Посвящается великому врачу Анатолию  Зильберу, в кабинете которого есть

полка с игрушками

Марсианин лежал на больничной койке и позорно пускал слезу. Слеза стекала по щеке в самое ухо. В ухе уже хлюпало. Было немного щекотно, но совсем не смешно.

Честно говоря, Марсианином Марка Мышкина называли только друзья со двора. Потому что, едва научившись говорить, он представлялся так: «Я – Марсик!» И когда они всей гурьбой посмотрели сериал «Мыши-рокеры с Марса», то и стали называть его Марсианин, никак иначе.

Потом Марк Мышкин пошел в школу, а прозвище осталось. Хотя их у него много.

Папа зовет его Цицероном за умение заводить беседы с каждым встречным. Ведь Марк Туллий Цицерон – древнеримский философ и оратор. Папа утверждает, что Марсик на «оратора» от слова «орать» смахивает больше, чем на философа.

Чтобы Марсик поменьше «ораторствовал», папа записал его в секцию кун-фу, ведь есть такой мастер боевых искусств Марк Дакаскос. Папа мечтает, чтобы Марсик вырос физически развитым и интеллектуально одаренным.

Мама в минуты нежности называет сына Масюня. А бабушка – Масяня, о чем Марк никому не рассказывает. Бабушке простительно, потому что, во-первых, она бабушка, а во-вторых, она не смотрела мультик про девочку Масяню. Иначе бы никогда не стала бы называть любимого внука этим именем. Вот Марк смотрел много раз. И никакой он не Масяня. Он очень даже взрослый, самостоятельный и уверенный в себе второклассник.

И вот сейчас этот взрослый, самостоятельный и уверенный в себе второклассник украдкой пускал слезу, сильно-пресильно сжимая губы.

Если бы не этот дедуся с палочкой на узком тротуаре… Чего вдруг он начал топтаться на одном месте и своими авоськами размахивать?! Как будто про безобразия и перекопанную дорогу так уж важно поведать всему свету!

Марсианин, чтобы не влететь на велике в дедусю, вильнул в самую стройку. И привет – подозрение на «потрясение» мозга, а хуже того – этот штырь из земли, и нога теперь похожа на спеленутого младенца, который еще и все время ноет.

Сколько придется лежать в больнице, Марк не знал. Это был его первый день, точнее – вечер. Прощай, учеба в школе. Прощай, театральная студия, где как раз собирались ставить сказки Андерсена. Прощай, секция кун-фу, которую он уже успел полюбить… Вот тебе и разностороннее воспитание. Что скажет папа? Что сын не оправдал надежд? Слезы сами катились.

Рядом с ухом зашевелился родной плюшевый комок. Это был медвежонок Винни-Пух, которого мама когда-то привезла Марку из командировки. Винни был цвета карамели, а размером с котенка. Он охотно путешествовал в кармане куртки, но больше всего любил высовываться из-под подушки. Он считал, что это его законное место в семье Мышкиных.

– А ну-ка, хватит реветь. Хватит, говорю! Что нам сказала мама? Ты помнишь, что она сказала? Мама сказала – не плачь, а то будешь долго поправляться. Ты же хочешь домой, Марсик? Так что цыц. Ну-ка цыц! У кого в носу болото?

Марк Мышкин и сам знал, что плакать вредно. И нос краснеет, и мама не одобрила бы. Но как тут удержаться, если у всех завтра репетиция, а он загремел в больницу ни за что ни про что?

Медвежонок по-хозяйски завозил плюшевыми лапами по щекам Марсика.

– Носовые платки я сунул тебе под подушку, – доверительно шепнул он.

С медвежонком вдвоем было не так обидно лежать в больнице. Марсик честно отнекивался. Но мама заявила, что ей так будет спокойнее, если за сыном станет приглядывать кто-то знакомый, и сунула Винни ему в карман. Да и сам Пух упрашивал не бросать его в одиночестве.

Марк уже давно чувствовал себя достаточно взрослым для того, чтобы говорить мягким игрушкам твердое «нет». Но перечить маме сил не было, поэтому он захватил Винни, строго-настрого его предупредив:

– Только не вздумай соваться куда не просят.

