— Как видишь — не тронул. Я думала, что жизнь свою отдала, что не увидеть мне больше белого света… — Отшатнулась от него, прижала к груди руки, умолкла. Сердце, казалось, сейчас из груди выскочит. Да и было отчего. С жизнью своей вчера попрощалась. — Или… снова… надобно повторить? — последнее слово почти прошептала, мучительно краснея. Не знала, достанет ли сил еще раз в обрядовый зал спуститься.

— А тебе бы хотелось? — вздернул бровь.

Еще и смеется надо мной, проклятый!

Решив не поддаваться, спросила:

— Бывало такое прежде?

Вздохнул и кивнул.

— Единожды.

Вскинула голову с надеждой.

— И где та девица? Или позже ее Изначальный Огонь прибрал?

На миг отвел глаза, словно раздумывая, что ответить, но когда снова взор на меня обратил, невозможно было понять, правду ли говорит.

— Прибрал, да не Изначальный Огонь.

Вспомнила могильный камень неподалеку от яблоневого садика и имя на нем высеченное — «Веста»…

— А кто ж тог… Ай! — поморщилась, почувствовав, как кожу на предплечье жжет. Схватилась на него, растерла.

Вздрогнула, когда хозяин вулкана сделал шаг, ухватил меня за руку, стянул рукав платья повыше.

— Покоя мне не дает с того часа, как из пламени вышла, — прошептала жалобно.

Точно такую же у супруга своего вчера приметила — вился огненный завиток, искрился, норовя кожу выжечь. Но стоило хозяину вулкана до него дотронуться, боль ушла. Завиток так и продолжал сиять, вот только теперь спокойно, словно усмирил его хозяин вулкана одним своим прикосновением.

— Брачная метка это, — ответил, тяжело сглотнув. Пальцы его по коже моей так и порхали, обводя огненные яркие витки. Ласково почти. — Потому и моя жглась. Связаны мы с тобой теперь, девица.

— Связаны? — губы едва шевелились, настолько пересохли.

— Брачной клятвой. И меткой.

— И что же дальше? — хрипло спросила. Голос будто издалека откуда доносился.

— А ничего, — ответил, качнув головой. — Здесь будешь жить. В горе этой. Со мной. Сколько Изначальный Огонь отпустит.

Жить здесь⁈ С ним⁈

Тряхнула рукой, отшатнулась.

— Ты на меня, хозяин вулкана, не сердись, но жить с тобой не желаю. Я сюда шла, чтоб умереть. А раз выжила, позволь мне обратно — к своим — в селение вернуться. Там и умру спокойно среди тех, кто мне дорог. Хоть эту малость мне разреши.

Нехорошо усмехнулся хозяин вулкана, сложил на груди крепкие руки и смотрел почти с жалостью.

— Уверена, что ждут твоего возвращения? — спросил насмешливо.

— А как иначе?

Ничего не ответил. Покачал головой только.

Почувствовала, как раздражение изнутри жжет, да в грудь будто что толкает.

— Не веришь? Или боишься, что люди, прознав, что не умерла, перестанут хозяина вулкана бояться?

— Трясусь просто. От страха-то, — почти хохотнул.

— А что же тогда?

— Так ведь поживешь еще, девица.

— А тебе почем знать? Ты же и говорил, что вчерашняя ночь для меня последняя.

При словах этих вспомнила жгучие объятия хозяина вулкана, кожу его огненную, поцелуи неистовые, которыми тело мое покрывал, и вздрогнула. И не от страха вовсе. А еще мучительно стыдно стало. Прошлой ночью думала, что никогда его больше не увижу, потому и льнула к нему бесстыдно и поцелуями щедро одаривала. А теперь вот и в глаза смотреть не могу от острого смущения.

— Знаю, что не умрешь. — Задумался на несколько мгновений и продолжил: — Изначальный Огонь из тебя всю хворь выжег. Ежели и умрешь, так не от болезни.

Прислушалась к себе, поняла, что прав хозяин вулкана. Боль, дотоле в груди сидевшая, ушла. Насовсем. А что голос охрип, то сама виновата — меньше голосить надо было.

— Так и что же тогда? Не неволь меня! Отпусти! Раз Огонь Изначальный свою жертву принял, выходит, свободна я теперь!

Сделал шаг, навис надо мной. Тепло пахнуло горящей смолой и угольями. А искры красные из глаз так и жгли. Совсем как ночью…

— Нет, — сказал как отрезал. — У любой дороги поворот есть. Твоя дорога здесь его сделала.

