— Выше голову! — промолвила она, чувствуя себя достаточно умиротворенной. — Теперь не время унывать. Можешь не сомневаться, что не позднее завтрашнего вечера мы будем в Лондоне, и тогда все встанет на свои места!

— Я и не сомневаюсь, что мы будем в Лондоне. В твоем Лондоне, а не в моем.

Оба на какое-то время замолчали.

— И пока мы туда идем, я скорее сдохну, чем снова буду пахать за двоих, поняла? — запальчиво продолжал Флинн. — Ужин, доставшийся нам вчера, вряд ли стоит того, чтобы полтора часа возиться в свинячьем дерьме! С меня довольно! Теперь твоя очередь зарабатывать на пропитание!

— Моя? Но что я могу сделать? Я понятия не имею о том, как зарабатывают на пропитание такие бедняки, как ты! От меня не будет никакого проку!

— Послушай, ты хоть понимаешь, о чем говоришь?! — Флинн остановился и вперил в нее разъяренный взор. — Черт побери, неужели тебе не ясно, что я еще меньше разбираюсь в жизни «таких бедняков»? Мало того, что я не был в Англии целых двадцать семь лет, мне ни разу в жизни не приходилось бывать на ферме, а уж на ферме девятнадцатого века — и подавно!

— Следите за своей речью, мистер Патрик, — напомнила она ледяным тоном. Мелисанда предпочла пропустить мимо ушей замечание насчет девятнадцатого века. Ей казалось, что чем больше она заострит внимание на его смешной выдумке, тем успешнее поощрит его помутившийся разум к сочинению новых небылиц.

Однако снисхождение к его безобидному помешательству вовсе не означало, что ему безнаказанно сойдут с рук грубость и непочтительность.

— Не слишком ли много вы о себе вообразили, мисс Неземное благородство? — вскричал Флинн, сердито тыча в нее пальцем. — Надеюсь, эта прогулка все же пойдет вам на пользу! Если вы еще не совсем отупели от сознания собственной безупречности, то знакомство с жизнью простых людей вас хоть чему-нибудь научит!

— Я давно знакома с жизнью простых людей, мистер Патрик. Я постоянно навещаю самых бедных крестьян в отцовских поместьях. Я наделяю едой и лекарствами голодных и больных, и я ставлю в известность папиного управляющего о том, чьи дома нуждаются в ремонте. Скажите, мистер Патрик, вам приходилось делать что-то подобное для людей, которым не так повезло в жизни? Многим ли вы протянули руку помощи?

Флинн задумался всерьез и надолго, и Мелисанда торжествующе улыбнулась.

— Однажды я был в бесплатной столовой, — наконец сказал Флинн.

Мелисанда тяжело вздохнула. Ее ужасно раздражала его странная манера говорить, хотя она ни за что не призналась бы ему, что с трудом понимает едва ли треть сказанного. По большей части ей приходилось догадываться, исходя из общего смысла их разговора, но на этот раз ничего не получилось. И она недоуменно переспросила:

— Бесплатной столовой?

— Да, это такое место, где кормят бездомных. Там служила моя подружка, и мы с ней встречали там Рождество.

— Однажды?

— А еще я давал деньги на благотворительность — много денег. Ассоциации кардиологов, художественному фонду. — Он старательно прочистил горло и продолжал, помогая себе выразительными жестами: — Но дело-то не в этом! Дело в том, что вчера на ужин заработал я, а сегодня это могла бы сделать ты. Вот о чем я толкую.

— Хорошо, — откликнулась она.

Про себя Мелисанда подумала, что ее согласие ничего не значит. Ей все равно не удастся обеспечить их едой и кровом, поэтому она не сомневалась, что в итоге все встанет на свои места и Флинн как миленький будет трудиться в поте лица за них обоих. Что бы он там ни говорил, жизнь простонародья должна быть ему более близка и понятна, чем ей. Ведь он сам явно не из дворянского сословия.

И Мелисанда снова принялась перечислять про себя неопровержимые доказательства своей теории. Его убогое образование. Его жалкая одежда. Его грубый язык. А его акцент? Он же буквально режет уши! Нет, он глубоко заблуждается, если искренне считает себя высокообразованным человеком. Хотя, с другой стороны, кто знает, насколько его образование отличается от прочих американцев? Вот и Мелисанде не раз приходилось слышать, что в Америке живут только тупицы да дикари.

