Кто такой бог Сепсис и что ему не стоит давать, народ не знал, зато все как один уставились на то, что сотворил с мальчуганом басурманин, и принялся роптать.
— Изверг! Нет у людей ничего святого! Надо бы его к ответу призвать, а то распоясались тут!
Рената, не обращая внимания на речи, приняла у Праса небольшой горшочек с мазью. Аккуратно его открыла, понюхала и скривилась. Пахло так себе.
— Не до жиру, быть бы живу, — подбодрила она пацана, испуганно и в то же время с надеждой глядевшего на неё. — Начнём!
Теперь юный пациент только вздрагивал. Не жмурился — значит, терпимо, есть надежда на лучший исход.
— Уважаемая, — обратилась она к хозяйке едальни. — Можно сменить скатерть? Или просто убрать.
Женщина подошла, аккуратно, стараясь не испачкаться в крови, взялась за край полотна и дёрнула, дождавшись, когда Прас с Гармой приподнимут ребёнка. Тут же Рената подстелила кусок ветоши, взятой у дочери хозяйки, и аккуратно посадила мальчика, дабы смазать спину.
— Держу-держу, не бойся, — проворчала Гарма, продолжая поддерживать мальчика в сидячем положении и костеря всех и вся, правда, про себя.
Ей хотелось порезать Каждылбека на лоскуты, дать Ренате подзатыльник и в то же время расцеловать за то, что она сейчас делала. А та самозабвенно бинтовала худое, но крепкое тельце мальчика, подмазывала там, где ей казалось недостаточно, и продолжала дальше.
Щёку она как могла тоже забинтовала. Вышел почти пират, только со здоровым, хвала всем богам, глазом.
— Всё, теперь можно одевать! — довольно изрекла Принцесса, вымазанная в крови по самые туфли.
Народ радостно загомонил, дядька смотрел на деву влюблёнными глазами, пока это особа самым жестоким образом не послала его… за чистой одеждой для племянника. Кузнеца Рената решила не трогать — уж больно диковатый был у него взгляд. Что неудивительно — такой стресс пережить!
Дядька, было, собрался бежать, как его остановила соседка:
— Вот, возьми, — она подала рубашку своего сына, который давно из неё вырос. — Портков только нет — все сносили.
Упарившаяся Рената ничего не замечала, лица расплывались перед её глазами. Частично из-за напряжения, частично из-за слёз, навернувшихся на глаза. Она была безмерно счастлива! Вот только руки тряслись и ноги не гнулись. Словно механическая кукла она вышла из едальни, где её встретила толпа народа, которой конца-края не было видно. И самое худшее, что никто не хотел её пропускать — все глазели на ту самую Принцессу (после появления Праса и Гармы разве что слепо-глухо-немой не догадался, кто она такая), на её усталые глаза, пятна крови на одежде и обуви… И ни в какую не хотели пропускать.
— Разошлись! — раздался чей-то низкий рычащий голос, от которого у всех не то что мурашки, мурашищи табуном прогарцевали по телу.
Заодно сподвигая освободить дорогу.
Даже Рената вздрогнула, хотя казалось, что она уже ничего не чувствует, кроме дикого желания прилечь.
— Позвольте вас проводить, — вновь зазвучал таинственный голос.
Девушка с трудом подняла на него закрывающиеся глаза и… резко взбодрилась! Перед ней стоял очень жуткий мужик! Огромный, с тёмными волосами, густой бородой и кошмарным шрамом, рассекавшим всю правую щёку и даже глаз.
Как он умудрился его не потерять?
Присмотрелась — точно, он им явно всё видит!
— Мы будем вам безмерно благодарны за помощь, — проворковала Гарма откуда-то сзади.
Она прекрасно знала, как обращаться с подобными мужчинами: притвориться слабой и беспомощной. Подумаешь, она ничуть на такую не тянула…
— Разойдись! — прозвучал ещё один голос, менее низкий, более зычный.
Тоже хорошо подействовавший на толпу, но уже не вызывавший такой жути.
— Рената, держись! — наконец-то Прас добрался до своей драгоценной помощницы и подал ей руку.
А она и рада — с облегчением приняла помощь, а то ноги что-то совсем плохо держали.
