Всякий раз судьба чувствительно била обнаглевших имперцев по носу.

Восемь сотен лет назад созданная императором Севверином Суровым безупречно вышколенная пехота прошлась железной поступью до самого Большого Суртского моря и Рихея, разбив храбрые, но скверно организованные дружины окрестных властителей.

Но возле Граниса тяжелая латная конница трех восточных королевств растоптала альбийские легионы, ибо против закованных в доспехи всадников с длинными пиками те оказались бессильны. Особенно же помогли союзникам заимствованные у кочевников стремена, позволявшие даже воину в тяжелом панцире без труда сидеть верхом и вкладывать всю силу в удар.

Причем чванливые имперские военачальники про стремена слышали, но высокомерно проигнорировали выдумку каких-то там бродячих варваров.

Разгром был полным, погибло большинство полководцев и сам император.

Еще двести лет тот день был днем траура для обитателей сильно сократившейся в размерах державы.

Следующие полтора века новая династия альбийских владык давила смуты, зализывала раны, а заодно, выжимая все соки из подданных, создавала такую же тяжелую кавалерию. В двух войнах в течение полувека они вернули себе большую часть утраченного при Севверине II (и последнем); и даже кое-что прихватили сверх этого.

Но потом король Хетти Дуаред Мудрый бросил против тяжелой конницы спешно нанятых за золото кочевников.

И вновь, узнав про это полководцы Клавия Гордого (позже переименованного в Самодовольного), посмеялись. Что смогут им сделать эти дикари на своих мелких лошаденках, облаченные в кожаные латы и вооруженные саблями из дрянного железа?

И вновь поплатились за самонадеянность.

В двух битвах – при Нилине и Бельмере, хваленые панцирные всадники были просто расстреляны из луков бьющими без промаха витязями Бескрайней Степи.

Сабли у них может и уступали имперским мечам, зато стрелки могли попасть в прорезь шлема на пятидесяти шагах, а в коня –за четыре сотни.

Еще век ушел на дворцовые перевороты (сменилось три династии), а заодно –на создание своей легкой конницы.

Но тут в западной Логрии мастер Харт изобрел арбалет с воротковым механизмом, стрельбе из которого мог обучиться даже деревенский мальчишка, а натянуть –даже слабая женщина. И вновь завоевателей постигла неудача.

Последней каплей стало поражение проконсула Бруттия у Зейла, восемьдесят лет назад, когда императорская гвардия оказалась разбита союзниками тамошнего короля –горцами-айханами из племени мунтов.

Их одетые в кольчужные попоны боевые псы в какой-то час без труда расправились с отборной имперской кавалерией. Ибо как уже говорилось, были натренированы подныривать между ногами скакунов, и откусывать благородным животным причинное место, или вспарывать клыками брюхо.

После этого властители Альбии окончательно отказались от мысли принести цивилизацию на кончике пики соседям ближним и дальним, и сосредоточились на обустройстве своих владений.

Тем более, что с этим возникли проблемы, поскольку детей у считавших себя солью земли альбийцев рождалось все меньше.

Была ли причиной тому гибель лучших граждан в бесконечных войнах, или развращенность здешнего народа, как говорили жрецы в окрестных царствах, неясно; но даже императорские указы жаловались на нехватку мужчин.

Так что с некоторых пор они начали вербовать в армию иноземцев, которым за десять лет беспорочной службы давали имперское гражданство, а за двадцать – добрый участок земли.

И надо ли говорить, что рабов Альбия ввозила больше всего.

За мирные годы альбийцы не то чтобы растеряли свою спесь, но успокоились, и даже кое-что позаимствовали у «варваров». К примеру, вместе с патрициями и нобилями тут появились бароны и герцоги с графами, да и старый язык в своей чистоте теперь уже остался лишь при дворе да у ученых людей…

Была у Альбии еще одна занятная особенность –ее законы.

Их албийцы, само собой, считали лучшими в мире, и имели на это основания.

