Пожилая женщина, которая намеревалась расстаться со служанкой, была сообразительна. Она перехватила взгляды Стендаля.
– Конечно, – сказала она, – Галочка мне все равно как дочка. Я только пошутила, что с ней расстаюсь.
– Я готов отдать вам мед! – воскликнул Миша.
– Вашего меда не хватит на один ноготок Галочки, – произнесла подлая старуха.
И не успел Стендаль возразить, как старуха жестко и решительно щелкнула пальцами, Галочка ахнула и превратилась в мячик. Стендаль ринулся было за мячиком, но мячик отпрыгнул от него и покатился в руки к владелице.
– Но может быть, вы возьмете что-нибудь еще? – спросил Стендаль.
– Ах, что мне у тебя взять, молодой человек? – спросила старуха. – Нечем тебе меня соблазнить.
– Но у меня есть оренбургский платок из чистой шерсти, можете его в обручальное кольцо продеть.
– Не поняла, – сказала старуха. – Где вы увидели на мне кольцо?
– А вот моржовый клык с вырезанным на нем узором охоты на полярных медведей в исполнении неизвестного чукотского мастера.
– Ах, оставьте! – И старуха пошла прочь.
– Погодите!
Тут в дело вмешался Минц. Он широко шагнул и схватил Стендаля за рукав.
– Миша, – сказал он, – эта женщина более тебя заинтересована в сделке. Не спеши и не суетись.
– А если она уйдет домой? – Миша весь дрожал и был бледен.
– Потерпи. Она вернется, если ты не будешь за ней носиться.
Старуха дошла до конца рынка, притормозила и посмотрела на Мишу через плечо. Миша тянулся к ней, но Минц держал его крепко.
Старуха остановилась, словно в нерешительности. Тут появился один из милиционеров, только переодетый в штатское. Удалов узнал его по родинке на правой ноздре. Переодетый милиционер сказал Стендалю:
– Могу помочь.
– Сколько? – спросил Минц, не отпуская Стендаля.
– Моржовый клык, – ответил милиционер. – Собираю моржовые клыки.
– Согласен! – воскликнул Стендаль раньше, чем профессор успел его остановить.
– Эй, госпожа Аникина! – воскликнул милиционер. – Пожалуйте назад.
Старуха резко подбежала к Стендалю и, словно все было оговорено заранее, схватила бочонок с медом, кинула в Стендаля мячиком, а милиционер унес моржовый клык, расписанный охотничьими сценами из жизни чукчей.
– Ну что ж, давай возвращай красотку к жизни, – сказал Удалов, видя, как робеет, внутренне дрожит Миша Стендаль. – Пальцами сможешь щелкнуть?
С другой стороны, где за столиком стоял человек с лицом отставного полковника ДОСААФ, донесся хриплый голос:
– Если бы не возраст, сам бы женился и всем посоветовал. Это же надо жену иметь, которую можно двумя пальцами на полку отправить, а когда соскучился или проголодался, так же вернуть.
– Это неэтично, – отозвалась женщина, стоявшая через стол, – мы вам не мячики, чтобы в кармане носить.
– Так то ж игрушка надувная! – откликнулся молодой парень, бритый, в черной майке. – А нам, русским людям, подавай женщину мясную, плотную, энергичную.
В этой дискуссии никто не заметил, как Стендаль щелкнул пальцами и служанка Галочка материализовалась рядом с ним. Не только материализовалась, но вступила в разговор, так как явно отличалась умом и сообразительностью, не то что девицы для утех, которых привезли в Гусляр раньше.
Она быстро освоилась и подошла к профессору Минцу.
– Мне приятно познакомиться с моими будущими современниками, – звучным глубоким голосом произнесла она. – И вы, в частности, производите на меня благоприятное впечатление. Мне хотелось бы сблизиться с вами на интеллектуальной почве. Я надеюсь многое у вас почерпнуть.
Стендаль сначала побледнел от ревности, потом покраснел от стыда.
– Ты ее недооцениваешь, – прошептал ему Удалов. – Можно сказать, что тебе наконец повезло.
У девушки оказался замечательный слух.
– Я согласна с вами, уважаемый…
– Корнелий Иванович.