— А у нас говорят, что дороги на перекрестке встречаются, а потом опять врозь бегут. Вот и мы с тобой так же — встретились да дальше побежали.

— Ты теперь супруга моя перед богами.

— Какими? — нахмурилась. — Ты одному богу и поклоняешься в горе этой.

— Мой бог теперь и твой тоже. А метка тебе и самой уйти не даст, Лисса. Жгла она тебя, потому что меня рядом не было.

— Вот еще! — не поверила. — Выдумки это все!

— Ну так возьми да проверь, — пожал плечами. — Ступай в свое селение. Только потом слезы не лей и меня не зови, чтоб обратно забрал.

— И не подумаю!

— Дело твое, — произнес равнодушно и собрался уходить.

Ухватила его за рукав, заставляя остановиться.

— Но… ежели уйду, пообещай, что люду в селениях вреда не причинишь.

— Вот как… — протянул насмешливо, кладя палец на мой подбородок и вынуждая приподнять голову. — Оставаться здесь не желаешь, а о милости просишь. Все вы, люди, одинаковые.

— Да откуда ж тебе про всех-то знать⁈

— Да и нескольких достаточно, чтоб понять.

— Я… — умолкла, собираясь с духом, а потом выпалила: — Я что угодно сделаю, только селения не трожь!

— Ты супруга моя. И так сделаешь, что скажу, — сказал уверенно, будто я ему принадлежу.

— Не нужен мне супруг! И ты не нужен!

Знала, что мои слова лишь веселят хозяина вулкана. И оттого собственное бессилие злило еще сильнее.

— А ночью иное говорила, — приблизив лицо, с насмешкой прошептал в самые губы. — Или обманывала? А, супруга?

Толкнула его в грудь, отстраняясь.

— Сбегу!

— Зачем сбегать? Я тебя не держу, — произнес спокойно. — Только вот что запомни, Лисса: ты для своих соплеменников теперь… как я.

— Как ты?.. Не понимаю…

— Ты мой огонь выдержала. И осталась жива. И кто же ты после этого?

— Кто? — откликнулась эхом, все еще не уразумев, о чем говорит.

— Чудовище, — пояснил почти с жалостью, — как я. Потому не удивляйся, когда от своих увидишь лишь испуг да недоверие. А не ровен час так и из селения погонят. Вилами да огнем, — оскалился на последнем слове. Видать, думал, это у него за улыбку сойдет, вот только не вышло. — Люди любят себе подобных только. Понятных.

Замотала головой с такой силой, что волосы по плечам еще сильнее рассыпались.

— Не верю я тебе! Мои соплеменники не такие! Они меня с самого детства знают!

— Не обожгись. Разочарование-то посильнее моего огня жжет, — хмыкнул только и вышел.

Долго смотрела на закрытую дверь. Дышала глубоко, приказывая себе успокоиться. Неправда! Ни за что не поверю!

Представила, как любимая подруга будет счастлива, меня увидев, как ее матушка с батюшкой обрадуются, как все соседи удивятся. А что хозяин вулкана говорит — глупости! Он с людьми и дела не имел, откуда ему их нравы знать!

— Что ж, девица, того-самого, остаешься, стало быть! — Огневик с довольным видом потирал яркие морковные ладони, появившись из-за двери.

— Нет, Огневик, я к своим вернусь, в селение родное, — проглотив колючий горький ком в горле, посмотрела на духа.

— Да куда ж…

— Я домой хочу. А здесь не мой дом.

— Так а как же… того-самого…

— Думаешь, прогонят меня? — не слушая, заметалась по комнате, но тут же махнула рукой, отсекая ответ: — Не верю! Молчи!

— Да я… того-самого… — Огневик почесал голову, одарил укоризненным взглядом, вздохнул и оставил меня одну.

* * *

Живая… Живая… Живая…

Слова так и стучали, падали, совсем как молот каменный, который он опускал и опускал на лежавшее перед ним острие будущего меча. Летели во все стороны искры, но хозяин вулкана и не замечал их.

Чудом сдержал удивление, увидев девицу. А сперва решил, что помстилось даже. Все смешалось в душе.

Пощадил Изначальный Огонь. Но отчего именно ее? Ведь не ведал он жалости и сострадания… У него смысл существования один — заманить жертву, перемолоть ее в своем огненном горниле, а потом, довольно урча, как сытый зверь, улечься спать. И так до следующей жертвы. Так отчего же Лисса из огня невредимой вышла?.. Не было ответа.