— Правда? — в глазах блеснул азарт.

— Да. Когда пойдет кипеш — проблем с оружием не будет. Но это — лишь одна часть из четырех. Надо узнать, как избавиться от ошейников, обесточить плантацию и связаться с мятежными эльфами. Без этого если и получится вырваться, то с огромными потерями.

— И как это все это сделать?

— Со всем, кроме эльфов, я разберусь сам. Что делать с повстанцами — даже не представляю. Ближайшая зацепка — пленница, но если и удастся ее освободить, я смогу передать с ней лишь одно послание.

Анри заправила рыжую прядь за ухо, оперлась подбородком на ладонь и как-то странно посмотрела — с легкой улыбкой и вниманием, с каким девушка любуется своим парнем, а не слушает оперативную сводку. Может, дело в гроге. Может, в моих чарах. Но с таким восхищением на меня еще никто никогда не глядел.

— Что-то не так? — спросил на всякий случай.

— Обстановка странная. Мы сидим, как на свидании в ресторане, и обсуждаем планы по свержению жестокого и коварного врага.

— Почему бы не совместить приятное с полезным.

Дюран помолчала немного, не сводя глаз, а затем накрыла своей ладонью — мою. И сказала:

— Сводишь меня в обычный ресторан, когда все закончится?

Я улыбнулся. Один удачный комплимент — и она полезет на меня прямо за столом. Второй — влюбится до беспамятства.

Третий — выполнит любую, даже самоубийственную просьбу. Однако я не хотел использовать магию на Анри, чтобы затем использовать ее саму.

Она мне слишком сильно нравилась, чтобы относиться к ней, как к безвольной рабыне. Эромантия — это оружие, а Дюран мне явно не враг.

— Конечно. В любой, какой захочешь.

— Ловлю на слове. Но это — не единственная наша проблема.

— Что еще? — я настороженно огляделся.

— Нас двое, — девушка игриво захлопала ресницами. — А кровать всего одна.

— Хм… — еще раз проверил мебель — ни кушетки, ни софы, ни даже кресла. — И правда.

— Ты чего покраснел? Боишься, что ли?

— Я? Покраснел? Ничего подобного. Просто думаю, как поступить. В принципе, можно повесить посередине простыню…

— Да успокойся ты… — Анри усмехнулась. — Когда я ездила в гости в Техас, отец часто брал меня на охоту. И приходилось спать в палатке с целой оравой немытых поддатых трапперов. Уж твое соседство как-нибудь переживу.

— Что же… — с трудом подавил зевок и потер слипающиеся глаза. — Тогда пойду помоюсь — и баиньки. Завтра — тяжелый день.

— Как будто у нас бывают другие, — Дюран залпом допила грог и плеснула себе еще.

И то верно. Заперся в ванной и тщательно смыл с себя всю пыль и грязь. К сожалению, вода и мыло справлялись далеко не со всем, поэтому подбодрил себя тем, что вскоре домою оставшееся кровью врагов.

Закончив, натянул банный халат и вернулся в спальню. В окно заглядывала огромная луна, светя, как прожектор.

На столе догорала свеча, в постели на коленях стояла Анри, прикрывая обнаженные прелести тонким атласным покрывалом.

У меня аж в горле пересохло — и не столько от полуголой натуры, сколько от томного пожирающего взгляда подруги.

— Ты чего не спишь? — удивленно нахмурился. — В кровать залез паук?

— Нет… — француженка провела кончиком языка по нижней губе. — Просто я подумала, что пришла пора отблагодарить тебя за все старания. И ради пленников, и ради меня.

В чем дело? В алкоголе? В моей магии? Или же спутница дозрела до интима сама, пройдя через тяжелейшие испытания и стресс? Хотя скорее всего, все перечисленное сразу.

И несмотря на дрожь в чреслах и пожар в душе, я не хотел пользоваться минутной слабостью. Потому что Анри значила для меня явно больше рядовой охмуренной девки вроде Омады.

— Слушай… — подошел к окну, второпях прикидывая такой ответ, чтобы и отказаться от предложения, и при том не оскорбить подругу, и не сжечь мосты для будущих отношений. — Давай в другой раз. Сегодня устал, как собака.

