– Или тебе не нужна человеческая еда? Ты ведь другим питаешься, Агарес. Заварушку в Крыму ты устроил? И не говори мне, что ты тут случайно. Чего хочешь?

– Так давно не виделись, а ты не рада, – расстроенно сказал старик. – Рассказала бы, как живёшь.

– Заклятие бессловесности? – Сагиба внимательно всматривалась в Цабрана.

– Покорности, – улыбнулся Ахвал.

Дверь в кабинет распахнулась, спиной вперёд вошла улыбчивая женщина с подносом в руках.

– Приятного аппетита, – она поставила обед на стол и вытерла руки о цветастый передник. – Сегодня борщец и мясные биточки с подливой.

– Спасибо, Сима, – поблагодарила Сагиба.

Ахвал подождал, пока Сима уйдёт, и приказал:

– Ешь.

Цабран набросился на еду.

Некоторое время они молчали, слушая, как стучит ложка.

– Имей в виду, Агарес, своих детей я в обиду не дам.

– Не дашь, не дашь, – легко согласился старик, – костьми ляжешь, до последней силы защищать будешь. Что я, не знаю вашего брата? Любишь ты это место, тут каждый уголок об этом шепчет. Не трону я его. Не бойся. Ответь мне только, где Волак. Искусно он прячется, но я знаю, что он в Москови.

– Не думаешь же ты, что он тут, у меня?

– У тебя его нет. Уже. Долго ты его прятала, однако ушёл он недавно. Вот ты мне и скажи – куда.

Сагиба вдруг расслабилась, посмотрела на старика почти мирно.

– Волак такой же, как ты, а совсем иной. Знаешь ты, и знает он, что беззащитен перед любым, кто его может отыскать, и поэтому поднаторел в умении играть в прятки. Ты можешь сжечь меня и моё место дотла, но я не скажу тебе ничего просто потому, что не знаю.

Ахвал поднялся. Он говорил по-прежнему ласково:

– Зря ты решила, Сагибушка, что я пришёл угрожать тебе.

– Ты прав. – Татьяна Евгеньевна тоже встала. – Мы давно не виделись. Скажи мне просто и кратко: нужно мне тревожиться за подопечных?

– Встань, – приказал Ахвал Цабрану. – Иди за мной. До встречи, Сагиба. Спасибо за гостеприимство и обед. Если понадобишься – знаю теперь, где искать тебя.

Цабран устремился за стариком.

– Заклятие покорности, – шептал мальчик, сидя на кровати в своей каморке, – заклятие покорности.

Цабран видел, что Ахвал плохо знает город. Муравьиная суета Москови сбивала его с толку. К тому же эта сторона истощала его: кожа старика посерела, он выглядел больным.

К вечеру они добрались до вершины одного из холмов. Отсюда можно было оглядеть город. Старик был зол после встречи с Сагибой, и мальчик ощущал это: дверь в соседнюю каморку пылала ярче, чем раньше.

Они медленно шли по узкому тротуару. Изредка их обгоняли машины. Цабран глазел на круглые окна жилищ, вырытых прямо в холме: на этой высоте жили преимущественно мариды. Цабран прекрасно отличал их от людей, ведь мама и бабушка у него были духами воздуха. Он видел их прозрачную кожу, тонкую кость, лёгкость. И сейчас ему казалось, что там, за окнами, мариды готовят на кухне, танцуют под граммофон и замирают в воздухе, читая книги.

Подойдя к одной из дверей на самом верху холма, Ахвал вынул из шальвар ключи.

Это было очень странное жилище. Больше всего оно походило на дворцовый зал: огромное, с высоким сводом. По центру, словно геометрически точный лес, торчали деревянные колонны. Они отгораживали четырёхугольник в середине, заставленный сосудами и вазами.

Всё остальное пространство тоже было плотно заставлено. Скатанные в трубы персидские ковры соседствовали тут с атласными диванами, подушки – с зелёным сукном массивных дубовых столов. Вдоль одной из стен плотно, один к другому, стояло штук пятнадцать буфетов со стеклянными дверцами, набитых посудой.