Ковыляли они долго. Пока пробрались сквозь толпу, пока Рената расходилась и зашагала бодрее, пока дошли до гостиницы, прошло прилично времени. К слову, оба незнакомца, что столь любезно вызвались их проводить, близко к Ренате не подходили — держались на расстоянии не меньше метра. Но даже так они её подавляли. Всем: ростом, мощью, источаемой опасностью. А уж когда она узрела на их поясах боевые топорики…
— Благодарствую, господа хорошие, — Гарма рассыпалась в благодарностях, намекая провожатым, что пора и честь знать. — Простите, что покидаем, но нам срочно надо в княжеский замок, сегодня у нас там первое представление.
Ренате стало дурно. Хотя она и смогла дойти на своих двоих, но перспектива петь и играть в ближайшее время казалась ей весьма сомнительной. Сможет ли? Выдержит ли после всех этих треволнений?
А тут ещё этот мужик кошмарный со шрамом так внимательно смотрит и чему-то ухмыляется. Особенно после известия о выступлении. Уходить! Уходить от него надо и побыстрее, пока дают.
Раскланявшись, артисты поспешили в комнаты, только Ольшана задержалась, засмотревшись на рыжего великана. Его необычная причёска: выбритые виски, затейливая коса, металлические заколки на бороде — всё это притягивало взгляд и выглядело очень необычно и брутально.
— Ольша, ну-ка быстро сюда! — рыкнула на неё Гарма, перестав притворяться милой благообразной дамой.
Впрочем, ей и до этого никто не поверил.
Девушка прыснула внутрь, залившись краской до самых ушей. Дверь закрылась, но мужчины никуда не спешили.
— Даже не вздумай! — выговаривала Ольшане мать, да так громко, что мужчинам было всё прекрасно слышно даже без учёта их звериного слуха. — Это воины с Севера! Поди пойми, что у них на уме. А ещё, говорят, есть среди них такие племена, что в волков оборачиваются, медведей и прочим зверьём. Тебе оно надо?
— Нет! — пискнула Ольшана, сжимаясь под строгим взором Гармы.
— Вот и не любезничай с ними. Довели — и ладно. Спасибо им за помощь, но дальше мы сами. Так, куда ты Ренатино платье положила? А ты что еле стоишь? — это уже самой Ренате. — Тебе петь перед самим Гирдиром, а ты никакая!
— Мне нужен час, — твёрдо произнесла попаданка. — И лохань с водой. Я должна прийти в себя.
— О, боги и все их помощники! — закатила глаза Атаманша. — Да тебе даже вода не успеет согреться, а нам уже петь надо будет!
— Можно и холодную, — стояла на своём Рената. — Какую угодно, но мне надо обязательно ополоснуться. И полежать. Хоть немного.
Дальше мужчины прислушиваться не стали, ибо упрямой девице таки принялись таскать воду, а остальные переругиваться насчёт того, что пора бы уже реквизит нести, а не вокруг капризной девицы танцевать. Но их срезали известием, что мальчика Рената всё-таки спасла, поэтому пусть не вовремя, но омовение своё она заслужила.
— Кто бы мог подумать, — задумчиво пробормотал Кьярваль — тот самый со шрамом. — Они сегодня снова встретятся.
— Предупредим его? — Торстейн огладил рыжую бородку и усмехнулся над прихотливостью судьбы.
— Да надо бы, чтобы глупостей не наделал, — кивнул Кьярв и двинулся в сторону княжих палат. Потом вспомнил о мальчугане и добавил: — к пацану не забыть ещё ночью заглянуть. Раны зализать, хотя бы на щеке и руках — там сильнее всего ему досталось.
— Согласен, — кивнул Торст. — Эти паскуды совсем распоясались и плюют на правила поведения в Старограде.
— Думаешь, его стоит проучить? — не сказать, чтобы Кьярваль рвался мстить за чужого ребёнка, но такого если вовремя не осадить, то ничего не поймёт.
— Да, причём не самим, а донести до главного, чтобы тот сам его наказал.
Но до Харальда они так и не успели добраться, по крайней мере, до начала представления, потому что тот до последнего сидел у князя, уже без кочевников. А потом скоренько сбегал до ветру, там же на заднем дворе ополоснулся из бочонка с водой, переоделся в свежую рубаху и пошёл в пиршественный зал, где, как только все расселись, Гирдир принялся толкать пафосную речь о дружбе народов и какие все молодцы, что здесь собрались.
