Да, в селе имелись каменные здания.

Две штуки.

Церковь, которую уже устроили перестроить в типовую базилику. И небольшой домик правления, где староста дела вел. Остальные дома фахверк.

Все.

Вообще все.

Село в принципе было перестроено по единому плану и стандарту. Имея и центральную улицу как по линейке, и переулки и даже площадь свою перед церковью. Вот по прошлому году и закончили…

Внутри у кума было довольно чисто.

Пол — тес, приподнятый над землей. Отчего тепло и сухо. Печь вон стояла, кирпичная, построенная навроде традиционной русской, устоявшейся лишь в XIX веке. Но под проект перестройки колхозных поселений ее придумали. Мебель кое-какая имелась. Не только стол да лавки, но и целый шкафчик — явный признак зажиточности по этим годам. Да и сундуков парочку стояло вдоль стен. Впритык. Чтобы спать на них можно было. Впрочем, на тесовом полу и без сундуков тепло было — кивнул соломы или даже овчину, да спи. Ежели печь протопить добро.

Чугунок опять же.

Кум ради такого дела даже постучал по нему пальцем, проверяя — металл али ему кажется.

Ел он молча, как в крестьянской среде тех лет и было по обычаю. Спокойно, рассудительно, но без трепа. И не спрашивал, что. Какую еду поставили, такую и вкушал. Не прилично носом водить от угощений. Тем более на голодный желудок. Тем более, что картошка оказалась вполне вкусной и сытной едой, хоть ему и не привычной совершенно. Он ее поначалу с репой спутал, даже дивился — какой странный вкус…

Потрапезничали.

Сели разговаривать.

Сначала зашли издалека. Обговорили родичей и прочие схожие вопросы. А потом и к делу перешли.

Голод.

Кума в гости привел голод.

Неурожай был у них в селе по прошлому году. Под конец лета град побил посевы. Как итог — зиму едва-едва на лебеде с корой продержались. Наступившая же весна отчетливо пахла смертью. Многие в их селе уже едва на ногах стояли.

— Я помогу. — твердо сказал кум. — Тебе. Запасами бог не обделил. А остальные как?

— Не ведаю… — развел руками его визави.

— А как же запасы? Со складов государевых вас разве не кормят по голоду?

— Так… — потупил взгляд крестьянин.

— Не писались?

— Да у нас вся округа не писалась. Мужичок у нас один скрывался. Беглый. Сказывал, что та перепись — сатанинское дело. Будто бы в книги бесовские нас вписывают как душу продавших.

— И вы поверили?

— Он убедительно говорил. Вот по бумагам и нет нас вроде как. И старосты тоже нет.

— Как же так? Всех же заставили себе старосту выбрать.

— Так тот мужичок нам и подсказал выбирать того, кто недавно преставился или вот-вот отойдет. Мы так и делали. Писарю денежку сунули, он и написал бумагу, что так мол и так — выбрали. Пока суть да дело, пока выяснили, что староста наш того, отошел, прошло время. И немало. А мы потом еще раз такого выбрали. И еще раз. С третьим покамест не прознали.

— Подушную подать, стало быть, не платите?

— Ничего не платим.

— Да… Накаркали получается… — покачал головой кум.

— Как есть накаркали. — развел родственник руками. — Три года ведь хорошие были. А тут такое дело.

— Так для такого дела это все и удумали. Церковь у вас тоже не ставят новую?

— Откуда? Старосты то нет, он бумаг и не подает никаких.

— Ясно… Пойдем к старосте. К нашему. Он слава Богу живой.

— А он поможет?

— Вы хоть и разбойники, ежели так посудить. Но наши. И он наш. Чай не обидит. Савелий это, бык. Да ты его знаешь. Что же до помощи. То вам только ряд остается подписывать.

— Что за ряд?

— Как мы. Колхозный. И уже старосту выбрать чин по чину. А того злодея, что вас баламутил, сдать полиции.

— Так издох он. По осени еще.

— Это как?

— А пес его знает, — развел он руками. — Говорят в ночь прибежал на околицу и стал в дверь стучать. Гроза была. Не узнали. Спужались. А на утро тело нашли. Тело в ранах. Явно уносил ноги от кого-то. Его быстро и прикопали в овраге. Опасались, что полиция или еще кто нагрянет.