— Это из-за Нараз, да? — рыжая понурила плечи. — Ты все еще любишь ее?

— Все сложно, — вздохнул и привалился плечом к решетке, наблюдая за долиной за стенами.

— Понимаю… Но я не набиваюсь тебе в невесты, — Анри угрюмо хмыкнула. — Просто хочу насладиться моментом. Быть может, иного уже не будет.

— Будет. Обязательно будет.

— Тебе всего восемнадцать, но рассуждаешь, как взрослый состоявшийся муж. Это… привлекает. Но если не хочешь меня — настаивать не стану.

— Да дело не в этом, — от отчаяния стукнулся лбом в косяк. — Я хочу тебя, но не хочу здесь и сейчас. А еще — не хочу вдаваться в подробности. Но ты… — чуть не ляпнул комплимент, который вполне мог превратить красотку в похотливую зомби. А это явно не та участь, которую я бы ей пожелал. — Ты все поймешь. Но чуть позже.

— Ладно, — она отвернулась лицом к стенке и натянула покрывало до ушей. — Bonne nuit, Simon.

— И тебе спокойной ночи, — лег на край и хотел хотя бы обнять подругу, но вовремя осознал, что даже такая невинная близость может перерасти в нечто большее, о чем мы оба впоследствии пожалеем.

Несмотря на изрядную долю возбуждения, сон накатил очень быстро. И столь же быстро был прерван настойчивым стуком в дверь. Небо едва побелело перед рассветом, когда в комнату вошла служанка и певучим, но весьма громким голосом произнесла:

— Госпожа фон Винтер желает видеть Семена Любимова в лаборатории. Немедленно.

Оделся, хлебнул на ходу грога, закусил последним куском лепешки и поспешил вниз, ежась от сырости и холода.

Ирма стояла около доски, сплошь исписанной смесью формул и магических знаков. Ее волосы в беспорядке падали на плечи, руки подрагивали, а на лацканах болеро темнели пятна — как вскоре выяснилось, не только от кофе.

На краю длинного стола стоял бронзовый микроскоп весьма стимпанковой наружности, сплошь обставленный препаратами — каплями крови, зажатыми меж тонких стеклянных пластин.

Перед изучением образцы смешивались с огромным количеством самых разных ингредиентов, и вдоль столешницы тянулись нестройные ряды склянок, банок и пробирок с самым разным содержимым — от заспиртованных зародышей до дробленого манорода.

На полу же ровным ковром лежали скомканные записи и чертежи. Когда же бумаги не осталось, фрау переключилась на доску. Прильнув на миг к окуляру, хватала тряпку, мел и вычерчивала новую формулу, после чего чертыхалась, стирала все и начинала по новой.

Очевидно, немка не спала всю ночь — во многом потому, что пленная эльфийка все еще пребывала в глубокой коме.

И кропотливые ночные изыскания делу не особо помогли — как узнал чуть позже, во многом потому, что Ирма изучала вовсе не пленницу, а… меня.

И прежде чем женщина вздрогнула и обернулась, проницательность считала три дополнительных факта о ней:

Вы открыли предпочтение

Искусственный отбор — фрау доктор всецело поддерживает тотальный контроль над рождаемостью с целью выведения особо развитой породы человека — сверхчародея, лишенного многих физических недостатков. В первую очередь — отсутствия дара.

Ага, знаем, проходили. Странно, что ее фамилия — Винтер, а не другая, похожая, тоже заканчивающаяся на «ер».

Вы открыли привычку

Резать наживо — для чистоты эксперимента и незамутненности реакции, фрау Ирма привыкла оперировать подопытных без использования наркоза.

Чем больнее — тем лучше. Кто бы сомневался.

Вы открыли часть предыстории

Безутешная мать — на путь альтернативной биологии и алхимии женщину толкнули пять прерванных родов подряд. Впоследствии каждая беременность неминуемо заканчивалась выкидышем на позднем сроке. Ирма так и не нашла научного обоснования своей патологии, поэтому предположила, что виной тому — порченная «неодаренная» кровь. И приступила к немедленному поиску «лекарства».