– Что вы здесь делаете? – глупейший, на мой взгляд, из всех возможных в данной ситуации вопросов.

– Стоим, а до этого лежали. – Всегда считала, что краткость – сестра таланта, но на идиотский вопрос и ответ должен быть соответствующий.

– Вижу, что лежали. – Ректор прошелся многозначительным взглядом по моей кофте. – Потрудитесь объяснить, что здесь случилось.

На этот раз функцию спикера (в смысле того, кто to speek’ать будет, отвечая на вопросы) взял на себя Вердж. Он, похоже, испугался, что я опять что-нибудь не то ляпну.

– На профессора Фрейнера было наложено проклятие одержимости, давшее эффект кермиопластического свечения в широком частотном диапазоне. Судя по всему, в момент активации проклятия он разжигал огонь в камине или затепливал свечу.

То, что сейчас сказал парень, для меня было полнейшей белибердой. Детский лепет, когда «кран» – «кан», а «хочу гулять», звучит как «кокуать», и то понятнее. Но ушастый Будуар (так я мысленно обозвала ректора – удобнее и с Элливаром созвучно) со знанием дела кивнул и уточнил:

– Каков рикошетный коэффициент?

– Высокий, около двадцати импритов.

– Похоже, работал либо настоящий ювелир, либо магу, наложившему проклятие, удалось добыть достаточно крови Фрейнера для обряда. Хотя второе маловероятно – очень уж профессор пекся о своей безопасности, а при таком коэффициенте сцедить надо было не меньше пинты. Сделать это незаметно для проклятуемого невозможно…

Судя по всему, Будуар размышлял вслух, полагая, что я ничего не пойму, а Вердж – не в счет.

Подоспевшее трио из отставших от эльфа преподавателей оглядывало нас со все возрастающим интересом. Ректор, еще раз окинув нас с Верджем взглядом, выдал распоряжение:

– Мейнс, отведите барышню к ней в комнату, пусть приведет себя в порядок, да и сами потрудитесь выглядеть соответствующе. К завтрашнему утру жду от вас подробного письменного доклада о случившемся. Пока можете быть свободны.

Больше не говоря ни слова, Будуар в сопровождении других преподавателей двинулся в направлении обгорелой комнаты. Я же понуро побрела за своим горе-провожатым. Не мог меня этот Вердж даже до комнаты нормально довести, чтобы переодеться!

Процедура, когда парень отконвоировал до крыльца общежития и бесследно испарился, повторилась. Если честно – вздохнула с облегчением. Дышала ровно до того момента, пока не открыла дверь комнаты.

Оказалось, что я не единоличная хозяйка шикарных апартаментов в стиле а-ля общага: вроде все прилично, стены оштукатурены, оконные рамы еще не рассохлись до старческих трухляшек, но ощущение казенности помещения – неистребимое. Все голо и по-типовому.

И самое главное – соседка по комнате, восседавшая на второй кровати. А я-то, наивная чукотская девочка, думала, что мне выделили отдельные, пусть и двухместные апартаменты.

Деваха, с которой мне предстояло в дальнейшем делить эту скромную обитель, больше всего напоминала дирижабль в миниатюре. Она жевала пирожок, излучая оптимизм не хуже бруска урана: уверенно и беспощадно.

– Привет! Меня Чубыся зовут, я твоя соседка, – не переставая работать челюстями, поздоровалась она.

Я скептически оглядела эту Чубысю. Она была… основательная: невысокая, кряжистая, вся какая-то сбитая. Белый передничек, полотняная юбка, бакенбарды, заплетенные в косы, настолько длинные, что я сначала приняла их за затейливую прическу. Довершал образ чепец.

– Меня – Рина, – представилась на автомате.

– Ну вот и замечательно. А что это ты такая… – гномка (а соседка была именно этой расы, судя по ее внешнему виду) запнулась, – интересная.

– А… – Я махнула рукой, давая понять, что моя блузка уже может покоиться с миром: пятна зеленой бурды вперемешку с сажей не отстираешь, да еще и порванная вся. – Произошло все быстро, но вот рассказывать о случившемся можно долго.

– Я не тороплюсь, не переживай, – весело хрупая очередным пирожком, возвестила Чубыся. – Кстати, хочешь?

Гномка протянула мне корзинку, стоящую рядом с ней и до половины наполненную снедью. Аромат свежей выпечки, буженины, нарезанной ломтиками, зеленого лучка и яблок – не магазинных, парафиновых, а настоящих, деревенских… Мой желудок ответил первым, выдав руладу не хуже, чем оборотень в полнолуние. Еще бы: нормально я ела только утром, до перехода через барьер.

Смущенно улыбнулась и, промямлив «спасибо», цапнула угощение. В мозгу мелькнула мысль: «А может, соседка – это не так и плохо?» Возрадовавшийся поживе желудок с мозгами согласился.

За разговорами, переодеванием и уплетанием ароматных пирожков (начинки, кстати, были разные, и среди них – картофельная – моя любимая) огрызок вечера как-то быстро закончился, уступив место ночи. Подготовка ко сну, и вот наконец-то голова коснулась подушки – блаженство в объятиях Морфея.

Мне снился чудесный сон, морские волны, каменистый пляж бухты вблизи вулкана Карадаг, у подножья которого расположился поселок Коктебель, мы с родителями и сестренкой на отдыхе. Воспоминания родом из детства причудливо переплелись с сонной навью.

Ласково шумит прибой, морской бриз играет с локонами… Звуки, ворвавшиеся в эту радужную картину, были сродни бряцанию рыцаря тевтонского ордена, свергшегося с коня, несшегося на полном скаку. Я поворочалась, пытаясь избавиться от противного звука, но не тут-то было. Он проникал даже под подушку, которой я малодушно накрыла голову. Пришлось встать, чтобы «облагодетельствовать» заразу, не дающую спать честным людям и нелюдям, горшком на голову. При этом я была настолько зла, что было не важно, с чем будет горшок – с цветами или ночной.

За окном же какая-то сволочь вдохновенно бренькала на гитаре, вереща не хуже порося, которого режут:

Я мельком глянула в окно, кровожадно прицеливаясь. Соседка, которую тоже разбудили эти вопли, сверкала глазами и перехватила поудобнее… наковальню! На мой вопрос, откуда ЭТО тут вообще взялось, девушка пояснила, что данная штуковина – подарок, врученный папой со словами: «Доча, эта вещь тебе в академии обязательно пригодится!» Папа наверняка был провидцем, а гномка подошла к вопросу устранения шума основательно.

Когда я второй раз уже вместе с Чубысей выглянула в окно, повнимательнее всмотревшись в «барда», у меня горшок вывалился из рук. Распевал серенаду труп. Качественный такой труп, с оголенными ребрами в истлевшей одежде. Единственное, что у него было относительно новым, – это гитара. «Наверно, у кого-то спер», – отрешенно подумала я. Меж тем зомби продолжал декламировать:

Почувствовала, что мой глаз начал нервно дергаться. Чубыся, судя по всему, тоже была под впечатлением, потому как замерла с поднятой над головой наковальней.