Александра Милошич

Прощёное воскресенье

Мудрость соблюдает в целомудрии: когда мудрость

войдет в сердце твое, тогда рассудительность будет

оберегать тебя, дабы спасти тебя от жены другого, от чужой.

Дом ея ведет к смерти.

Ветхий Завет, Притча Соломона

1

Прошло уже более двадцати лет с тех пор, как я оставил службу на Кавказе и с семьёй из Кисловодска перебрался жить в Рязанскую губернию, в имение моей жены Марии Григорьевны Головиной, а воспоминания о прошедшем времени, словно клеймо на челе, не отпускают, словно бич преследуют и не дают душе моей покоя.

Позвольте рассказать вам историю мою, историю несчастного человека – раба любви, раба распутства. О целомудрии тогда я и не помышлял и мудрость в сердце не впускал: за счастье считал женщин да пьяные офицерские кутежи.

Все началось с того, что я был назначен помощником полкового командира Григория Петровича Головина, полк которого дислоцировался в Ставропольской губернии. Отпраздновав свои двадцать четвёртые именины, уже в начале июня, распрощавшись с матерью и отцом, из Одессы я отправился в Ставрополь. Тогда наша семья жила в поместье Малинцы недалеко от родного города. Брат мой, Кирилл Павлович, уехал незадолго раньше меня в город Моздок Терской области, где вскоре будет убит горцами, так и не оставив после себя потомков. Долго будут горевать отец и мать, сильно его гибель ослабит их здоровье, но это всё потом… Отец же не возлагал на меня больших надежд, считая безрассудным и ненадёжным, а мать любила, любила вопреки всем моим порокам и себя винила прежде, что таким я уродился.

Итак, 15 июня 1874 года, вечером, я прибыл в Ставрополь, поступил в расположение. Находился я тогда при топографическом отделении действующей армии, занимавшейся сбором различного рода статистических сведений. В конце июня пришёл приказ о причислении меня в геодезический отряд для съёмки горной местности. А в начале июля кавказское армейское командование разработало план-маршрут восточной части черноморского побережья, согласно которому я, получив задание от руководства, отправился в бухту Туапсе, юго-восточной части мыса Кадош. И какого было моё удивление, когда вместо броненосного судна, я увидел старенькую торговую шхуну. А для защиты от морских горских пиратов – у меня всего лишь револьвер. «Не густо», – подумал я, а что делать, хоть с 1870 года Россия и сняла с себя ограничения в военном кораблестроении на Чёрном море, но никакой боевой флотилии там не имела.

В день отплытия погода стала портиться, лёг густой туман, странное чувство тревоги одолевало меня. Поднявшись на борт судна, я, в качестве вахтенного начальника двухмачтовой шхуны «Азов», вступил под командование капитана-лейтенанта Фёдора Пархоменко, человека знающего своё дело. Мы быстро нашли общий язык, он проводил меня в каюту, где я и расположился. Странный, отвратительный запах стоял там – как следствие бесцеремонности и халатности, царивших тогда на данных судах. Осмотревшись вокруг, одно обрадовало меня, что путешествие моё будет недолгим. Взяли мы тогда курс до Сочи. Там, в порту, я и должен был сойти, а шхуна следовать дальше, до Сухуми. Пока я располагался и привыкал к своему новому убежищу, сверху послышалась какая-то непонятная возня, гортанный говор вперемешку с криками. Я быстро поднялся наверх судна. Всё офицерство и команда были уже там. На палубе передо мной стоял молодой черкес, который с матросом чуть ли уже не дрался; позади, в темноте и тумане, я углядел чуть заметно мелькающие тени и услышал уставшие и отчаянные женские голоса, – это были пленные черкешенки, которым предстояла дальняя дорога до Константинополя, где молодых девушек раскупали богатые люди. У горцев издревле практиковалось отдавать за хороший калым своих юных дочерей, а у девушек появлялась надежда на богатую жизнь в доме паши, а то и в гареме самого падишаха. Девушки были очень юны, самой молоденькой едва было четырнадцать. Тогда, тёмной ночью, я насчитал их около трёх десятков. Глядя на их измученные и жалкие лица, поручил выделить им помещение в кубрике. Двое из трёх горцев сопроводили женщин и остались со своими единопленницами, а последний, который более-менее владел русским, продолжил спорить с матросом Гнедым. Позже я выяснил, что его не устраивала взимаемая плата за перевоз пленниц, которая несколько возросла.

Русские часто брали на себя перевозки подобного рода товара за хорошую плату, а на обратном пути следили, чтобы не шло в Россию турецкое огнестрельное оружие, которое могло попасть в руки горцам-абрекам для оказания сопротивления нашим войскам. Утрясся спор, я вступил на вахту, к одиннадцати часам матрос Иван Гнедой должен был меня сменить. Я долго бродил по судну, то всматривался во все потаённые места транспорта, то обращал взор на небо, потихоньку затягивающееся тучами, сквозь которые еле виднелся молодой месяц, а позже и совсем затянуло так, что не видно было ни звёзд, ни луны. На судне стояла глубокая тишина, кругом все застыло, и было ощущение, будто и время остановилось, а на душе всё равно лежало тяжёлое чувство.

Гнедой пришёл чуть раньше, немного побеседовав с ним, я отправился в свою каюту, от усталости, переизбытка чувств и событий быстро заснул глубоким непробудным сном.

От береговой линии наша шхуна находилась примерно в двадцати милях, когда уже к часу ночи море начало волноваться и судно все сильнее раскачивалось на волнах. В мою каюту, надрывая горло, ворвался боцман Григорьев. Спросони я не мог разобрать, что он кричал, но потом громко послышалось:

– Константин Павлович, скорее наверх, тонем.

– Как тонем? Всё ж было исправно, всё было хорошо, я лично проверял.

Но Григорьев с искаженным лицом смотрел на меня и продолжал кричать:

– Некогда разбираться, спасаться надо.

Я кинулся наверх, мысли словно змеи клубились в моей голове: «Женщины! Открыть кубрик». А вода все прибывала, вся нижняя часть уже была практически заполнена. Крики оглушали, всё было словно во сне, будто не со мной. Девушки начали прыгать в воду. Кто спасся, а кто нет, я уже не отдавал отчёт. Прыгнул я один из последних, за малым не затянуло вместе со шхуной. Усилившиеся волны сбивали ритм, устал, сердце, словно птица, стучало в груди. «Успокойся, Костя, успокойся, – говорил я себе, – спасение утопающих – дело рук самих утопающих». На ум приходили самые что ни на есть мудрые мысли. Море наполнено было людьми, ещё живыми и уже мёртвыми, а спустя несколько дней оно одарит землю утопленниками и утопленницами со шхуны «Азов» – практически все девушки тогда погибли.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.