Он наклоняет голову, и мне ясно, что он не понимает разницы. Черт возьми, с каждым мгновением, когда он прикасается ко мне, я тоже начинаю терять представление о различиях. Он такой мускулистый, сексуальный и теплый, и, черт возьми, действительно, прошло много времени с тех пор, как у меня был секс.

На самом деле, прошло много времени с тех пор, как кто-то вообще прикасался ко мне. Я была здесь так изолирована и одинока, а Лейла занята своим новым мужчиной, и я чувствовала себя… отвергнутой.

Я точно не чувствую себя отвергнутой прямо сейчас, — не сейчас, когда пылающие глаза Хассена впиваются в мои.

Медленно, с сожалением, я толкаю его еще раз и отталкиваюсь, отходя от него.

— Я не собираюсь заниматься с тобой сексом. Это была фигура речи.

Он хмурится.

— Фигу-юура для речи? Я не понимаю…

— Это значит, что я сказала что-то, что ты неправильно понял.

— Тогда что ты имела в виду?

— Я имела в виду, что ты ведешь себя грубо и раздражающе.

Он фыркает на это.

— Тогда почему ты потребовала, чтобы я трахнул тебя?

Ладно, серьезно. Возбуждение, которое я почувствовала, прикоснувшись к нему, снова сменяется раздражением.

— Я не требовала этого. — Я выдавливаю из себя каждое слово. — Я пыталась сказать тебе, что я могу делать то, что хочу. Мне не нужно никого спрашивать, хочу ли я поохотиться. Ты ведь не спрашиваешь, верно?

Хассен бросает на меня озадаченный взгляд.

— Почему ты хочешь поохотиться?

— Потому что мне скучно. Мне так чертовски скучно. — Раздраженная, я перекидываю лук обратно через плечо. — Все другие девочки в пещере заняты воспитанием детей или созданием младенцев. Все остальные на охоте, или собирательстве, или чем там, черт возьми, вы все занимаетесь. Даже моя сестра не позволяет мне присоединиться к ней, потому что я толстая и не в форме. — Я все еще переживаю из-за этого. С тех пор как я приехала на Ледяную планету, я теряю сантиметры как сумасшедшая из-за постоянной физической активности. Я думала, что на самом деле выгляжу довольно подтянуто, поэтому слышать, что меня считают обузой, больно.

Нет, вычеркните это. Это меня злит. Никто на этой планете не дает мне честной встряски, и все потому, что я была немного вспыльчива, когда узнала, что мою сестру украли.

Хассен протягивает руку и поправляет лук и стрелы на моем плече, отводя одну назад, которая, вероятно, попала бы мне в глаз, если бы я повернулась влево.

— Я понимаю.

Это не то, что я ожидала услышать от большого, мускулистого придурка, который украл мою сестру.

— Ты понимаешь?

— Я понимаю скуку. — Он жестом указывает на бесконечные заснеженные холмы вокруг нас, его лицо суровое. — Ты думаешь, мне не скучно, когда не с кем поговорить? Охотиться изо дня в день, едва перекинувшись парой слов с другим? Ты думаешь, я не жажду компании у костра ночью? Я бы с радостью предпочел храп Таушена тишине одиночества.

— Я… ох. — Я вдруг не знаю, что сказать. Это звучит ужасно, и все же в то же время я не могу поверить, что испытываю чувство симпатии к придурку, который украл мою сестру. Потому что я знаю, каково это, когда тебя игнорируют. Я знаю, каково это — чувствовать, что все в мире против тебя. Я знаю, каково это — быть снаружи и отчаянно желать, чтобы тебя приняли.

Я просто не думала, что буду испытывать родственные чувства к Хассену. Мне говорили снова и снова, что с ним Лейле никогда не угрожала опасность, что он украл ее только потому, что хотел заботиться о ней и спариваться с ней, но я, несмотря ни на что, держала в себе чертовски много гнева из-за этого. Он попытался силой удерживать ее, и это было не круто.

Но теперь я также вижу другой слой под «самоуверенным придурком». Он все еще такой, но он также… одинок и отчаялся. Он увидел в моей сестре шанс и воспользовался им. Я должна ненавидеть его за это. Вместо этого я продолжаю думать о том, какой теплой была его пушистая, бархатистая грудь.

Я, должно быть, идиотка.

