Частенько по вечерам мы сидели на кухне и разговаривали с отцом по душам. Отец не любил спиртное и не приветствовал мои похождения и загулы, но при этом он не осуждал, а только просил меня не огорчать мать. У него всегда на первом месте в отношениях стояла честь и дружба. Я не понимал его жизненную позицию. Вернее понимал, но в данных реалиях она была не жизнеспособна. Кому сейчас нужна была эта честь, достоинство, ответственность за принятые тобой решения. Кому сейчас вообще это было нужно, когда деньгами можно решить многое, например, купить эту честь и достоинство.

Миром правят деньги и связи за эти деньги, а такие люди как мой отец, уже не находят поддержки и понимания в нынешней ситуации. Но он жил по чести и старался объяснить и мне эти законы, которые ценились в его время. Он никогда ни старался изменить меня или переломить силой, а просто объяснял своё видение жизни. Мне порой вообще было трудно понять своих родителей. Как они могут жить так спокойно? Без претензий относится ко всему тому, что происходит вокруг них и оставаться при этом просто счастливыми людьми. Как, как? Даже в самый трудный период жизни они не теряли этого состояния счастья, счастья рядом друг с другом. Моя мама всегда умела с одинаковым чувством благодарности принимать плохое и хорошее, говоря мне свою любимую присказку:

– Это все нам подарок с неба.

Её слова иногда просто выводили меня из себя. Как можно благодарить человека, который обманул тебя. Как можно простить человека, который, заняв у тебя большую сумму денег, просто забывал об этом. Простить пересуды, сплетни, зависть. Были такие случаи, когда ей просто не платили за ее работу. Я порывался спросить с них за такое хамство, но мама останавливала меня словами:

– Сынок не надо, это несчастные люди, и мне жаль их.

Но я не мог их простить и втайне от неё выбивал эти деньги. Не столько из-за того, что мне нужны были эти копейки, а из-за того, что я хотел дать понять этим людям, что рано или поздно, но по счетам придётся платить. Добро должно быть с кулаками, и люди должны это понимать. Мама, конечно, узнавала об этом, но ничего не говорила мне, а только тихо плакала, жалея меня. Но я ни на минуту не сожалел о том, что делал.

Переехав в Россию, мы так и не стали в ней своими, другая культура и ментальность не давала сблизиться с людьми. Многие местные жители смотрели на нас как на тех, кто приехал отбирать у них кусок хлеба. Вокруг была обреченность и непонимание того, что вообще происходит в стране. Многие просто все еще не могли поверить в то, что нашей великой родины СССР больше нет, и вряд ли уже снова будет. Но они еще по инерции жили по-старому, хотя время диктовало новые реалии. Знакомых у меня было много, но настоящего друга в новом месте я так и не нашел. Да и у родителей не сложилось теплых отношений ни с соседями, ни с сослуживцами, и гостей в нашем доме больше не было. Мир изменился, изменились ценности и приоритеты. Как-то сразу в один миг, как будто кто-то просто сделал перезагрузку и по ошибке загрузил не тот файл. Как такое могло произойти в одно мгновение? Нас просто всех купили с потрохами, как индейцев, за джинсы и красивые трусики. Страну и людей, которых не смогли сломить ни голод, ни воины, просто развели как лохов. Грустно и печально, но это произошло.

Произошедшее с нами, у многих просто не укладывалось в голове, что далеко ходить, и у меня тоже. Да и отец очень сильно переживал и горевал по этому поводу, но мама всегда была ему опорой, поддерживала и успокаивала его в самые трудные для него моменты жизни. Как бы и мне хотелось найти такую же женщину, как моя мама, которая и мне смогла бы стать не только женой, но и другом, опорой и тихой гаванью в бушующем океане страстей. Но пока на горизонте такой женщины я не видел. Многим нужны были только деньги, и они за вещи раскрывали свои объятия. Продажность, алчность и разврат – вот, что видел я в своём окружении. Можно, конечно, сказать, что не туда смотрел, но пока никто не показал правильного направления.

