Ненавижу собак.

В прошлой жизни эти твари разорвали меня и съели заживо, так что причины для неприязни, согласитесь, имеются. А в захолустных городках бродячие псы по осени сбиваются в стаи, рыщут по улицам и нападают на прохожих. Злость и голод – вот что ими движет. Эти стаи реально опасны. Тем более – для одиночек и маленьких детей.

Мальчику на вид было лет пять.

Ума не приложу, что делать пареньку дошкольного возраста у заброшенной стройки на окраине города. В дождь и слякоть. Из детсада сбежал, что ли?

Ноябрь уже вступил в законные права. Мерзкое время года. Почти зима. Голые ветки деревьев, лютая стужа, мрак и депрессия. Холодный ветер в подворотнях. Скалистые берега Байкала покрылись льдом, с карнизов и водосточных труб свисают сосульки.

Стройку я выбрал в качестве полигона для оттачивания стихийных техник. Чтобы никому не мешать, заказал у одного умельца артефакты гашения, которые можно настраивать под любой класс. Разложил исчерченные письменами и клавишами диски по вершинам воображаемого квадрата и накрыл стройку непроницаемым для посторонних глаз куполом. Гасители – удовольствие дорогое, но потраченных денег я не жалею. Потому что артефакты держат звуки, выстраивают ложные изображения и поглощают вспышки энергии во время тренировок. Ну, и обеспечивают дополнительную маскировку на астральном плане.

Блокаду я снял в восемь утра.

Аккуратно упаковал тонфы в эксклюзивно пошитый чехол, натянул перчатки-митенки и уже собрался идти домой, как вдруг до моего слуха донесся яростный лай.

Стая.

Особей пять-шесть, не меньше.

Звуки доносятся со стороны заброшенного кладбища, мимо которого я пробегал час назад. В кромешной тьме пробегал – до рассвета еще целых семнадцать минут.

Ночь и раннее утро в Монашинске – время макабра. Пьянки и поножовщина на кухнях разваливающихся одноподъездных пятиэтажек. Дуэли и разборки в темных дворах. Необъяснимые и неадекватные поступки алконавтов со стажем, попадающие в криминальную хронику «Голоса Катуни». И, разумеется, псы.

Ладно, обогну это сборище.

Есть кружной путь.

Загляну в кафешку «Барин», отведаю руссиано, перекинусь парой слов с дядей Федей.

И тут до моего слуха доносится крик.

Детский.

Это уже совсем никуда не годится. Врубив дополнительное ускорение, я метнулся вдоль предрассветной улицы Мартынова. Фонари смазались, срослись в две световых полосы.

Угол кладбища.

Покосившийся металлический забор, могучая туша старого дуба, контуры замшелых надгробий. Недавно выпал и растаял снег, так что под забором сохранилась забрызганная грязью обледенелая масса. На рассвете реальность видится монохромной и зыбкой.

Мальчишка жмется спиной к дубу. Его обступила шестерка вызверившихся бродячих псов, яростно рычащих, лающих и готовых атаковать. Ребенок завернут в дутую зимнюю куртку, шарф и утепленные штаны. Ботинки добротные, на голове – вязаная шапка и капюшон. Глазенки затравленно зыркают в поисках пути к отступлению. Вот только некуда отступать. Да и слаб человеческий детеныш перед лицом одичавшей природы.

Псы бродячие, беспородные.

Готовые рвать и убивать.

Знаете, собаки – это ведь потомки волков. Пока мы их кормим, всё в порядке. Хотите увидеть истинную сущность псов? Выгоняйте их из дома, не подкладывайте в миску корм. Очень скоро звери начнут рыскать по помойкам, лезть к случайным прохожим. Затем собьются в стаи, будут бросаться на велосипедистов и проезжающие по дорогам машины. А потом дойдет и до открытых столкновений. Загрызть ребенка проще, чем уйти в леса и пройти естественный отбор, сражаясь с волками, рысями и медведями. Да и зайцы слишком резвые для тех, кто привык к миске.

Не понимаю тех, кто заводит домашних животных, а потом вышвыривает на улицу.

Безответственность.

И лень коммунальщиков, которые должны отлавливать весь этот сброд.