Ахвал провёл пальцем по спинке ближайшего кресла:

– Давно он тут не был. Опасается сюда часто ходить, боится сокровищницу свою выдать. Клянусь огнём, он пожалел о том, что мне когда-то показал… склад-дворец свой. – Старик неприятно хихикнул и пошёл вглубь.

Стены украшали панели из тёмного дерева с вкраплением драгоценных камней. Деревянный пол, то тут, то там выглядывавший из-под хлама, был собран из разноцветных пластин.

Ахвал с силой потянул на себя груду одежды, громоздившейся в углу почти до потолка. Какое-то время он с усердием археолога раскапывал то, что находилось под мантиями, фраками, сюртуками и жилетами.

Наконец старик закончил и отступил назад, как художник, любующийся своей картиной. Перед ним возвышался табурет из слоновой кости, к которому вели украшенные орнаментом ступени. По бокам каждой стояли небольшие скульптуры львов. Возле табурета тоже были львы, крылатые и побольше. Ахвал поднялся, по пути подобрав трухлявый, изъеденный червями посох.

– Ну, добро пожаловать в пещеру джинна, – старик уселся на трон.

Тимсах, выпущенный Ахвалом, шастал туда-сюда по залу.

– Налюбовался? Теперь ложись и спи, – старик посохом показал Цабрану на первый попавшийся диван. – Сегодня был длинный день.

В эту ночь мальчик довольно быстро почувствовал, что старик впал в состояние, которое у ифритов подобно сну. Как только это произошло, он схватил книгу и кинулся в пылающую дверь. Он не ошибся: слова в книге снова появились.

Так полюбил я мой город, что захотелось для него не просто счастья и не просто охраны. Я слышал, что на Земле обитают гении места, присутствие которых давало безопасность и уют. Даже сухая земля вокруг них расцветала розами. А заброшенное жилище преображалось и сверкало чистотой и порядком.

Я знал, что гениев места нельзя пленить и держать в неволе: тогда они превращали жизнь окружающих в хаос. Знал я также, что найти их сложно – только если они сами тебя не отыщут.

Действовать нужно было осторожно, и я воззвал к Волаку, самому лучшему из моих братьев.

Брат, сколько я его помню, всегда выглядел грустным ребёнком с серыми крыльями. Слуга, двуглавый дракон Гор, был при нём неотступно, охраняя беззащитность брата.

Умение же его состояло в том, чтобы указывать место, где хранятся сокровища. Если кто задавал вопрос Волаку, и задавал его верно, он отвечал правдиво. А слабостью его был страх перед змеями.

Волак явился на мой зов. Я задал ему вопрос, и, не в силах противиться природе своей, он указал мне, где жила одна из тех, кто мне нужен. Брат тут же хотел покинуть меня: находиться рядом с девочками было для него настоящей мукой. Но, пленённый лёгкостью, с которой могу получать желаемое при помощи его способности, я захватил Волака и поставил Ламию охранять его, а сам отправился на поиски той, что называла себя Сагибой.

Я долго взбирался в гору. Дороги почти не было, и, если бы не указания брата, я бы усомнился в правильности пути. На вершине узкая тропа перестала петлять. Я оказался на зелёном плато, спрятанном между двумя скалами.

Здесь и стояла деревня, которую жизнетворила Сагиба. Я шагал по земле и ощущал её жир. Злое, колючее чувство заползло в меня: зависть.

Посередине плато темнело озеро. Горные реки спускались в долину. Трава на пастбищах была толстой и сочной.

Я подходил к деревне и уже знал, что дети здесь рождаются здоровыми, люди живут долго и умирают благословенной смертью – во сне. Я знал, что летом их не мучает иссушающая жара, а зимой они не страдают от холода. Деревня была спрятана от чужих глаз, и никто не принёс бы сюда беды и разорения. Кроме меня.

Сагиба встречала у первого дома. То была красивая женщина со смоляными волосами. Я шёл по долине великими огненными шагами, и Тимсах, огромный, как буйвол, следовал за мной. Люди деревни попрятались в свои жилища.

– Пойдём, Ваал! – позвала Сагиба.

Она привела меня в свой дом. Колючее чувство росло, я был едок и зол, как дым от елового костра. Мне хотелось сжечь всё, что я видел вокруг, забрать Сагибу и поселить её в моём городе. Из последних сил я сдерживался.