– Не смейте! Трогать! Папу!
Юный голосок прозвенел так громко, что разом перекрыл всю прочую какофонию. А ведь от исчадий Хаоса шёл такой дикий гвалт, что уши закладывало.
Я отмахнулся тесаком от очередного выродка, что решил отомстить за павшего колобка, и обернулся. Увы, мои худшие опасения подтвердились – Пелагея вышла вперёд, покинув защитный кокон, и чисто маминым жестом упёрла руки в бока. Васильковые глаза потемнели, будто море перед бурей, а кожа, наоборот, приобрела мраморный цвет.
Ну всё, карасики, приплыли…
Оставшиеся у меня секунды стоило потратить с максимальной пользой, поэтому я опрометью бросился назад. Но не к дочери, до которой сейчас не достучаться, а к Стрелку, что продолжал методично выкашивать напирающих тварей залпами из ружья. Заодно досталось и «сейсмологу», которого управляемые пули превратили в решето. Магический огнестрел оказался гораздо эффективнее, чем все мои потуги, но нас всё равно смяли бы через минуту-другую. Слишком большой перевес.
По пути меня попыталась догнать прыткая гончая – почти классическая парнокопытная «бурёнка» тёмно-вишнёвого окраса с чёрными подпалинами на боках. Помнится, в самом начале моих странствий подобная тварь в одиночку кошмарила целое дачное товарищество. Ещё бы – силы у неё немерено, а обычные пули ей что слону дробина. Да и с освящёнными проблем не оберёшься.
В общем, солидная зверюга. Была когда-то.
Я не стал тормозить и лихо прокатился прямо у неё под брюхом, примяв траву и лесную подстилку. Массивные челюсти клацнули в опасной близости от моих ног, но к такой наглости рогатая бестия оказалась не готова, опоздав с реакцией. Да и меня во время разгона может догнать лишь ужаленный шершнем гепард. Духи орочьих предков на подобные выкрутасы наверняка смотрели с осуждением из своей ордынской Вальхаллы, но я ведь приёмный, если так разобраться. С меня спросу никакого.
А к роли белой вороны мне давно уже не привыкать.
Искрящийся тесак легко перерубил заднюю лапу чуть выше копыта, которым она собиралась меня притоптать. Неплохое оружие, но ему отчаянно не хватает нормального топорища. Увы, палку к рукояти не привяжешь – там даже стальная арматура начинает рассыпаться при длительном контакте. Чего уж говорить об остальных материалах.
Бурёнка с протестующим рёвом едва не осела на задницу, но добивать я её не стал. На трёх лапах скакун из неё никакой, так что чёрт с ней. Пусть живёт во имя Гринписа все оставшиеся несколько секунд. Вокруг Пелагеи уже вовсю закручивались серые вихри, поднимающиеся прямо из-под детских босоножек с разноцветными единорогами. Да, не самая практичная обувь, только в нынешней разрухе ничего приличного днём с огнём не сыщешь. Если даже повезёт чудом найти что-нибудь стоящее, на ней всё моментально горит. А мультяшных единорожек она хотя бы ценит и старается беречь. По возможности.
Под подошвами начало всё отчётливее хрустеть, намекая на то, что времени почти не осталось. Тут уж не до объяснений, что сейчас грянет. Я прямо на бегу сорвал ожерелье и швырнул его в сторону Стрелка. Бросок вышел на редкость удачный – стоматологическая связка обручем закружилась вокруг ружейного ствола, чей голубой цвет металла стал ещё насыщенней от частых выстрелов. С координацией у меня полный порядок, прямо жаль, что все игровые аттракционы нынче закрыты. Все плюшевые призы мог бы выбить.
– Какого х…
Дальше охотник возмутиться не успел, потому что вокруг нас внезапно вырос новый лес. Только в роли деревьев с кустарниками выступали причудливые конструкции из матово-чёрного материала, напоминавшего карбон. Где-то ребристые «побеги» были не толще нити, а где-то за ними мог спрятаться человек. Они сплетались и расплетались, образуя сложнейший узор, насколько хватало глаз. Как будто кто-то решил повторить морозные росписи на окнах, только сделав их ещё и объёмными. С высоты птичьего полёта это смотрится ещё более грандиозно, если найдётся какая-нибудь храбрая птаха, рискнувшая пролететь над этим полем смерти.