Самую наглую псину, бросившуюся на мальчугана первой, сносит «незримым ударом» и впечатывает в асфальт. Хруст, визг, жалобное поскуливание. Помесь овчарки и хаски вспыхивает, так и не добравшись до горла паренька, молниеносно превращается в прах. Да, «ярость» у меня на должном уровне, растем помаленьку. Остальных дворняг я буквально вымел с перекрестка «вихреворотом». Могучий поток перенес животных через ограду и, переломав им по дороге все кости, расшвырял по могилам. Да, неаккуратно. Зато эффективно.

Мальчишка толком не сообразил, что происходит.

А когда сообразил, отшатнулся от меня с непередаваемым ужасом. Вжался в ствол дерева, выставил палку, которую, оказывается, держал всё это время в руках.

Вот вам и благодарность.

– С тобой всё в порядке? – тихо произнес я. – Не бойся.

– Я и не боюсь, – буркнул малыш. – Ты одаренный?

– Есть немного.

Слева от нас захрипела собака, которую воздушным ударом приложило об асфальт. Во время разговора я старался отвлечь мальчишку от неприглядного зрелища.

– Ты где живешь вообще? Зачем к кладбищу пошел?

Мальчик насупился.

Ответил не сразу:

– Я из сада сбежал.

Приблизившись к нему, я присел на корточки. Внимательно посмотрел в испуганные глазенки и понял, что ребенок помаленьку выходит из ступора.

– Зачем?

– Мне там не нравится, – выдал паренек. – Я маме говорил, что обижают, она не слушает.

– А папа?

– Нету его.

Ладно, свернем тему.

– Чаю хочешь? – перехватив удивленный взгляд, добавляю: – С пирожными.

Вижу, что хочет.

– Нельзя идти с незнакомыми людьми, если они зовут на чай, – уверенно заявил мой юный собеседник. – Мама так говорила.

– Правильно говорила, – соглашаюсь с железобетонным аргументом. – Тогда давай к маме отведу.

– Я и сам справлюсь.

– А если собаки опять нападут?

Крыть нечем.

Спасенный отлипает от дерева, и мы топаем дальше по улице Мартынова к центру города. Палку несостоявшийся собачий корм выбросил.

– Как тебя зовут?

– Дима.

– Меня – Сергей.

– Ты же китаец.

Остается лишь тяжко вздохнуть:

– Японец.

В Монашинске я не сильно выделяюсь. Тут много бурятов и китайцев, так что к «узкоглазым» местные жители привыкли. А еще туристы приезжают, в том числе из Сёгуната. Правда, меня на улицах почти никто не видит. Во-первых, я большую часть времени сижу дома или тренируюсь на свежем воздухе. Точнее – на безлюдной стройке. Во-вторых, предпочитаю прогуливаться поздним вечером или ранним утром. В-третьих, нигде не работаю, не учусь, в городе нет друзей и родственников. Еду заказываю через онлайн-сервисы. Изредка заглядываю в кафешки.

«Чутье» подсказало, что раненый пес околел.

– А что с садиком не так? – интересуюсь у Димы.

Начинает светать.

Гаснут фонари, прохожих становится больше. Впрочем, от ощущения пустынности я отделаться никак не могу. Даже Горно-Алтайск видится мне мегаполисом в сравнении с этим захолустьем.

– Днем спать нужно, – начинает перечислять Дима. – Воспитательница злая. Кормят плохо, мама лучше готовить умеет… А еще у нас есть мальчик один, Максим, он одаренный, как и ты.

– Правда? – заинтересовался я.

– Он – маг земли, – сообщил Дима. – Постоянно мои замки в песочнице разрушает.

Разделение одаренных и обычных детей начинается с первого класса младшей школы. В садиках все учатся вместе. Что, как мне кажется, пережиток старины.

– И ты сбежать решил.

Дима утвердительно кивает.

– А про маму не подумал? Она ведь волнуется за тебя. Сейчас ей из садика позвонят, скажут, что ты не пришел. А если бы те собаки тебя загрызли?

– У меня была палка.

Тяжело вздыхаю.

– Не делай так больше.

– Ладно.

– А тот песик, он умер?

Неудобный вопрос.

«Песик» сейчас отобедал бы твоей рукой, свободолюбивый мальчик Дима. Или ногой. С превеликим удовольствием, как мне кажется.