–У них, –поясняла Марисса, сплевывая с седла вишневые косточки, – все что записано в ихних кодексах, прямо-таки святыня. И богиня даже судейская имеется, как ее там… Нет, не помню, плохо выучила. И даже вроде как даже, если точно не указано в законах, и нет приговора судьи по всей форме, то человека запрещено наказывать –даже просто кнутом.

Торнан посочувствовал местным начальникам. Как тут управлять, если без бумажки даже прощелыгу какого-нибудь и повесить-то нельзя?!

–А еще тут положено писать в приговорах только то, что написано в законах, и не больше, и не меньше, – продолжила она тему. –И точно все проворачивать по писанному. То есть ежели в законе к примеру сказано, что какого-нибудь местного нобиля надо разрубить на сто двадцать кусков, а тебе дать десять тысяч золотых, то его разрубят именно на сто двадцать кусков, а тебе дадут именно десять тысяч.

Торнан лишь пожал плечами, подумав, что какие бы тут законы не были, но видимо с помощью денег и их можно повернуть так, что будь ты хоть трижды прав, именно тебя разрубят на сто двадцать кусков, а твои десять тысяч монет отдадут другому…

Но как бы там ни было, разбойников и грабителей в Альбии было немного, дороги были почти безопасны. Да к тому же скоро граница, и они будут в Хатти, откуда рукой подать до Андии. А там отыскать еще один покинутый храм, взять то что там лежит, и домой можно…

Ведь осталось им не так уж много.

Поневоле придут успокаивающие мысли и расслабленность.

–Торнан, – встревоженный голос девушки вывел его из сладкой полудремы. Там впереди кто-то есть. Вроде нас поджидает.

И в самом деле, впереди на дороге торчало несколько фигур, у одной из которых вроде бы на поясе болталось что-то похожее на меч.

Торнан невольно придержал коня.

Что это может быть?? Не засада вроде.

Стража? Но что страже может быть нужно от них? И что им теперь делать?

–Едем дальше, –распорядился Торнан. Посмотрим, что за птицы.

При их приближении стоявшие на дороге не проявили ни беспокойства ни агрессивности.

Да и выглядели они достаточно мирно.

Три немолодых человека, в альбийской одежде старых фасонов – теперь такую редко носят, все больше предпочитают логрийские моды.

У одного на поясе короткий клинок.

–Мир вам, путники, – обратился старший из них, хорошо одетый бородач с чернильным прибором в плетенной корзиночке у пояса.

Да пребудет с вами благо Отца Мира, великого Йописа. Я –Борзий Притт, ликтор нобиля и сенатора Мархо Антеуса, герцога Тамисского. Не скажете ли – кто вы?

–Мир и вам, –бросила амазонка. Я –посол соборного Храма Тиамат в Кильдарге, Марисса а’ Сайна а’ Кебал. Это мои люди: капитан Торнан и Чикко –иерофант моей богини. Едем по делам храма в Андию.

Торнан прямо-таки залюбовался Мариссой – сколько в ней было высокомерного спокойствия и холодной вежливости: не всякая особа королевской крови сможет так себя вести.

–В таком случае, –поклонился Борзий, –позвольте пригласить вас, досточтимая нобилерия, в дом моего господина.

Нынче случилось так, что его решил почтить своим посещением соправитель империи и наследник престола Лукерий Товис.

Высокородный Мархо Антеус хотел бы видеть у себя как можно больше достойных людей, ибо намерен почтить наследника престола по старому обычаю великого гостеприимства.

Поэтому позволю себе пригласить вас в его скромное обиталище –и он указал рукой туда, где на одном из холмов невдалеке туманно вырисовывался силуэт замка – две тонкие башни, с тремя куполами между ними.

–Мы принимаем приглашение, – кивнула Марисса с все тем же восхитительным королевским высокомерием.

Через полчаса они все уже находились под кровом виллы –да нет, пожалуй что даже дворца, поименованного нобиля и герцога.

Борзий сдал их с рук на руки мажордому, и тот лично не побрезговал отвести гостей в их покои –три смежных комнаты. Там их уже ждали три принесенных корыта с горячей водой, дабы те могли смыть дорожную пыль.