Наивные правильные мамы! Они думают, что пользуются полным доверием у своих детей, что их чада никогда ничего от любимых мамочек не скрывают. Попробуйте убедить самоуверенных родительниц в обратном. Ничего не выйдет. Давно замечено: слепа и глуха материнская любовь.

Екатерина, не впадая в излишнюю, на ее взгляд, откровенность, будет часто рассказывать уже подросшей старшей дочери разные поучительные истории, в которых девушки попадали в беду из-за нескромности, любопытства и излишней доверчивости. Мать, прежде всего, хотела, чтобы дочь выросла чистой, целомудренной девушкой; чтобы ошибки других помогли ей не наделать своих; чтобы она не принесла в подоле, не опозорила родителей и была счастлива.

Бывальщину Людка слушать любила, и Екатерина была уверена, что ее материнскую науку дочь усвоит на всю жизнь. Правда, говорят, душа людская — потемки, и много в жизни коварных соблазнов, перед которыми трудно устоять женщине и слишком юной, и умудренной жизненным опытом.

Глава 9

Трудные будни

Вскоре зеленый змий снова одолел Николая. Он частенько являлся домой под градусом. Войдя, покачиваясь, в дом, пьяный мужчина обводил мутным взглядом голубоватых глаз своих домочадцев, тяжело усаживался за стол, молча ужинал, затем рывком отодвигал пустую тарелку и начинал показывать, кто в доме хозяин. Душа у Людки и Вальки уходила в пятки, когда на подпитии отец требовал у них дневники. Медленно переворачивая страницу за страницей, он высматривал в них двойки и тройки.

— Валька! — упруго нажимая на каждое слово низким голосом, говорил отец. — Опять тройка по математике.

— У меня задача не получалась, когда самостоятельную писали, — слегка заикаясь, оправдывалась та.

— А я вот возьму ремень, так она быстро у тебя получится.

— Я больше не буду, — начинала хлюпать носом Валька, не сознавая, чего она больше не будет.

— А у тебя что? — отец, с трудом двигая неподдающимися пальцами, открывал школьный документ старшей дочери. — Сейчас посмотрим.

Девочка знала, что там все в порядке, но ожидание приговора отца было крайне неприятно.

— Молодец! — подводил итог изучению Людкиных достижений осоловевший от алкоголя родитель. И, уже обращаясь к младшей дочери, заканчивал:

— Валька! Бери пример с сестры, а то будешь бита.

От пьяных выходок главы семьи Екатерина с детьми не знали покоя ни днем, ни ночью.

— Коля, почему ты опять пьешь? Ты же обещал не пить. И уже не один раз, — возмущенно выговаривала Екатерина мужу.

— А как тут не запьешь? Опять денег нет. На Устюрт надо ехать. Там хорошо платят. За счет коэффициента.

— Сколько же мы мотаться будем? Еще не весь Узбекистан объездили? Сначала Чимион, потом Риштан, а теперь Каракалпакия? Только немного прижились, и опять в погоню за этими чертовыми деньгами?

— Нечего было столько рожать. Настрогала четверых, теперь помалкивай, — раздражался Николай.

— Дети-то здесь причем? Ты говори, да не заговаривайся. Вместе клепали. Раньше надо было головой думать, — сердилась Екатерина.

— Что ругаться-то без толку. Скандалом дела не поправишь, — примирительно продолжал Николай. — Может, поедем?

— Хорошо, поезжай! — в сердцах однажды бросила уставшая от бесконечной нервотрепки женщина. — Сначала один поедешь, а как устроишься, так меня с детьми вызовешь.

На том и порешили. Екатерина собрала мужа в дорогу, и в начале ноября старший Никитин подался в Каракалпакию. Через полмесяца от него пришло письмо. Глава семейства сообщал, что устроился работать дизелистом в нефтеразведочную экспедицию, что живет на плато Устюрт в рабочем поселке и что, как только появится возможность, сразу вышлет деньги.

Потянулись однообразные трудные будни. Мать целый день пропадала на работе. После школы Людка с Валькой наводили порядок в доме, делали уроки, а потом забирали малышню из детского сада.

Сухая разноцветная осень уступила место хмурой, дождливой зиме, а письма от кормильца все не приходили. И вот наконец в середине декабря семья получила от него перевод на пятьдесят рублей. Екатерина улыбалась, детвора прыгала от радости.

