Она несколько раз моргнула, глядя на сияющего Тимофея Ивановича и раскрасневшегося Игоря. Потом вздохнула и как-то чрезмерно буднично поинтересовалась:

– И давно у нас теплый прием сопровождается цепями и наручниками?

– Так он бы меня в противном случае и слушать не стал, стикал бы при первой возможности. Что мне, носиться за ним?

– Вопрос, конечно, резонный. Будь добр, освободи юношу и оставь нас наедине.

Котов-Шмулинсон отдал начальнице резюме с пометками, засуетился, снимая наручники и разматывая цепи, после чего, тихонько позвякивая, удалился. В кабинете они остались вдвоем.

– Полагаю, мой зам ввел вас в курс дела?

– Скорее, в ступор. Почему я?

Директриса сняла очки и устало потерла переносицу.

– Выражаясь современными идиомами, вы видели в жизни некоторое дерьмо. Преподаватель, верящий в то, что добро всегда побеждает, угробит моих деток. Нужен тот, кто не просто будет говорить, что мы все умрем, – кто будет в это неистово верить и стараться всеми правдами и неправдами протянуть еще день-другой. Эти дети никогда не сталкивались с опасностью. Это может их погубить.

– А не похрен ли вам? Отучили – и всё, вы за них ответственности не несете.

– Ошибаетесь. Именно потому, что я берусь их учить, ответственность за них несу тоже я.

Повисло тягостное молчание.

– Всего пять лет, да?

– Целых пять лет, мой дорогой. Давайте не начинать со лжи друг другу.

– Я ж никогда никого ничему не учил, как я вообще это буду делать?

– Если вы уже задаетесь этим вопросом, значит, вполне готовы найти на него ответ.

– Издеваетесь?

– Отнюдь. Когда начинала я, педагогики еще не существовало. Было только желание орать на человека, пока он не поумнеет.

Сидя перед старой волчицей, Игорь прекрасно понимал, что момент для побега упущен. Альма Диановна отлично умела идти по следу и, без сомнения, настигла бы его в любом случае. Против баюна шансы были. По крайней мере, в сказках его побеждали, насколько Игорь помнил. Но директрису…

Та словно читала его мысли:

– Полагаю, вы готовы обсудить организационные моменты?

– Я осознал, насколько глубоко вляпался. Хотелось бы теперь понять во что.

– Все условия будут прописаны в рабочем контракте. Ваш – на пять лет без права увольнения по собственному желанию. Предвидя вопрос – да, я разорвать контракт могу, и нет, пытаться повлиять на это через жалобы детей не стоит. Вам полагаются полный пансион и проживание на территории интерната в собственном коттедже. Покидать интернат можно лишь в двух случаях: при посещении ближайшего тренировочного полигона – это торговый центр, не надо делать такие глаза – и при методической работе на местности. Для последней необходима служебная записка на мое имя. На территории интерната не должно быть никакого мата по понятным вам причинам.

– Я думал, вы отстроили свои хоромы на магически нейтральной территории, – несколько удивился бывший богатырь.

– И вы абсолютно правы. Но поскольку в одном месте сконцентрировано слишком много довольно специфических существ, проверять крепость ткани мироздания осколками от первичных заклятий перехода я бы не стала. Мало ли что может нас услышать.

– Радует, что у запрета иное обоснование, чем «У деток ушки завянут».

Под взглядом директора он осекся. Выдержав паузу, Альма Диановна продолжила:

– По этой же причине запрещены спиртные напитки – под их действием вы становитесь слишком убедительным слесарем. Договор вступает в силу с двадцать восьмого мая, за лето вам надо составить программу обучения. Перевожу на русский: хотя бы примерно понять, что собираетесь делать. Зарплату мы установим в размере… – Директор открыла верхний ящик стола, достала явно еще Брежнева видавший калькулятор с большими кнопками и начала считать. Потом развернула калькулятор к Игорю. Тот несколько растерялся от количества нулей:

– Вы точно не ошиблись? – решил на всякий случай уточнить будущий педагог, справедливо полагая, что расценки могли быть и в зимбабвийских долларах.