Что-то сломалось в нашем обществе. Идеи, которая могла бы объединять людей и делать их лучше и добрей, больше не было, да и властям это было не нужно. «Разделяй и властвуй…», общество потребления стало истинным мерилом. И многим стало казаться, что так и должно быть и было всегда, и чтобы стать счастливым, нужно всего-то иметь машину или возможность покупать дорогую колбасу. Нам стало казаться, что для полного счастья всего почему-то маловато. Всего-то каких-нибудь двух-трех тысяч долларов не хватает для того, чтобы жить стало лучше и веселее, а потом еще и еще. И больше нет никаких идей кроме одной: где взять и что купить.

Я лежал и вспоминал, размышляя, и мне не было стыдно за свою жизнь и поступки в ней. И как же не хотелось вставать. Иногда лень нападала на меня, захватывая в плен все моё существо, и я сдавался ей на милость, плавая в её теплых объятьях. Так хорошо было лежать и ничего не делать, просто листать книгу, или просто смотреть телик. Но надо вставать, ведь сегодня у меня свидание с моей новой знакомой Аллочкой, и думаю, что на этот раз все серьёзно. Красивая и скромная девушка, мы с ней даже были чем-то похожи. Русые волосы, светлые глаза, чистое открытое лицо. Правда росточком она была мне по плечо, ведь я, как и отец, был широкоплеч и ростом 1м 90см, поэтому не удивительно. Мы встретились с ней на дне рождения, куда, я так предполагаю, друзья пригласили меня специально для этого знакомства. Но я не был в претензиях, как и она тоже. Сладко потянувшись, я собирался встать с кровати, но острая боль пронзила все моё тело. Бок заколол так, что у меня покатились слезы из глаз.

– Вот так номер, этого еще не хватало, – простонал я, но боль как клещами сковала меня.

Собрав всю волю в кулак, я свалился с кровати и на корачках пополз к телефону, чтоб позвонить родителям. В глазах потемнело. Из последних сил я набрал номер, и когда мама подняла трубку, только и смог прошептать:

– Мама помоги, мне очень плохо, – это последнее, что я помнил с той минуты.

Очнулся я уже в больничной палате, болело все, вплоть до кончика носа.

– Вот это номер, надо же было такому случиться. Да, кстати, что случилось то? Что-то я не припоминаю, как я сюда попал.

Осмотрелся, еле поворачивая голову. В палате кроме меня лежало ещё два человека. Все под капельницами, впрочем, как и я. «Синие обои, черная посуда, нас в палате трое, кто мы и откуда, откуда…» перефразировал я слова песни и усмехнулся.

– Наверное, это реанимация, вот это я дал жару, – внимательнее прислушался к себе, что же у меня больше всего болит, и сквозь боль всего тела понял, что это низ живота. – Наверное, это аппендицит, только он может так резко обостриться. Я много раз слышал о таком, но не думал, что это может случиться со мной.

Да каждый из нас думает так же, как и я, что угодно может произойти где-то там, только не с нами.

– Эхе-хе, – горестно вздохнул я, – ну, слава Богу, что жив остался.

Тишина больничной палаты наводила уныние, хотелось пить и есть. Желудок как будто к спине прирос и изнывал, крича об одном:

– Хозяин! Хозяин, так ухи хочется, прям сил никаких нет, на худой конец хоть борща со сметаной, да понаваристей, – от таких мыслей стало совсем грустно, и я постарался уснуть. Но сон упрямо не шёл, хоть овец считай. Так я и лежал, ежась от боли, тупо смотря в потолок. Наконец в палату вплыла медсестра, вернее втиснулся белый кубик. В этой женщине, видно, все развивалось гармонично и грудь, и талия, ну и то, что пониже спины. Она внесла себя в палату, и я сразу почувствовал, насколько мала эта комната. Тактичности в ней было в сопоставлении с её весом сто к одному, то есть отсутствовала совсем. Как слон в посудной лавке она ходила от одной койки к другой, задевая и толкая все, что попадалось на её пути. Подходя ко мне, она толкнула и мою кровать, и от толчка утихшая боль взорвалась во мне с новой силой, в глазах поплыли круги. Не произвольно я застонал.

– Тю, шо это мы такие нежные, как барышни на выданье, – услышал я упрёк в свой адрес.