Интересно, знает ли он, как сильно повлиял на мою жизнь? Что оказался именно тем, кто помог мне самой стать кем-то? Мне ужасно хочется рассказать ему все, что я сейчас чувствую, но храбрости хватает только на банальное:

– О чем ты будешь скучать сильнее всего?

Август молчит, слишком долго. Наверное, мои слова для него – глупый сентиментальный бред. А потом я чувствую теплое касание: его ладонь сжимает мою. Этот жест безмолвно шепчет: «О тебе». Но вслух Август оправдывается:

– Просто так, чтобы прояснить, если мы держимся за руки, это ничего такого не значит. По крайней мере не в том смысле, как Джубиас. Если тебя не напрягает, конечно.

В ответ я сплетаю свои пальцы с его.

Ночью я просыпаюсь оттого, что замерзла. Окно открыто, и в комнату врывается ветер. Я выползаю из постели, но когда тяну руку, чтобы опустить раму, замираю. На дорожке между нашими домами стоят Тобиас и Джули. Не прикасаются друг к другу, даже не смотрят в глаза. Его руки в карманах джинсов, ее – скрещены на груди, будто она пытается согреться. Они стоят в молчании пару минут, и я тоже боюсь пошевелиться, выдав себя нечаянным шорохом. Наконец Тобиас произносит хриплым голосом:

– Значит, это все? Конец?

– Да.

От того, как быстро она приняла решение, даже мне становится не по себе. А на следующее утро они уезжают. Навсегда.

Глава 11. Анна

Хлопает дверь, и я резко оборачиваюсь, подсвечивая себе экраном телефона. Август прямо у меня за спиной. «Выпусти меня», – едва не вырывается из меня, но я сдерживаюсь, опуская голос до шепота:

– У меня проект. Я должна быть там.

– Надо же, какое рвение, – фыркает он. – Это из-за него ты до конца года записала нас обоих к чокнутой математичке? – Но в его голосе нет враждебности, скорее удивление и непонятная обреченность. Как будто от меня хотят избавиться всеми возможными способами, но никак не выходит. – Я не хочу видеть тебя рядом, неужели не ясно? Перестань ходить за мной. Смотреть в мою сторону. Делать вид, что мы что-то значим друг для друга!

Его слова бьют наотмашь, прямо в сердце, и, возможно, поэтому впервые после взрыва мне наплевать на то, как звучит мой голос.

– Почему? – срывается с губ, прежде чем я успеваю пожалеть о сказанном.

Мы оба замираем, глядя друг на друга в тусклом свете телефонного экрана. Кажется, будто время растягивают в стороны, а мы двое попали в его водоворот. Молча проживаем случившееся ранее, только теперь по разные стороны и не держась за руки.

– Я только и делала, что вспоминала тебя. А ты притворяешься, что нашей дружбы не было.

От волнения голос срывается на хрип. Я закашливаюсь, и Август отшатывается от меня, как от заразной, отводит взгляд. Почему мне кажется, словно он один решает, что будет с нами, а я просто жду вердикта?

– Я ведь говорил, что больше не хочу слышать об этом.

Почему? Я делаю шаг навстречу, наконец решаясь поднять голову. Рассматриваю его лицо, пытаясь понять свои ощущения. И трепет из детства не сравнится с теми чувствами, что Август вызывает у меня сейчас. «За что ты меня ненавидишь?» Я не произношу этого, но он отвечает, уловив мою мысль:

– Тебе нужны еще объяснения?

Еле слышно. Глаза в глаза. Как будто пытаясь найти оправдания, но я им не верю.

– Того, что случилось с нами по вашей вине, тебе мало?

– Август. – Я перехожу на еле заметный шепот. Слышу свои жалкие, шершавые, некрасивые слова, произнести которые ни перед кем бы не решилась, ведь это все равно что оголить душу, но стоит закрыть глаза, и запах дождя, цветов, растущих перед их домом, и воротника куртки, что он накидывал мне на плечи, заполняет меня, отрывая от сырости подвала и несправедливости настоящего. И я чувствую: несмотря ни на что, я все еще могу ему довериться, как бы ненормально это ни звучало. – Мне бесконечно жаль, что так случилось, ты же знаешь. Но я всегда была на твоей стороне.

– Хватит! – отрезает он. – Я не хочу больше слышать это дерьмо. Прошлое уже не изменить.

– В том-то и вопрос, ведь для тебя оно никогда не имело значения.

