.

Получить концессию в ведомстве Аракчеева было не так-то просто. Для отсечения очевидных аферистов, выдача разрешений на строительство дозволялась только при проведении достаточно значительных подготовительных работ. Сначала нужно было провести трассировку маршрута, составить план строительства, указать источники средств его финансирования — причем будущее акционирование не должно было занимать тут долю более сорока процентов — и даже подать сведения о предварительных заключенных договорах на выкуп земли. Дабы активировать принудительный выкуп необходимых для постройки трассы участков, соискатель должен был доказать, что он уже договорился по 60% предполагаемого маршрута, что заставляло концессионеров выкручиваться и либо брать в долю владельцев критически важных участков, либо стараться вести маршрут по земле принадлежащей государству. С внедрением земств открывалось еще окно возможностей по заключению договоров не с самими владельцами участков, а именно с земствами, как с посредниками и последние уже сами могли гарантировать получение нужных кусков земли. Впрочем, до прибалтийских губерний земская реформа пока не добралась, поэтому в данном случае этот способ не работал.

Все это я рассказываю к тому, что с такой подготовкой в первый же год начать отставать аж на четыре месяца, это еще нужно сильно постараться. И вот это уже наводило на неприятные мысли.

— А кто в там в качестве основных акционеров?

— Французы, — не глядя в бумаги, ответил молодой человек. Ну как молодой, может лет на семь-восемь он был меня нынешнего младше.

— А подробнее?

— Банковский дом Маллет — двадцать процентов, братья Перейр — пятнадцать, ну и остальные — каждой твари по паре, — на этот раз с бумагами свериться ему все же пришлось.

— Братья Перейр… — Я попытался вспомнить, что знаю об этих негоциантах, — это те, которые достраивают свою железную дорогу от Парижа до Бордо?

— Так точно, ваше императорское величество. Вернее, они ее уже достроили и запустили в работу последний участок в середине октября.

— Франции, значит, им мало, нужно еще и к нам залезть… — Ничего плохого я в иностранных инвестициях в целом не видел, главное не давать чужакам подгребать под себя целые отрасли, как это происходило в Российской империи моей истории. Но конкретно здесь чувствовалось, что французы сами не горят желанием играть честно. Ну не могли опытные уже строители железных дорог так быстро пустить утверждённый график по одному месту. — Кажется у нас есть первый претендент на показательную порку.

Поскольку допускать обрушения всей еще достаточно хрупкой финансовой системы империи мы не собирались, но и спасть за счет казны всех подряд тоже виделось решением максимально сомнительным, было решено отсортировать проблемные компании по степени «надежности». Для начала под выкуп попадали ценные бумаги тех товариществ, которые и сами показывали жизнеспособность. В первую очередь речь тут шла об акциях железных дорог, контролируемых РЖД, Волжско-Камских, Днепровских и Обских пароходств и наиболее стабильных, и не замеченных в оголтелых спекулятивных комбинациях банков. Последних, что правда, было не так много, поскольку те самые триста процентов прибыли, о которых говорил Даннинг, застилают глаза порой даже самым стойким.

А дальше по нисходящей, где в самом низу оказывались компании, подлежащие показательному принесению в жертву. Кому мы собирались приносить их в жертву? Золотому тельцу вестимо, кому же еще.

В итоге панику на бирже удалось достаточно быстро остановить. Тут рецепт лечения крайне прост — нужно подлить в огонь немного деньжат, на что из казны, а вернее из резервного золотовалютного фонда было выделено пятнадцать миллионов рублей. Плюс я от себя еще пять набросил, сделав доброе дело и заодно округлив свои активы закупившись «на низах».

Уже к концу зимы 1834 года акции наиболее крепких компаний отыграли обратно, а к осени, когда подоспел новый урожай, даже начали показывать небольшой рост.

И да, без банкротств не обошлось. Более того я наоборот постарался сделать их максимально громкими, дополнительно устроив кампанию в прессе против выглядящих наиболее ослабевшими «подранков». Падающего — толкни, пусть Ницше еще, кажется, даже не родился, тезис этот вполне был применим и ранее. Ну а имея под рукой чуть ли не всю прессу империи устроить «медвежью» атаку на и так дурно пахнущие акции было делом по настоящему плевым. В итоге акции той же Московско-Минской компании были скуплены мною — вернее не совсем мною, все же в открытую вот так пользоваться своим положением я постеснялся, поэтому выкупали подешевевшие до 30 копеек с рубля акции кое-какие московские купцы, с которыми я уже несколько лет вел бизнес — чуть ли не полным пакетом. С последующей передачей его — опять же окольными путями — в руки РЖД, в конце концов не для себя же я стараюсь а для империи.