— Ты это нарочно сказала, — возмутился он, — а на самом деле и пальцем о палец не ударишь, верно?

— Верно. И я даю тебе честное слово, что не представляю себе, чем могу услужить этим людям настолько, чтобы им захотелось поделиться с нами едой и пустить на ночлег.

— Ты могла бы вымыть посуду, — процедил он, окидывая ее мрачным взглядом, — помочь убраться в доме или застелить постель — да мало ли что? Или ты у нас инвалид?

— С чего ты взял?

— Ну, тогда больше и спорить не о чем! — решительно кивнул он.

Мелисанда сокрушенно покачала головой. Ну что за невозможный упрямец! С таким, как он, даже спорить бессмысленно! Да и она хороша — пытается убедить его, как будто он что-то способен понять!

Они упорно шагали вперед и вперед.

К вечеру они попали в небольшой поселок — однако, как показалось Флинну, по сравнению с Танбриджем это был просто центр цивилизации. Дома по обе стороны от дороги выглядели куда добротнее, чем та хижина, где они нашли приют прошлой ночью.

Над трубами курился легкий дым от очагов, а окна в домах сияли ласковым светом, рассеивавшим сумрак над дорогой, по которой устало тащились Флинн и Мелисанда.

— Как ты думаешь, нам еще далеко до Лондона? — поинтересовался он. В тишине сельской глуши собственный голос казался ему незнакомым и грубым. На протяжении последних часов спутники едва перебросились парой слов, погруженные в невеселые думы. Флинн стер ноги до крови и уныло размышлял над тем, сколько он заплатил бы за то, чтобы сидеть дни напролет в мягком кресле, в тапочках на ногах и не вставать по меньшей мере месяц.

— Не могу сказать точно. Если Клайды не ошиблись, это должен быть Квейлис-Хэд, тогда нам осталось примерно двадцать пять миль.

— Ха! — воскликнул Флинн. — Всего каких-то жалких двадцать пять миль? — Он уже прикинул про себя, что они преодолеют этот отрезок за восемь часов. Ну, может, чуть больше, если будут двигаться с обычной для пешеходов скоростью — три мили в час. Значит, ему предстояло еще восемь часов ковылять в тесных лаковых штиблетах, покоробившихся от воды.

Дойдя до середины поселка, они замедлили шаги и остановились. Здесь дома были совсем большие, в некоторых из них располагались магазины, хотя покупателей видно не было.

Мелисанда пригладила волосы и постаралась отряхнуть от грязи плащ. Закончив, она спросила у Флинна:

— Как я выгляжу?

— Неплохо, — буркнул он, но тут же вспомнил, что ни одну женщину не устроит такой короткий ответ, поэтому добавил: — Ты выглядишь на удивление хорошо. Особенно если вспомнить… — Тут Флинн умолк, подбирая слова.

— Особенно если вспомнить, что я уже два дня не меняла платья и ночевала на сеновале? — продолжила Мелисанда с грустной улыбкой.

— Ну, в общем, да. — Он смущенно улыбнулся в ответ. — А почему ты спросила? Ты что-то придумала?

Она показала на один из домов:

— Я пойду вон в ту гостиницу и попробую договориться с хозяином о… небольшом займе. Я скажу, что расплачусь с ним, как только доберусь до Лондона. Возможно, он поверит и разрешит нам поужинать и переночевать у него.

— Хм-м… — пробурчал Флинн, скептически подняв бровь.

— Ты думаешь, он не поверит?

— В 1998 году я бы точно сказал, что не поверит, — задумчиво ответил он, искоса поглядывая на Мелисанду. — Но черт его знает, какие у вас тут обычаи?

— Мистер Патрик… — Она моментально помрачнела.

— О'кей, о'кей! — Флинн выставил перед собой руки. — Прости! Я забылся. Больше никаких грубых слов!

— Тебе следует следить за языком — я не шучу! И поменьше болтать о каком-то будущем. Если ты станешь упорствовать, никто не захочет иметь с тобой дела!

— Ладно, ладно, я все понял.

Судя по всему, она не очень-то поверила его обещаниям.

— Я действительно постараюсь! — Флинн кивнул в сторону гостиницы и напомнил: — Так ты идешь или нет? Если тебе откажут, придется искать что-то еще, а ведь скоро совсем стемнеет!