Ведь каждый завиток здесь – это чьё-то надгробие, без шуток.
За один миг вся весёлая орава просто перестала существовать. Если неподалёку от нас ещё имелись солидные просветы между узлами переплетений, то дальше их становилось всё меньше. А каждый отросток хоть и выглядит хрупким пластиком, но его грани безумно острые, а крепость не уступает стали. Циркулярная пила по металлу едва справляется, так что проще подождать, пока конструкция сама рассыплется обратно в прах. Ведь именно из него она и состоит.
Выражаясь научным языком, это кристаллизованные останки.
Пелагея может работать только с умершей биологической субстанцией – ей даже слабенькая нежить не подходит. Потому что та ещё не разложилась окончательно, как ни странно. А вот зола, остающаяся после упокоения, идёт в дело без остатка. Но если бы дело было только в ней…
По сути, в материале моя ненаглядная доченька не ограничена, вообще. Все ведь помнят, из чего состоит почва? Глина с песком, в зависимости от региона, вода, и его величество гумус, в простонародье – перегной. Тот самый, куда неизбежно отправляются все живые организмы, от крошечных микробов до высокоразвитых животных и растений. Люди, увы, не исключение. Все мы рано или поздно вернёмся в землю во имя круговорота веществ в природе. И даже нынешняя волшебная кремация не отменяет этого правила.
По сути, мы ходим по миллионам трупов, сами того не осознавая. И для Пелагеюшки даже закатанный в бетон город не проблема. Потому что под ним всегда есть с чем поработать…
Но даже в этом чёрном царстве смерти нашлись небольшие островки чистого места. В одном отсиживались Борька с Никой, прекрасно знавшие, на что способна их подружка, а в другом недоумённо крутил головой Стрелок. Ожерелье сработало как надо, укрыв его непроницаемым магическим полем на пару десятков секунд. Жаль, артефакт одноразовый, и теперь все эти зубы можно только на полку положить.
Ну уж лучше так, чем быть распятым между несколькими чёрными крючьями, которые потихоньку стали откачивать из меня жизненную силу. Пусть плотность кристаллов у нас была минимальная, меня всё равно зацепило, пробив тело в нескольких местах. Ничего фатального, но вот многострадальную печень придётся отращивать новую. Зато система поздравила меня с новообретённым тринадцатым уровнем. Радость-то какая…
Ведь ещё ничего не кончилось, к сожалению. Тварей разодрало на части, и даже самых живучих ждало забвение, но вот их хозяйка смогла отразить большую часть побегов порталами. То немногое, что до неё в итоге добралось, могло прикончить лишь обычного неодарённого человека. Плохо дело, Пелагея после выброса обычно слабеет.
Морщась от боли, я принялся освобождаться, благо рука с тесаком могла мало-мальски двигаться. Проклятый предмет протестующе скрипел и сыпал искрами, но всё-таки рубил некротические кристаллы. Однако энергия стала падать слишком стремительно, добивая чудом уцелевшие в этом хаосе травинки. Сосна и вовсе держалась вертикально просто потому, что ей некуда было падать.
– Пап, прости!
Пелагея, превратившаяся обратно в обычного ребёнка, подскочила ко мне, заламывая руки. Она вечно не знает, куда их деть, когда нервничает. Глаза снова стали васильковыми, заблестев от слёз, а сквозь свежие прорехи в платьице проглядывала загорелая кожа. И ведь не подумаешь, что это – ходячее стихийное бедствие, по которому ремень плачет.
Ладно, могло быть и хуже. Спасибо Синголло, благодаря чьим урокам она может себя худо-бедно контролировать. И всё равно её выходки с каждым разом становятся разрушительнее. Сегодня вот целый гектар накрыло, если не больше.
Окружающие меня шипы моментально рассыпались тёмной пылью, позволив схватиться за пробитый бок. Помощь пришла очень вовремя, потому что от тесака принялась понемногу отниматься рука, на которой почернели все вены. Да и демонесса тоже успела прийти в себя от потери целой армии, восхищенно уставившись на нас.
– Отмеченное дитя…
