– Порядок! – повторил Мир, вспоминая о кавардаке, беспределе, пьянстве, грязи, хаосе и многих других отвратительных вещах, безусловно присутствующих в этом мире, которые война тем более спишет. – Порядок нам только может сниться, но помечтать о нём, конечно, мы можем!

– Это точно! Если свинтусом был, им и останешься – сколько мусора от таких! Всю жизнь свою гадили, пили и будут гадить! – завёлся «Кубик-рубик», ворча всё о своём.

Перфекционисту по натуре своей, «Кубику-рубику» со многими вещами было тяжело смириться. Он многое хотел бы изменить, но это было не в его силах, и он понимал это – как и то, что люди никогда не изменятся, если сами этого не захотят, а хотят они этого крайне редко. Поэтому желчь критика вся и всех в столь тяжёлых жизненных обстоятельствах проявлялась в нём всё более явственно.

Мир молча согласился с товарищем. И тут вдруг как бабахнет! Прилетевший из миномёта снаряд разорвался практически над их головами. Всё кругом затряслось, картинка перед глазами поплыла, слух на время пропал, виски пронзила пульсирующая боль. Сердце сначала словно сжалось, а потом заколотилось с бешеной скоростью; голова закружилась, к горлу подступила тошнота.

– Как ты, «Кубик-рубик», брат?

– Это была плохая серия в этом порнофильме! – ответил тот, массируя виски и смеясь. – Подконтузило!

Где-то подальше произошёл ещё один разрыв миномётного снаряда.

– Вот же твари! Сам-то ты, Мир, как? Цел?

– Соглашусь, что это грёбаная роль, очень вредная, нужно было бы по новой обсудить сценарий с режиссёром! Как же башка теперь трещит! Гудит, словно паровоз внутри, с бешеным машинистом внутри, который постоянно гудит! – пожаловался Мир.

– Размечтался! К режиссёру нам, обычной массовке, не попасть, а сценаристов я бы уволил, была бы моя воля, к чертям собачьим!

– Ты бы ещё, наверное, и продюсеров уволил, а, «Кубик-рубик»?

– Боюсь, эта гидра слишком непростая. Если уж продолжать эту тему, то думаю так: отрубишь одну голову – появятся новые две, отрубишь эти две – появятся новые четыре!

– Ну вот, а ещё меня философом обзывал! – оценил умозаключения товарища Мир.

– А что здесь ещё делать? Только и остаётся, что думать, хоть с ума сойди от мыслей! От нас, фантазёров, мало что зависит! Как башка, Мир? До сих пор машинист там гудит?

– Да ничего, в норме! Фильм с моим участием продолжается!

– Я рад, напарник, что меня не оставляешь, будем и дальше в этом кино сниматься! – подбодрил товарища «Кубик-рубик».

– Гонорар обсудим?

– Ну, это ты к продюсерам!

– Ловко ты меня на хрен послал!

– А то! Именно этому здесь учишься лучше всего!

Зашумела рация: голос командира требовал с каждого поста доклад об обстановке. «Кубик-рубик» быстро нажал на кнопку и доложил, что всё в порядке.

– Ну что, парни, этой ночью нас наконец-то заменят, и мы на отдых! Будьте бдительны, враг не дремлет! Жду доклада каждый час! – прозвучала в ответ хорошая новость от командира.

– Вот и дожили! Помоемся, постираемся, поспим нормально, вонять, как боевые бомжи, перестанем! – размечтался «Кубик-рубик».

– Иди уже отдохни, боевой бомж, моя очередь на посту стоять!

– Это точно: актёр работал, актёр устал! А бомж – это временная роль, надеюсь, не образ жизни! – пробурчал «Кубик-рубик» и боевым бомжом залез в конуру – блиндаж.

Мир остался наедине со своими мыслями, всматриваясь в сторону вражеской территории. После гибели Алекса у него поменялось много напарников, все люди были разные: с кем-то было тяжело найти общий язык, для кого-то характер Мира был просто несносным, а вот с «Кубиком-рубиком» у них как-то сладилось. Можно сказать, появились зачатки дружбы. Настоящей дружбы в представлении недоверчивого Мира.

Наблюдая за природой вокруг, за деревьями, редкими птицами в небе, Мир вспоминал дом, родные края, детство. В лесу постепенно холодало, становилось зябко. Память услужливо подкинула картинку того, как однажды на новогодние праздники они с Алексом и ещё с какой-то соседской детворой забрались на крышу здания на заброшенной стройке. Там нашли где-то пустую бочку, поставили её в центре и развели в ней костёр, испытывая страх оттого, что делают что-то незаконное, и одновременно свойственную детям эйфорию от созерцания большого огня, да ещё и на высоте. Сколько же было радости в их глазах! Огонь в бочке горел, как факел; в «топку» закидывали всё, что только попадалось под руку. И вдруг как бабахнет! Искры посыпались во все стороны, бочку аж разорвало: кто же знал, что внутри могло оказаться?! Шпана-детвора – врассыпную, а один уголёк прилетел по заднице убегающего Мира, прожёг штанину, оставив ожог на пятой точке. Алекс был рядом: быстро сориентировавшись, он снял свою куртку и предотвратил наихудший исход событий. Под крики боли, издаваемые Миром, они покидали стройку, унося ноги от орущего, бегущего за ними старика-сторожа, который после того фейерверка, что случился на объекте, просто не мог не заметить нарушителей. Влипло потом обоим. Поскольку мама Мира была на смене, попу ему лечила бабушка, ругая за испорченные штаны и, конечно же, не забывая при этом нелестно отзываться о его друге Алексе, с которым, мол, нечего шастать: хорошему не научит. Алексу же сильно досталось дома за прожжённую и испорченную куртку…

В лесу начинало темнеть. А сколько сияющих огоньков бывает в городе на праздниках! Горят разноцветные гирлянды на ёлках, иллюминация кругом. Взрываются фейерверки – слышно сразу несколько залпов. В небе – огромное светящееся яйцо Фаберже… Только откуда, к чёрту, в небе взялось яйцо Фаберже?! С трудом выбравшись из дебрей воспоминаний и вновь окунувшись в реальность, Мир схватил рацию и начал кричать:

– В небе фосфор, всем в укрытие!

– Всем спрятаться в боковые углубления в блиндажах, дышать через мокрую тряпку. Кто может, убегайте из зоны поражения; главное, оставайтесь на связи! – проинструктировал командир.

Яйцо Фаберже стало распадаться в небе на яркие белые светящиеся куски, которые полетели вниз. Мир схватил автомат, бутылку с полузамёрзшей водой и шмыгнул в блиндаж к «Кубику-рубику», сорвав при этом тряпку на входе, служившую слабой защитой от холода и света.

– Что случилось, ты как, зачем? – сонный «Кубик-рубик» не понимал, что происходит.

Подсвечивая себе в темноте фонариком, Мир разорвал тряпку надвое и, полив обе половины мёрзлой водой, одну подкинул товарищу:

– На! Если что, дышать так будешь! И прижмись к стенке!

– Что за нафиг!

Показался первый светящийся кусочек от яйца Фаберже, упав подле входа в блиндаж. Мир закрыл лицо мокрой тряпкой, то же самое проделал и «Кубик-рубик», вмиг проснувшись и наконец-то поняв, что происходит. В районе их поста и блиндажа упало несколько фосфорных кусочков. Они удачно приземлились на песок, немного поискрили и потухли, выделяя ядовитый дым. А впереди окопов на небольшом участке загорелся лес. Миру и его товарищу повезло: фосфорная агония лишь краешком задела их. Где-то вдали послышались истошные крики боли, вот там кому-то сильно не подфартило, агония пала на них…

Через какое-то время послышалась автоматная перестрелка. Мир убрал тряпку с лица: воздух вроде был нормальным. То же самое проделал и «Кубик-рубик».

Быстро выбравшись из блиндажа, бойцы стали всматриваться в сторону врага: недалеко от них на лесном участке затухал пожар, оставляя за собой шлейф дыма.

– Всем к бою, быть предельно внимательными: киборги пытаются прорваться! Всем доложить обстановку! – прозвучал по рации голос командира.

– Командир, я «Мир»! Обстановка стабильная, киборгов не наблюдаем! Перед нами затухает пожар!

– Я вижу киборгов пару штук вроде – там, впереди, за прогалком! – сказал «Кубик-рубик», присмотревшись в ночной прицел, и открыл огонь по цели.

– Снял? – спросил Мир, кашляя от дыма, что временами шёл в их сторону. Вглядываясь в свой прицел, он не наблюдал ничего подозрительного.

– Не знаю, больше никого не видел. Может, зверь был?