Я уверена в этом на миллион процентов. Весь мир мог рухнуть – Август все равно протянул бы мне руку. Больше полугода прошло, как совместная фирма развалилась, но все это время мы были вместе. И все это время он не таил обиды. Поэтому я шепчу:

– А сейчас ты мне просто врешь! – Уже не он меня, а я припираю его к стенке с такой силой, словно хотя бы так сумею коснуться души. – И не уйду, пока не ответишь, что происходит.

Я вижу, как вспыхивают его глаза. Раздражение, пару минут назад застилавшее их, сходит, и тихо, словно сам не понимает, почему, Август вдруг произносит:

– Зачем?

Он смотрит прямо в глаза в поисках правды. Но я никогда ее не скрывала:

– Потому что я скучала. По тебе.

– Зря. – Август отворачивается. – Потому что я по тебе – нет.

– Тогда скажи это, глядя мне в глаза.

Знаю, я веду себя дерзко и опрометчиво, но все равно протягиваю руку и опускаю ему на грудь. Никто в этой школе не решился бы на подобную дерзость. Но для этого парня я не никто. И неважно, насколько усердно он пытается мне это доказать. Мы долго смотрим друг на друга, боясь пошевелиться. Август молчит, и я отвечаю за него, хотя и знаю, что ему не понравится.

– Ты просто боишься, – шепотом произношу я. – Боишься меня… И чувств, что все еще живы…

– Что ты несешь?

Вместо ответа я протягиваю руку и кончиками пальцев подцепляю кулон на серебряной цепочке, что выбилась у него из-под футболки. Пустая безделушка. Акриловая смола и ржавая шестеренка. Затертая и исцарапанная за пять лет.

Август меняется в лице. Его пульс, как у спринтера на последних метрах – сто сорок, не меньше. И слова больше не нужны: ответ – под моей ладонью. Как и в тот день, у кинотеатра. Даже тогда, в тринадцать лет, мы понимали друг друга без слов. Словно два приемника, настроенные на одну частоту, друг на друга. Два приемника, которые однажды сломаются. Он хватает меня за запястье, его взгляд меняется – становится диким, нечеловеческим.

– Чувства, говоришь? – Рука Августа внезапно ложится мне на талию, притягивая ближе, практически впечатывая меня в него. Я упираюсь ладонями в его грудь, пытаясь отодвинуться, но не выходит. – А ты хотя бы немного представляешь, как много изменилось, глупая Принцесса-Лягушка?

Я мотаю головой, пытаясь выдавить «отпусти», но даже этого не выходит. А он наклоняется ниже, касаясь губами моего уха:

– Плевать, что ты там себе напридумывала. Плевать, кем ты меня считаешь. Прошло пять лет. Я псих. Неуправляемый ублюдок, развлекающий себя тем, что избиваю людей по пятницам. Не из-за денег. Ради удовольствия. А это еще хуже. Ну как, нравится?

В полутьме выражение его лица не разглядеть, но я чувствую, как колотится мое сердце. И он тоже чувствует.

– Боишься? – улыбается Август. – Правильно. Может, до тебя наконец дойдет, что меня действительно стоит бояться. – Он ослабляет хватку и убирает руки. – Я передам Фрайзеру, что ты задержишься. А пока сидишь – подумай над тем, что я сказал.

«Ты не посмеешь».

Хочу оттолкнуть его, но успеваю только замахнуться – он перехватывает мои запястья.

– Я предупредил.

И уходит, хлопнув дверью, так, что та едва не слетает с петель. А потом щелкает замок. «Проект! – тут же вспыхивает в голове. Ведь Эрик так долго договаривался об индивидуальном экзамене! А если я не приду, то подставлю нас обоих. Август не мог так со мной поступить!» Прежний Август точно не мог бы… Но я дергаю дверь, и она заперта. Казалось бы, совсем хлипкая, держится на честном слове, но даже приложив все усилия, я не могу ее открыть. Набираю сообщение: «Эрик, нужна помощь!» Отчет о доставке не приходит. Жду одну минуту, две. «Нет, он не мог!»

Набираю номер Эрика, но его телефон выключен. Мобильный Иви кто-то спер, раз он оказался у Августа. Ни с кем из учеников школы больше я не общаюсь близко, а звонить родителям стыдно, и я не хочу делать этого, потому что они заставят рассказать обо всем. Майкл точно не будет счастлив узнать, что сын О’Доннела учится здесь.