– Вот именно! Корнелий Иванович! Мне хочется надеяться, что моему потенциальному возлюбленному и даже, не боюсь этого слова, супругу, со мной повезло. Но я должна предупредить заранее – других жен я в доме не потерплю. Даром что меня считают надувной.
Эта тирада одних заставила улыбнуться, других рассердила.
– Вот именно, что надувная! – воскликнула одна из шоп-туристок. – Надувают нашего брата почем зря. Потом захватят у нас власть и будут помыкать. Смотреть на них противно!
Торговка сплюнула, но надувная девушка не обиделась, а возразила ей:
– Скажите, пожалуйста, чем я хуже вас? Или очи мои не сияют, словно звезды? Или груди мои не округлы и упруги, словно антоновские яблоки? Или бедра мои не столь круты, как хотелось бы моему возлюбленному? Или лоно мое не привлекает взоров? Или ноги мои не прямые, как у скаковой лошади?
Торговка была толстой, корявой, неухоженной женщиной, и потому она сразу обиделась.
– Кукла надувная, за десять копеек! – возопила она. – Вы только поглядите, люди добрые, кто на меня нападает! Кто меня, мать двоих детей, оскорбляет при людях! Ты хоть знаешь, что такое ребенок?
– Если мой будущий муж или возлюбленный захочет, – скромно возразила Галочка, – я немедленно рожу ему богатыря.
– Синтетического! – догадалась торговка. – Пластмассового!
Галочка отвернулась от противницы и положила руку на плечо Мише.
– Миша, не слушай наветов. В нашем времени все равны. Неважно, как человек произошел на свет, главное, чтобы он был хорошим человеком и достойным членом общества. Ты меня понимаешь?
– Еще как понимаю, – ответил Миша.
Галочка потянулась к щеке Миши и ласково, нежно поцеловала его.
Миша даже побледнел от счастья.
– И если ты хочешь, – прошептала надувная девушка так громко, что слышал весь рынок, – то пойдем со мной в трехзвездочный отель «Гусь», потому что я страстно мечтаю тебя любить и ласкать!
Девушка часто дышала…
Миша позволил увести себя. Минц пытался было окликнуть его, но Удалов сказал:
– Пускай идет. Его счастье или его беда… Он взрослый. Вышел из комсомольского возраста.
Торговка громко издевалась и хохотала вслед возлюбленным. В конце концов к ней подошел местный милиционер и предупредил о правилах поведения в общественных местах. Торговка замолчала.
– Она свое дома возьмет, – сказал Удалов.
Местный народ лениво заходил на рынок, лениво бродил от столика к столику, кое-что брали. Милиционеры – те, что сначала приходили, – теперь уже все переоделись в штатское. Ходили, как покупатели, как бы направляли действие, помогали вести ченч, то есть обмен.
Удалов выменял себе зонтик, который становился меньше грецкого ореха, у Минца хорошо ушел однотомник Белинского издания начала века с золотым тиснением по переплету. Стендаль не возвращался, – интересно, куда его повела надувная кукла?
Минц старался заговорить с покупателями и зеваками из будущего, но люди отвечали ему односложно, словно побаивались гостя. Но тем не менее даже такие скупые ответы представляли интерес.
– Скажите, пожалуйста, какой у вас общественный строй? – слышал Удалов голос профессора.
– Свободный, – отвечал один покупатель.
– Демократический, – отвечал второй.
– Меня он устраивает.
– Сколько было мировых войн? – спрашивал Минц.
– На провокационные вопросы не отвечаем, – говорил покупатель.
День приближался к обеду.
Бритый молодой парень из шоп-группы долго выбирал себе подругу, наконец ему понравилась губастая, глазастая, рыжая, курчавая, она его возбудила. Он даже не стал доторговывать, а понес купленный мячик в гостиницу.
Без пяти два на площади появился полицейский командир. За ним двигалась повозка, нагруженная разного цвета и размера мячиками и шариками.
За повозкой шествовали вереницей полицейские, переодетые покупателями. Командир загребал с повозки несколько мячиков, вываливал их на стол продавцу, в обмен безмолвно забирал привезенный товар. Все молчали. Во-первых, с местной полицией не спорят, это закон шоп-туриста, во-вторых, каждый понимал, что любой обмен в пользу гостей. Десять мячиков – это десять солидных предметов из далекого будущего. Каждый можно толкнуть в Вологде долларов за двести как минимум. Поездка окупилась.