Сейчас маленькое плюшевое сердце Винни-Пуха разрывалось от жалости. Его лучший друг лежал совершенно беспомощный в чужой постели, в чужом месте, среди чужих людей. И Винни не находил способа ему помочь.

– Что же делать?! – ломал он голову, поглаживая Марка по макушке, отчего тот начал наконец дремать, устав от боли, переживаний и лекарств.

* * * * * * * * * * * * *

– А ничего не делать, продолжай в том же духе! – внезапно прозвучало в полной тишине.

Винни чуть не подпрыгнул от неожиданности. Он высунул мордочку из-под одеяла и на всякий случай протер глаза. В тусклом свете, который давал фонарь за окном, было видно, что от дверей крадутся маленькие темные фигурки с явным намерением забраться к Марсику на кровать.

– Поживей на консилиум, коллеги, – прозвучал такой скрипучий голос, как будто где-то завертелись железные шестеренки.

По одеялу ковыляла маленькая жестяная лягушка. На спине у нее немного облупилась краска, а железные швы кое-где покрывала ржавчина. Своим большим желтым глазом она подмигнула Винни, как старому приятелю.

– Ты еще кто? Ну-ка брысь отсюда! – Винни вылез из-под одеяла и на всякий случай принял боксерскую позу, собираясь защищать друга.

– Это что там за мандарин квакает?

– Я не мандарин, я Винни.

– А чего такой оранжевый?

– На фабрике только такой плюш был. А ты откуда?

– Тоже с фабрики, – насмешливо квакнула лягушка. – Только с другой. В наше время игрушки не из плюша делали. Уж мы не сгибаемся под ударами судьбы. Чистая жесть! Пощупай. Меня заводят ключиком.

– Золотым?

– Если бы! – завела глаза к потолку лягушка и горько вздохнула. – Да и тот потерян. Теперь не могу скакать. Стара!

– Не можешь скакать… А топочешь как слон! – возмущенно зашептал Винни-Пух, опасаясь, что Марсик проснется.

– Я топочу как слон, потому что я и есть слон, – тут же откликнулся трубный голос с другого конца кровати. Там и впрямь стоял пластмассовый слон, серый в разноцветной попоне. На темечке его сидела клоунская остроконечная шапочка с помпоном. Слон лукаво улыбался, всем своим видом выражая желание немедленно подружиться.

– Тем более! Неизвестный слон на хозяйском одеяле – куда это годится? – продолжал бурчать Винни-Пух, стараясь, тем не менее, вести себя как можно тише. – А ну кыш! Не видите: ребенок только что с трудом уснул, а тут вы.

– Именно поэтому мы здесь. Потому что ребенок уснул! – рассудительно произнес кто-то рядом с Винни бархатным баритоном. Пух обернулся и увидел, что к нему подошел резиновый розовощекий пупс в зимней шапочке, завязанной под подбородком. Меховой воротник был залихватски перетянут синим шарфом.

– Разрешите представиться: Артемий Петрович. Мой хозяин звал меня Тёмочкой, потому что у меня эээ… такой свежий, молодеческий вид. Но в душе я не таков. Повторяю: пока не нужно, чтобы ребенок нас видел.

– Это еще почему? – изумился Винни. – Мой хозяин очень даже вменяемый. Он не будет устраивать крик из-за парочки говорящих игрушек. Я же с ним разговариваю!

– Никто не сомневается в вашем хозяине, уважаемый медвежонок, – успокоил Артемий Петрович. – Мы не показываемся все сразу, потому что нам необходимо будет разделиться.

– Чтобы всем хватило. Мы просто знакомимся с тобой. Я – Флора, – представилась тоненьким голоском кукла Винкс, взлетевшая прямо на подушку.

– Да что вы вообще за банда такая? – спросил Пух, когда все игрушки залезли на одеяло и оказались рядом с ним.

Помимо лягушки, слона, пупса и куклы Винкс на кровать забрались: небольшой деревянный самолетик, серебристый робот устаревшей конструкции и тряпичный кот в тельняшке.

– Мы пришли помочь этому па-па-па-циенту, – выступил вперед робот.

– Не надо нам помогать, – замахал лапами Винни. – Я самый лучший друг этого пациента, и это я ему помогаю.

– Мы в друзья и не набиваемся, – обиженно фыркнул кот.

– Ты не понял. Мы – мама, – загалдели они разом.