— Ну, если тебе скучно, — беспечно говорю я, — тогда научи меня охотиться. Мы можем составить друг другу компанию. — Я дергаю за тетиву лука, которая затянута у меня между грудей, как ремень безопасности. — Мне нужно научиться быть полезной. Не только потому, что мне нужно внести свой вклад в ситуацию с продовольствием, но мне нужно что-то делать.

Я не указываю на мысль, засевшую в глубине моего сознания: что мне нужно быть в состоянии позаботиться о себе, если я когда-нибудь не выдержу этого и захочу покинуть племя. Я продолжаю говорить себе, что этого никогда не случится, и все же я продолжаю думать об этом. Потому что я не чувствую себя любимой, или нужной, или принятой, и до сих пор я не понимала, как сильно мне это было нужно.

Хассен рассматривает меня так долго, что я не могу сказать, что происходит в его голове. Он думает о том, чтобы научить меня? Он думает порочно обо мне? Он… сосредоточен на сексе? Я дрожу от этой мысли, потому что это еще одна мысль, которая не выходит у меня из головы.

Глупая голова, всегда держится не за то, что нужно.

Я снова тереблю тетиву лука, и его взгляд устремляется туда. Я замираю, потому что теперь это означает, что он смотрит прямо на мои сиськи. Я надеюсь, он не задается вопросом, почему они намного крупнее чем у всех остальных девушек здесь. Никто из инопланетян не страдает лишним весом, и это был бы чертовски неловкий разговор.

— Предполагается, что я изгнан, — наконец говорит он, снова глядя мне в глаза.

— Хорошо, — радостно говорю я. — Я просто научусь сама. Ничего особенного. — Я отворачиваюсь.

Он хватает меня за руку и, к моему удивлению, рычит — совсем как медведь. Это странно… и это заставляет мое тело трепетать чуть сильнее, чем следовало бы.

— Ты не дала мне закончить, женщина.

— Пффф. Тогда давай заканчивай, самец. — Я поворачиваюсь к нему и величественно жестикулирую. — Продолжай.

Хассен скрещивает руки на груди. И ладно, мне действительно не следует обращать внимание на тот факт, что это заставляет его руки изгибаться в самые невероятные бицепсы, или что его грудные мышцы — это удивительные плоские квадраты мышц, которые просто умоляют, чтобы их снова погладили.

— Мы не можем никому рассказывать, что мы пересекаемся. Я не хочу, чтобы вождь продлевал мое изгнание.

Ой. Это его единственная забота? Я улыбаюсь с облегчением. Такое чувство, что он только что согласился быть моим другом, и странно, насколько это меня радует.

— Круто. Так ты все-таки собираешься учить меня?

Он быстро кивает и снова изучает меня.

— Но не с этим луком.

— Почему нет?

— Твои руки недостаточно длинны, чтобы правильно его натянуть. Ты меньше, чем Лиз.

Это не то, что я часто слышу, и я немного выпрямляюсь из-за этого. Я имею в виду, очевидно, что он говорит не о наших фигурах, потому что Лиз только что родила ребенка, а я все еще крупнее ее, но мне все равно нравится это слышать.

— Тогда что?

Он хватает мою руку и изучает ее, хмурясь про себя.

— Н-на что ты смотришь? — Боже, кажется, у меня перехватило дыхание. Но то, что он схватил меня за руку, как бы поставило меня в тупик. Его руки такие чертовски большие, и я чувствую себя такой изящной и женственной рядом с ним.

— У тебя маленькие пальцы, — говорит он мне, и это звучит как предостережение. — И маленькие руки. Слишком малы для моих клинков.

— Есть ли где-нибудь дополнительные клинки, которые я могу позаимствовать? — Часть меня хочет вырвать свою руку обратно из его хватки, а другая часть меня хочет, чтобы он провел большим пальцем по всей длине моей поднятой ладони. Или поцеловать его. Да, поцелуи сработали бы.

О, боже, теперь у меня странные сексуальные фантазии о парне, который похитил мою сестру.

Я вырываю свою руку из его, и он выглядит удивленным, затем, кажется, отмахивается от этого.

— В пещере для хранения.

Я думаю о планировке Пещеры племени. В задней части «нового» крыла есть комната или две — зона с необработанным камнем, — где хранится много лишних мехов, костей и прочего.