– (Истерично) Всё из-за тебя… Из-за твоей блядской… мамаши!!!

После бесконечного удушья резкая свобода в горле, отразилась ничуть не меньшей пыткой чем раньше. Лоя не могла спокойно вдохнуть. Она в хлёстком кашле задыхалась. Частые вдохи и выдохи сопровождались обильными слезами со слюной. Бедняжка худо-бедно перевернулась на бочок и её разом прорвало. Пожёванная бумага вместе с кусочками пищи обильной рвотой сорвалась с губ на землю. Тошнота в судорогах сдавливала сердце равноценно, как и он. Боли в области груди стихали, но её бесконечно колотило и трясло. Яркая синева тяжёлым отпечатком легла на кожу. Холодные губы ничего не могли произнести изредка постанывая. Казалось – это излишняя отсрочка смерти. Девочка лежала в подвешенном состоянии. Хуже, ещё как могло произойти.

– Фу блять… – отвернул голову. – Омерзительно… – медленно встал.

Чаще всего лёгкий колотун настигает на ранней пробежке, а тут прямо всего растрясло. Зубы стучали так, что неоднократно прикусывал язык. Отдышка как на пятый круг. Глядя на неё, ему самому сблевать хочется. Тревога бьёт по нервам по самое не могу. Гиль так и не решился чего именно хочет сделать. Сбежать или всё же попытаться замять дело. Отсрочить поиски как можно дальше, пока тело в итоге не найдут. Чем дольше смотрит на пассию, тем сильнее ненавидит женский род. Конкретно, не сколько свою избранницу, а всех женщин в целом. Та, что молча согласилась и та, что предала. Чем чаще эта мысль барахталась в голове, тем быстрее парень задыхался. Слишком нелепое замечание, за то эффективное настолько, что самого прорвало. Вжался. Согнулся. Упал на колени. Две банки горького пива вышли легко. Обычно, его по пол часа в таких случаях трясёт. Если бы не дрожь пробивающая тело – сигаретка давно бы уже торчала в зубах.

Кашель постепенно становился всё громче. Неуместные потуги выжить вызывали ещё большую озлобу. Снова планирует обдурить. Выгоду пытается выжать. В голове не укладывается, сколько раз за всё время отношений, вокруг пальца обвели. То голова болит. То живот. Занята. Лень переться. «С работы не отпустили». «Дома готовить нужно обед». Завтра. Потом. На днях и так до самой бесконечности. Когда Лое что-то надо, Гиль всегда её выручал. Он же наоборот. Целыми днями не мог дождаться ответной реакции. Максимум, на что изредка приходилось рассчитывать – погулять. Непонятно, кто кого взял в оборот. Как только грубеют хоть на капельку эмоции, все планы тут же рушатся на корню. Чего не отнять, так это эмоции. Манипуляция. Очередной, взвинченный каприз в попытке досуха вытрясти душу. Сострадание. Жалость. Только чёрствый душой проблемы другого не поймёт. На это раз не получится избежать заслуженного наказания. Никакого раскаяния. Сожаления о содеянном то же нет.

Глядя на то, как понемногу начинает тельце двигаться, последние сомнения отпали напрочь. Едва плевок упал на землю, нога тут же пнула. По животу бить не стал. Лицо не хотелось дубасить то же. Испачкать кровью и блеватнёй белые кроссовки, абсолютно недопустимая в обществе вещь. Компромисс застрял где-то по середине. Гиль ударил по груди. Не в саму чашечку бюстгальтера, а скорее в её краешек. Правильнее будет отметить – подошвой поддел. В любом случае боль почувствовалась. Кругом всё замерло. Замер и он.

Прошло примерно с пол минуты молчания, прежде чем наконец дошло. Он стоит довольно давно. Дважды успело похолодать. Закат спрятался за тучи. Как бы всё не смахивало на очередную, хитрую манипуляцию. Прямой ответ валялся перед глазами. С виду человек больше не живёт. Стонов нет. Движений грудной клетки тоже. Нет вообще никаких признаков жизни в теле. Всё указывает на то, что «герой» победил. Немного подумал. Покемарил. Носочком дотронулся до ноги и сходу ринулся на утёк. Хрен знает, что бурлило сейчас в котелке. Причина, по которой так и не осмелился сбежать – снова страх. Такой обтекающий. Такой знакомый. Снова подумал. Постоял. Обратно вернулся к жертве. Вместо ноги, на этот раз кроссовок выбрал плечо. Девушка шлёпнулась на спину. Спасительный кашель разодрал гортань. Тихонький стон подавал признаки жизни.

– (Облегченно) Фу-у-х-х-х-х-х… – вытер холодный пот со лба, – ну и бля-я. Я уже гадал, куда придётся прятать твой труп… Тут же реально некуда хоронить… – осмотрелся. – Везде дерьмо. Быстро найдут. Вот же ж, – смахнул со лба вторую волну пота, – блять… Напугала… Обосраться можно, – согнулся в коленях.