Директор развернула калькулятор к себе:

– Все верно. Стандартная ставка за месяц.

На этой фразе Игорь очень аккуратно окаменел. Меркантильным он никогда не был, но тридцать лямов – это тридцать лямов. Приятно встретить человека, знающего цену трезвости.

Альма Диановна продолжала:

– И самое главное. По всем документам наш интернат находится на военном положении. Всегда есть древние силы, которые хотят отомстить лично мне. Всегда есть темные жрецы, мечтающие прирезать кого-то из деток. Всегда есть проблемы. Педагогический коллектив в полном составе несет ответственность за жизнь и здоровье учащихся. И осуществляет месть. Старую добрую кровную месть, если по какой-то причине защитить учащегося не получилось. Как преподаватель вы будете встроены в охранную систему школы, что в том числе означает периодические дежурства по периметру с коллегами. С расписанием сможете ознакомиться в учительской.

– Дежурства по периметру? Это точно не «Веселый шахид»?

– Сударь, как вы сможете лично убедиться, и мы, и вверенные нам дети вызываем у окружающего мира повышенный интерес. Большинство из них – потомки выживших учеников моей же школы, и все надеются на продолжение этой славной традиции.

– А что насчет невыживших?

Директор и ухом не повела, доставая из шкафа огромную стопку бумаг:

– За невыживших я платила сторицей. Итак, ваша копия договора, устав интерната, правила внутреннего трудового распорядка, положение об управляющем совете, правила внутреннего распорядка обучающихся, карта территории, положение о порядке приема, перевода и отчисления, положение о режиме занятий обучающихся, положение о языке обучения, положение о внутриобъектном и пропускном режимах… – заметив, что Игорь ухмыляется, директор остановилась и выжидательно на него посмотрела. Он ткнул пальцем в устав:

– Вам настолько нужен был людоед, что статью про неподсудность преподавателей ввели аж первым пунктом?

– Молодой человек, я женщина прагматичная. Упомянутая статья фигурирует в уставе школы за номером один только и исключительно потому, что в противном случае преподавать не смогла бы я сама.

Свежеиспеченный участник педагогического коллектива насторожился:

– А кроме вас с завучем кто-то еще под действие этого пункта подпадает?

– Да.

Ничего хорошего в этом «да» он для себя не услышал.

– Перефразирую. А хоть кто-то не подпадает?

– Библиотекарь, – и глазом не моргнув, тут же ответила директор. Игорь почувствовал, как волосы на руках встали дыбом.

– Стоп-стоп-стоп. Чуваки, по которым тюряга плачет, учат деток манерам? Я правильно понял концепцию?

– Скорее, наш богатый опыт заслуживает, чтобы его передавали далее вне зависимости от преходящих веяний гуманизма.

Но бывший богатырь все еще не понимал:

– Если тут все такие крутые, почему учить детей должен я?

– Не сочтите за грубость, но как раз потому, что мы очень крутые, если пользоваться вашей терминологией. Сильные. Древние. Большинству обучающихся таковыми никогда не стать, а значит, наши методы не сработают. Нужен иной подход. Вы слабее любого ученика, но способны выйти победителем из боя. Не благодаря грубому превосходству, но при помощи точного расчета, предусмотрительности и толики удачи. Если уж человек может, смогут и они.

– То есть вы банально взяли лучшего из худших?

– Скорее лучшего из лучших, просто с конца списка. Будьте добры, поставьте подпись кровью вот здесь и вот здесь…

На нож Игорь уже и не надеялся, но, когда его аккуратно взяли за мизинец и надрезали маленьким стеклышком, словно брали кровь из пальца, стало еще обиднее. Никаких шансов даже на попытку побега для успокоения собственного достоинства.

В нижней части листа с мелким шрифтом и большой печатью ГАОУ ВПО СУНЦ АСИМ с эмблемой волка, пожирающего солнце, теперь стоял его кровавый отпечаток. Почти что договор с дьяволом. Директор протянула бумажную салфетку: