— Какие? Ну, сейчас будем по работе. Но — все мы соседи… в одном мире живём.

Потрясающая наивность. Он сжал руки на руле и нахмурился.

— Не отвлекай меня от дороги, а?

* * *

Лёня невольно назвал девушку на «ты». И не собирался с ней что-то обсуждать после чемоданов. Но когда в восемь утра зашёл в холл, то уже обнаружил её там в рабочем комбинезоне, с красками, а посередине стоял проектор с ноутбуком.

— Я начну с весны, — жизнерадостно заявила она.

— Да с чего хотите, — бросил он. — Только побыстрее.

— Мы опять на «вы»? — она дёрнула бровью. — Ну, как хотите, Леонид… Петрович.

— Я Иванович!

— Да-да, я поняла. Будьте любезны, Леонид Иванович, не мешать работать.

Он бы плюнул, но дорогую плитку было жаль.

Меж тем она по проектору принялась размечать стену. Сразу мазками, обозначая белые облака, белые цветки и кусочки не стаявшего снега.

Лёня залюбовался. Он здесь такой весны в жизни не видел. Мягкой, красивой и нежной. Но ведь ничего необычного, просто подснежники, напомнил он себе.

За стеной тем временем бушевала метель. На втором этаже собирали стену изо мха.

* * *

Ната погрузилась в процесс. Мазок за мазком она доставала из памяти ощущение свежести, запах растаявшего снега, запах цветов. Девушка позволяла всему, что видела когда-то быть и течь через неё на соседнюю стену. Где-то тонкой кисточкой, где-то аэрографом — она добивалась лёгкости и чувственности акварели на огромной стене. Момент, когда отдохнувший и выспавшийся мир просыпается с новыми силами, когда всё свежо и ярко. Самое сложное весной — небо. Особая лёгкость, надо точно угадать с голубым цветом. Сделать так, чтоб очарование апреля было действительно волшебным.

Кажется, этот Лёня изрядно смутился, когда она попросила принести стремянку.

На следующий день он снова смотрел эскизы, а потом произнёс:

— А ты можешь потом зиму нарисовать?

Девушка пожала плечами. После весны по плану шло лето, но за окнами завывал буран, и настроение менялось так же, как направление ветра. К вечеру она закончила весну и перешла к горам и соснам Алтая, чем-то похожим на то, что творилось снаружи гостиницы. Зима вопреки инструменту и краскам, и обманчивой мягкости, выходила у неё всегда графичной. Линии, линии, тени. И даже зелёная хвоя ёлок и оранжевые иглы лиственниц не рушили бесцветного холода гор.

Мороз словно ворвался в зал и прошёл сквозь пространство.

Девушка не заметила, как, не отрываясь, за ней наблюдал мужчина. Края зимы мягко переходили в весну, а с другого края в осень.

Она вложила туда все ощущения от холодной встречи, от взгляда и разговора.

— Вот это неплохо, — услышала она голос за спиной. И тут же другой, голос заказчика.

— Да ладно, Лёня, за окно посмотри. Натали, не обращайте внимания. Заканчивайте зиму, у нас её и так много. Я Василий, кстати.

Она кивнула и спустилась со стремянки. Протянул руку, испачканную в краске, но ни Василий, ни блондинка с идеальным маникюром у неё за спиной не поддержали рукопожатия. Холеная дама лишь высокомерно произнесла:

— Да, Натали, мы хотим лето.

* * *

Лёню взбесил визит друга с женой — мужчина до сих терпеть не мог видеть их вместе. А сейчас, вдобавок, они отвлекли и будто разрушили магию, особенно тем, как отказались пожать ей руку. Подумаешь, краска!

Было нечто завораживающее в том, как работает девочка. Он действительно не мог понять, что же в ней такого. Просто красивые картины и усердный труд. Он работал не меньше каждый день, но находил время замереть перед возникающими панорамами. Тем временем вслед за весной и зимой появилось лето.

На середине лета она подошла к нему сама.

— Ммм, Леонид Иванович?

Он скрипнул зубами.

— Чего вам?

— Василий говорил, что можно заказать ещё краски.

— Да, я завтра поеду в Мурманск. Что вам привезти?

Она сказала ему.

— Это же строительный акрил. Белый.

— Ну да. У него сцепление с поверхностью лучше, укрывистость тоже. А колеры у меня свои.

Но на следующий день снова началась метель. Девушка заканчивала лето. Тонкой кисточкой проходила и добавляла деталей на морские волны, и словно оживляя крымский бриз.

— Не похоже на наше море.

Она обернулась.

— Зовёте посмотреть ваше море, Леонид Иванович?

Он аж поперхнулся.

— А поехали!

Метель закончилась, он прогрел машину. Она наблюдала за пейзажем в окно всё с тем же любопытством. И даже с радостью вышла на скользкие камни. Северное море шумело, гремело и доставало студёным касанием даже издали. Девушка втянула солёный воздух полной грудью, вздохнула и с чувством произнесла:

— Потрясающе! — И, с не меньшим воодушевлением добавила, — спасибо тебе огромное!

Лёня отвернулся. Он-то хотел слегка отрезвить эту восторженную художницу, но такой радости он не ждал. И даже сам огляделся: что здесь такого потрясающего?

Ничего особенного не было, но она достала телефон и принялась снимать.

— Ещё раз спасибо… Лёня, — с чувством сказала она по дороге обратно.

* * *

На следующий день она принялась работать над осенью. Осень у неё получалась рыжая, тёплая и светлая. Будто кто-то родной обнимал и касался сердца. Словно говорил, что всё будет хорошо.

Всё будет хорошо, Лёня.

Только его отвлекли с монтажом этого несчастного мха на втором этаже, и мужчина не мог наблюдать, как на стене появляется заводь с ивой, и как там падают листья, и как плывёт серая уточка. Через пару дней он обнаружил уже законченную стену.

И довольного Василия.

— А где художница?

— Натали отвезли в аэропорт уже. Смотри, классно вышло.

Василий огляделся и вышел. Ему просто было красиво. А Лёня пошёл по кругу. Из зимы он вёл пальцами по стене и под руками поверхность теплела, будто там, за стеной действительно солнце топило снег и создавало проталины. Будто Лёня действительно оказывался в весне и дальше, в обжигающем южном лете с лёгким бризом и вкусом соли на губах.

И… он замер около законченной осени. Она дышала уютом, и чем дольше он смотрел на стену, те больше словно оказывался там, на берегу, рядом с девушкой, будто видел, как она крошит булку и кидает крошки в воду. Будто слышал, как в теплоте раздражающе звонит телефон с незнакомым номером… С его номером! Дыхание щекотал запах яблока и творожного печенья, и кофе из термоса…

— Это какая-то чёртова магия.

Он отшатнулся. На мгновение стало страшно, казалось — ещё чуть-чуть и он нырнёт, раствориться в чужом ощущении, в чужом восприятии реальности.

* * *

Между зимой и осенью была небольшая разница — всего-то несколько дней, или всего-то несколько часов. Смотря откуда ехать или лететь, и смотря на чём.

Когда Ната вернулась, в заводи ещё плавали уточки, и на веле кататься было не слишком холодно.

Да, в воздухе чувствовалась близость зимы. Но это соседство её никогда не смущало. Она представила новый эскиз как дипломную работу и ей отдали холл нового корпуса. И на длинной стене родного универа медленно начало расползаться северное море. Холодное, беспощадное, принимающее только сильных, и невероятно свободное. Это соседство сначала кого-то напрягало, мол, нечего холод разводить… Но всё больше и больше студентов перед сессией на пару минут замирали перед бескрайней волей севера, впитывая силу перед экзаменами. Смотреть на стену и наполняться силой воли и упорством стало хорошей традицией.

* * *

Лёня сидел напротив осени и листал новый выпуск архитектурного журнала. И там, после их гостиницы, было оформление одного ВУЗа. Спутать было невозможно. С огромной стены на фото буквально выплёскивалось холодное северное море. Такое знакомое, близкое, но далёкое. Дипломный проект студентки-художницы, умницы-красавицы и полной сироты. Девочка-осень…