Ответа не прозвучало. Разум понемногу затухал.

– (Нервно) А знаешь что, – взглотнул, – наверное, даже не плохо будет, если ты останешься жива… Да, точно… После всех твоих бесчинств самое правильное будет… ещё немного пострадать. Как раз пару слов о твоей мамаше… Ты же… хочешь знать? – нагнулся к ней. – Да кого я обманываю. Все и так о ней знают. Даже такой олух как я. А ну признавайся сука! – взял в кулак клочок волос. – Ты знала? Знала?!!

Ничего дельного так и не придумав, Гиль отпустил. Заново всего растрясло. Клокотали зубы в сотый раз. В таком положении дел невозможно стоять на месте. Руки чешутся придушить. Резвые махи и жестикуляция только подтверждают. Шаг за шагом нервная походка всё больше стремится дать под дых. Из стороны в сторону пляшет носок. Желание исповедаться расправу временит.

– (Нервно) Ладно… Ладно! – взъерошил собственные волосы. – (Заикаясь) П-подожди. Дай хотя бы… немного собраться… Давай… Д-давай хотя бы не будем врать друг другу? Лады? Т-т-ты изначально всё знала. Ты же с-с-с этой… крысой под боком живёшь. Я лично видел, сколько раз подряд… закрашено её имя. Она у вас прямо… л-л-легенда на целый этаж. Разве не так? А? А?!! – ударил подошвой об песок. – (Грозно) Не ври мне мразь! Не ври!!!

Затылок быстро оказался в чужих руках. На этот раз он достаточно близко прислонился лицом к лицу. Фыркнув капельками слюны, агрессивно произнёс:

– Ну и падла же ты, а?! Тебе лично не заебало прикрывать свою конченную мамашу? Нет? Хоть раз бы спросила, куда эта шлюха вечерами убегает. За какие такие услуги у вас холодильник хавкой забивается. Чё молчишь? – встряхнул. – Нечего сказать? Только не пизди, что вам соседи добрые еду приносят. Полный бред. Какой-нибудь… отсталый дед… Серёжа, с чужого огорода спизженную корзинку прёт. Разок дали, так теперь по доброй памяти каждый раз хуй стоит. А может… а может, ты тоже в тихаря пиздой подторговываешь? То-то я смотрю ты вечно доходишь до меня такой… заёбанной, – встряхнул. – Что, неправда хочешь сказать? Неправда?! Тогда в чём правда? – крепко сжал её щёки. – Хули ты меня вечно обворовываешь? (Надрывно) Что я тебе сделал, мразь? Что я сделал?!

– (Безжизненно) Ничего… – ели слышно прошептала.

– (Довольно) Вот и я о том же, – злорадно улыбнулся. – Справедливость наконец ворже… сторже… вала… Тьфу, кароч… Я победил. Осталось только на цепь посадить твою ебливую скотину. Весь дом её духами… обоссан… (Жалобно) Ненасытная паскуда… (Плаксиво) Она ебалась пока я спал, сука… СПАЛ!!! Т-ты даже не представляешь, насколько это унизительно прибираться за шлюхой! Вот же тварь подлая, – встал. – Мало ей всего, мало!! Теперь понятно, в кого ты такая пошла. Яблоко от яблони сука… Жри землю, – поднял клуб пыли. – Смотри не подавись…

Крохотный клочок пыли, достаточно прочно осел в лёгких, досаждая затяжным оттёком. Лоя кашляла и рыдала. Последнего он не слышал. Круг за кругом, грязь бесконечной кутерьмой въедалась в лицо.

– (Плаксиво) Я ненавижу вашу семью. Ненавижу! Это же… какими мразями нужно быть?!! Жалко, вы нахуй все вместе не сгорели!!! Да похуй на унижения. Похуй! Насрать на домашние аресты. Вообще, на всё насрать, – махнул рукой. – (Слезливо) Эта… грязная скотина… Тварь… Животное!!! Я же люблю… – упал на колени. – Я не заплачу, – обхватил голову, – я не за-апл-л-лач-чу-у-у-у!!!

Вся агрессия на глазах переросла в расточительную агонию. Гиль сам себя уничтожал. Завывая навзрыд как маленький ребёнок, от него можно ожидать чего угодно. Психика окончательно сошла на нет. Все болтики в разнобой посыпались. Даже полностью убитый горем, ничего не мешало выкинуть лютую дичь. Слюни, сопли, слёзы. Шепелявит пытаясь глотать. Образ до сих пор отталкивает какое бы призрачное сочувствие не пытается воссоздать. Жалкое зрелище наивного юнца. Сквозь натужные, полу-разборчивые слова, с трудом просачиваются стоны. Сердце щемит как не в себе. Впервые в жизни оно хотело выпрыгнуть в безумной конвульсии. В клочья порвать грудную клетку. Подохнуть на воле. Очередное, испорченное дитя. Только смерть поможет остановиться.