— Видишь? Видишь?

— Что?

— Всевышний все видит. И злодеев карает. Вот — сдох как пес.

— Говорил он уж больно ладно.

— Только для пуза накладно.

Собеседник лишь молча развел руками, не в силах возразить.

— А тот ряд это кабала какая?

— Ну как сказать… Вроде и кабала, но такая… без нее тяжелее. Земля вся ваша в общак складывается и обрабатывается сообща. По указке агронома. Он сказывает, где что сажать, когда и как. С урожая каждому идет доля. Два-три года — и в таких вот домах жить будете. Церковь вам тоже перестроят, батюшку обязав детишек грамоте да счету даром учить. Нам обещают на будущий год лекаря поставить на наш прокорм. Не шибко грамотного, но и с такого польза немалая. Что еще? Со станции на посевную и страду лошадей, телеги и прочее всякое хитрое выделять станут. Отчего быстро и ловко все пойдет. Как у нас. Сам же видишь.

— А платить сколько?

— А нисколько. Простую подушную подать и только. В остальном — слушайся агронома да старосту и буде.

— Красиво больно.

— Так царю-государю нашему людишек на уральском камне кормить надо. Вот он свое и берет долей. Все что вырастили — делим. И нам, и на посев, и ему — людишек в тех краях кормить. Как видишь, — кивнул он на печку и похлопал по животу, — не обижает. Да в том ряде прямо сказано — коли голод или иная хворь — царь-государь помощь помогает. Почитай в обществе нашем. За что и долю берет немалую…

[1] На картинке к главе изображен другой тип экскаватора. Паровой, но с другой кинематической схемой. Описание же дает кинематической схемы похожей на экскаватор Э-255, который Алексей в свое время видел и считал архаичными, кондовыми.

[2] Фут в СИ составлял 10 дюймов или 254 мм. Два фута это 508 мм или полметра.

[3] Четыре фута это 1016 мм или метр. Такая толщина стены была выбрана с запасом, чтобы противостоять морозам «за сорок».

Часть 1

Глава 2

1711, апрель, 29. Нерчинск — Атлантика — Вена — Москва

Утро было пасмурным.

Словно бы сама погода понимала тяжесть обстоятельств. И помогала как могла.

Русские уходили из Нерчинска.

Города, что стоял на берегу реки, впадающей в Шилку — приток Амура и имевшего большое значение для России. Если Иркутск являлся важнейшим логистическим узлом всей Восточной Сибири, местом, где сходились многие дороги, то тут — в Нерчинске, одна из таких дорог начиналась. Ибо город являлся не только столицей русского Забайкалья, но и важным передовым форпостом ее развития в этом регионе… воротами в державу Цин, через которые велась Амурской торговли.

В Кяхте торговали больше и ловчее. Но те земли лежали под джунгарами, и они свою долю малую брали за посредничество на нейтральной территории. А тут — напрямую все шло. По Шилке в Амур, оттуда в Сунгари и далее до южной Маньчжурии — земли пустынной и едва обжитой, через которые, впрочем, караваны водить было проще от портов Ляодунского полуострова, чем до Кяхты. И ближе, и не через пустыню.

Одна беда — от самого Нерчинска в европейскую Россию дорога была непроста и далека. По рекам до Читинского острога, а дальше целое приключение. Караван оттуда уходил к Еравинским озерам мимо Игреньского острога у одноименного озера. Несколько дней непростого пути. А потом еще и по реке Уде спускаться. А там мелкое, сложное русло с неустойчивым уровнем воды. Прошли дожди — поднялась, а нет, так и сиди — кукуй. Ну или на лодочках малых иди.

Дальше — проще. Особенно теперь, когда чугунную дорогу от Нижнего Тагила до Перми проложили. Но до этого «дальше» еще добраться нужно. Из-за чего торг через Нерчинск шел, но худой, слабый, по сравнению с Кяхтой. Цинцы могли себе позволить снарядить большой караван через пустыню. А мы — нет. Слишком уж далек был тот путь от обжитых районов России. Вот и перебивались малым. И по оценкам Алексея организовать добрый путь от Нерчинска до Удинска выглядело как бы не сложнее, чем поставить каскад небольших плотин для соединения речным путем реки Юдома с Охотой…