Ксюша знала, что солнечное утро до мурашек обманчиво. Частенько оно было холоднее самых пасмурных дней. Привычно поежившись, она встала с еле согретой скамьи и двинулась через дорогу – к малому супермаркету «Свой», который и впрямь можно было назвать таким, учитывая, сколько времени она возле него проводила.

Синий сидел около ступенек денно и нощно, будто выполнял долг охранника-добровольца. Андрюха околачивался тут время от времени, и сегодня был уже на месте.

– Ты где это пропала? – не здороваясь, сипло заголосил Синий, тут же сплюнув.

Ксюша тяжело опустилась на нижнюю ступеньку. Холодно тянуло камнем, но это ее давно уже не заботило.

– Че это сразу «пропала». То тут, то там ходила, – лениво ответила она, тщетно пытаясь закрыть правой ногой огромную брешь на левом колене. Колючий холод сразу обнаружил эту лазейку и бросил в нее все свои морозные силы.

Андрюха неспеша поднялся с засиделого места, поднимая тяжелый рюкзак двадцатилетней давности. Ксюша не помнила, чтобы он хоть раз выпускал его из рук.

– Куда двинул ласты? – снова заголосил Синий.

Андрюха неопределенно махнул рукой. Ксюша безуспешно попыталась проследить за ее направлением. Через секунд пять его он уже исчез за поворотом.

Молодая пара с веселым щебетом вышла из магазина. Синий, не теряя времени, поднялся и двинулся прямо к ним.

Те, слегка нахмурясь, отстранились в противоположную от него, сторону. Синий невозмутимо поплелся за ними.

– 10 сомчиков не найдется?

Ксю удивлялась, как на протяжении трех лет, сколько она его знала, он не уставал повторять эту фразу. Ей хватило двух постыдных попыток, чтобы бросить это унизительное занятие.

Моторный звук заставил ее вскочить: к маркету приближался блестящий, видно, что с автомойки, серенький Nissan. Ксю уверенно вышла вперед и по-деловому вышла навстречу неуверенно приближающемуся внедорожнику.

– Еще, еще, – она двигалась подобно заправскому регулировщику, зазывая машину, – еще есть! На меня, на меня! Немного левее, левее, говорю!

Озадаченная женщина с недоверием, но все же подчинила железного коня, согласно жестам необычной парковщицы. Машина четко встала в парковочное место – как-будто по ней рисовали.

Минуту спустя, грузная женщина в возрасте никак не меньше 50-ти, вышла из машины. Стараясь делать это не очевидно, она все же оглядела Ксюху, и бросила ей нечто наподобие кивка головы. Уже скоро она скрылась за раздвижными дверьми.

« Счастливая жизнь», – с горечью прочла Ксю полустертую временем, рекламу на задвинувшейся двери. Синий злорадно усмехнулся.

– Зря старалась, да, Ксюх?

Она пропустила колкость мимо ушей и облокотилась о холодные плиты, которые обособляли лестницу и, протирая древнюю куртку, опустилась до тротуара.

– Как зовут-то тебя? – не сразу расслышала она.

Владелица Nissan стояла в метре от нее.

– Ксюша, – неуверенно отозвалась она, отталкиваясь от серой плиты.

– Юбочка из плюша, значит, – заключила ее неожиданная собеседница. – Спасибо, Ксюша! – она вытянула руку из кармана и протянула ей.

Ксюха смущенно и неловко приняла свернутую бумажку. Хозяйка серого автомобиля кивнула напоследок и, два раза хлопнув дверцей, спряталась в кабине.

Только после того, как машина скрылась, Ксю разглядела бумажку в ладони. 50. На душе стало теплее, и Ксю крепче стиснула оранжевую купюру.

– Надо же. Сколько там? – не скрывая зависти, Синий уставился в ее сжавшийся кулак.

– 20, – бросила она.

– Врешь? Вроде 50, – с вызовом сказал ее менее удачливый товарищ.

– Не, тебе показалось, – как можно небрежнее, уверила она, и поспешила обратно, через дорогу.

Ее четвертая осень на улице была не столь холодной, как первая. Зябь и покалывание по всему телу стали ее незаменимыми путниками, покидая лишь на лето, когда на смену приходил беспощадный зной. В тот год Ксю осознала: человек привыкает практически ко всему. Даже шугающиеся прохожие с презренными взглядами ее больше не задевали. Бывало, она и сама, с недовольством, отходила в сторону, завидев надвигающуюся гогочущую парочку или толпу праздных людей. Маленькой мести ради.