— Мам, а что мы будем делать на эти деньги? — поинтересовалась Людка.

— Купим тебе новое пальто.

— А еще что?

— А еще колбаски, конфет и новые тетрадки вам с Валькой.

В выходной день все отправились за покупками. Пальто Людке действительно было нужно: из старого она давно выросла. Выбирали долго. Людка, увидев цену, отказывалась покупать дорогую, как ей казалось, верхнюю одежду.

— Люд, как тебе это пальто идет! — расхваливала очередную одежку Екатерина.

— Мам, не хочу я это. Я в нем как бочка.

— А вот это? Цвет хороший, не маркий. И сидит на тебе хорошо. Правда, Валь?

— Красиво, — соглашалась сестра.

— А сколько стоит? — интересовалась Людка.

— Цена подходящая, — уговаривала мать.

— А Витьке со Светкой хватит денег, чтобы купить какие-нибудь игрушки?

— Иглушки, — повторяла Светка.

— Не беспокойся, хватит! — смеялась Екатерина.

— А Вальке?

— Всем хватит, не переживай, — успокаивала мать.

В этот день в доме Никитиных был настоящий праздник. Людка, надев обновку, кружилась по комнате. Витька шумно катал по полу красную машинку. Светка нежно нянчила маленького плюшевого медведя. Валька сосредоточенно рассматривала новую книжку.

— Мам, а тебе мы ничего не купили! — заглянув на кухню, где мать готовила ужин, вдруг спохватилась Людка.

— Ну-ну, не грусти, — благодарно взглянув на дочь, вздохнула Екатерина, — в другой раз купим.

Но другой раз всё не наступал. Ни писем, ни денег из далёкой Каракалпакии Екатерина с детьми не получали. Тридцать рублей, которые зарабатывала мать четверых детей, расходились очень быстро. Екатерина была человеком жизнерадостным и стойким. Огромное трудолюбие и крестьянская хватка помогали ей не впасть в отчаяние и преодолевать денежные затруднения. Но Людка все-таки заметила, что на обычно веселом лице матери погасла улыбка, и, как могла, старалась сделать для Екатерины что-нибудь приятное.

— Мам, а мы с Валькой суп сварили, — сообщила однажды Людка пришедшей с работы уставшей матери.

— Из чего же вы его сварили? — спросила Екатерина, зная, что в доме съестного хоть шаром покати.

— А мы нашли немного картошки и риса.

Екатерина подняла крышку маленькой алюминиевой кастрюльки и заглянула внутрь. В прозрачном, как родниковая вода, постном супе плавало несколько резаных кусочков картошки и с десяток белых палочек риса.

— Хорошо, что Витька и Светка в садик ходят: их там накормят. Правда, мам? — заглядывая в глаза матери, успокаивающе произнесла Людка.

У Екатерины к горлу подкатил комок, но она сумела сдержать слезы.

− Сходите в садик с Валькой за малышами и сидите дома, — сказала она и ушла. Вернулась домой Екатерина в девять часов вечера. В потертой дерматиновой сумке она принесла продукты.

— Мам, где ты это достала? — удивленно посмотрела на мать старшая дочь.

— В чайхану уголь привезли, я напросилась разгружать, немного денег заработала, — устало ответила Екатерина. — Дети спят?

— Да, я их уложила.

— Голодных?

— Нет, мы чай пили, с хлебом.

— Уроки сделали?

— Сделали. Мам, да ты не беспокойся, у нас все нормально.

— А ты почему спать не легла?

— Тебя ждала.

— Ах ты моя помощница, — улыбнулась мать. — Что бы я без тебя делала? Иди ложись, а то не выспишься.

Людка отправилась в постель. Легла и Екатерина. Она сразу уснула тяжелым мертвым сном, но вскоре проснулась: болели руки, ноги, ныла спина. Цену физическому труду женщина из крестьянской семьи знала хорошо: чаще в поле махала косой, чем стояла дома у печи. Скитания по Союзу за длинным рублем изменили ее жизнь — хоть и трудилась много, но давно не до изнеможения, как сегодня. Женщина слушала сонное дыхание детей, завывание февральского ветра за окном, не спала.