Только к одному она привыкать не собиралась: упрашивать милостыню, что было совсем обыденно для всех ее товарищей. Этим брезговала только она, эксперимента ради, опробовав парочку постыдных попыток. Деньги-то ей дали, но тот жест, с которым их швырнули, не забыть никогда. Поэтому Ксю снова и снова подсказывала дорогу, помогала парковать машины и услужливо открывала двери, надеясь на подачку, которая была хоть как-то заслужена.

Солнце продолжало обманчиво поблескивать на голубом небесном фоне. Ксю прошла мимо скамейки – утреннего пристанища, завернула налево и оказалась в просторном дворе – достаточно широком для этих микрорайонов. За последним подъездом она торопливо нащупала ногами бетонную лестницу, ведущую к заброшенному подвалу. Дверь была закрыта заржавелым замком, но вот она порылась у себя в свитере и достала ключик – маленький, в оттенок замка. Пару торопливых оборотов, и замок со скрежетом поддался. Постоянно оборачиваясь, она выдернула его и, наконец, оказалась в затхлом помещении со множеством труб и единственным отверстием – полоской напротив двери, откуда скудно брезжил дневной свет.

– Владимировна, ты? – громкий властный голос чуть не заставил ее грохнуться прямо у порога.

– Майя Николаевна! – плаксиво отозвалась Ксю, стремительно повернувшись и с облегчением обнаружив тучную домкомшу.

– А ты закрываться не забывай! День, матушка, день на дворе! Ты мне всех жителей распугаешь. Итак, говорят уже, что я подвал себе присвоила, – басила Майя Николаевна и не думая снижать громкость.

– Простите, я буду только ночью приходить, – Ксю виновато отвела взгляд. – Мне только… кое-что отложить, а то заберут ведь…

Прозорливый взгляд пожилой женщины понимающе и вместе с тем, осуждающе оглядел ее.

– В общем, приходи только по ночам. И подстилку тщательно прячь. На днях буду трубы ремонтировать, рабочие придут. Найдешь, где переночевать дня 3?

В голове Ксю тоскливо нарисовалась скамейка.

– Да, Майя Николаевна. Спасибо вам, – Ксюша сердечно протянула ей руку, но сразу же стыдливо отдернула.

– У тебя хоть родные остались?

– Нееет, – протянула она, упорно отводя взгляд в сторону полоски. Если она скажет про дядю, потянутся еще вопросы.

Укоризненно-жалостливый взгляд, и вот тяжелые шаги Майи Николаевны отозвались на лестнице.

Прошлый год, когда она встретила ее у рыбного магазина, выдался на редкость аномальным. Снег, скрывающий подошвы кирзовых сапог, без зазрения совести шел прямо в середине апреля. Ксю нескончаемо шмыгала и таскала на спине бесформенный мешок с бутылками.

– Ксюша? Владимировна?! – голос вышедшей из магазина женщины был полон удивленного сомнения.

Ничего не ответив, Ксю бестолково уставилась на почти кричащую даму. Краснея от стыда и холода, она с ужасом узнала Майю Николаевну – владелицу столовой, в которой она подрабатывала на кухне теплой зимой пятилетней давности.

– Ну, ты же? – растерянно, но так же громко продолжала голосить та, удивляя любопытных прохожих. – Ох, и дела…

Ксю нечего было сказать. Она лишь покорно поздоровалась и так же покорно пошла за бывшей деятельной начальницей. Майя Николаевна продолжала кричать вопросы с разными междометиями, а ей ничего не оставалось, как тихонько отвечать.

Столовая «Кушать подано» находилась в квартале от места, где Ксю зимовала то время. Она тщательно обходила эту улицу, боясь попасться на глаза бывших коллег в таком расписном виде.

Грохоча ключами, Майя Николаевна отперла дверь и первой зашла в теплое помещение. Ксю задержалась у порога.

– Ну, чего ты? Входи! Я закрываюсь на днях, распродаю стулья да технику, – объяснила хозяйка и кинула тяжелое пальто на два шатких стульчика. Сама она села рядом и указала Ксю на соседний стул.