Он кивает в сторону замены, которая стоит, обняв мою жену.

– Ты этого не понял, но в день, когда уехал настоящий Джуниор, началась твоя миссия. Ты ведь видел фары моей машины, верно? То была твоя первая осознанная мысль. Так мы и задумали: для тебя все должно было начаться с фар. А все, что произошло после, – зависело от тебя.

Неправда, говорю я. Ты лжешь. Грета, скажи ему, что он лжет!

– Правда, – настаивает Терренс. – Ты почти ничего не помнишь из того, что было до твоего знакомства с Гретой. Разве я не прав?

Он дает мне время подумать.

– Так и задумывалось. Мы хотели, чтобы ты сосредоточился на настоящем. Что касается тех ясных воспоминаний о прошлом, что у тебя сохранились, – как ты в первый раз увидел Грету, ваша свадьба, переезд в дом, годы работы, – их дали тебе мы. Мы провели много часов с настоящим Джуниором, прежде чем он уехал, расспрашивали его о жизни с Гретой. Эти воспоминания мы получили от него. На самом деле они принадлежат ему. – он указывает на замену. – Они были важны для него, поэтому стали важными и для тебя.

Все взгляды обращены на меня. Все в комнате смотрят на меня. Кроме Греты. Должно быть, она напугана и расстроена. Не понимает, что происходит. Наверное, она, как и я, в шоке.

– Я надеялась, что если соглашусь, то нам это поможет, – она подает голос. – Джуниору и мне. Настоящему Джуниору, я имею в виду. – Она смотрит на замену, обнимая ее. – Я подумала, жизнь с его заменой положительно повлияет на наши отношения. Я подумала, что начну ценить то, что имела до его отъезда.

Но Джуниор – это я. Ты же знаешь.

Она качает головой:

– Нет. Мне очень жаль.

Замена делает ко мне шаг.

– Господи. Не могу поверить, что эта штука так похожа на меня.

Я хочу наброситься на него. Но оковы не позволят.

Замена подходит ближе. Опускается на колени в паре сантиметров от меня. Оценивает. И говорит:

– Невероятно. – Затем поворачивается к Терренсу и к Грете. – Не могу поверить, что я вернулся. Я дома.

Тебя здесь не должно быть! Кричу я. Не должно. Убирайся! Уходи сейчас же!

– Успокойся, – говорит Терренс. – Тебе пора. Пришло время забрать тебя.

Но ведь здесь мой дом! Ты не можешь оставить эту… эту тварь с ней! Она не хочет быть с ним!

Мужчины в перчатках подходят ко мне с двух сторон. Хватают меня под руки.

Не трогайте меня! Отвалите!

Терренс подходит прямо ко мне, становится лицом к лицу.

– Перед тем, как мы закончим, я хотел бы поблагодарить тебя за все, что ты сделал. Ты – первый в своем роде. Потом будут и другие, но ты навсегда останешься первым. Теперь мы знаем намного больше, чем раньше; знаем, что можем достичь намного большего, – и все это благодаря тому, что ты жил здесь сам по себе все эти годы. Это твоя заслуга. Я так тобой горжусь.

Замена смотрит на меня и говорит:

– Спасибо. За то, что присматривал за Гретой, пока меня не было. За то, что помогал ей скучать по мне. По настоящему Джуниору.

Я не хочу никуда лететь! Не хочу в космос! Я хочу остаться!

– Ты не летишь в космос, – говорит Терренс. – Первый этап, Освоение, уже завершен. Вот почему Джуниор вернулся.

Я тяжело дышу: мне жарко, у меня связаны запястья. Кажется, я не могу вдохнуть полной грудью. Словно задыхаюсь. Я пытаюсь поймать взгляд Греты, чтобы она посмотрела на меня, но она не смотрит. Не хочет. Она не выглядит счастливой. Это уж точно. Она выглядит расстроенной. Никто больше не замечает, только я. Я знаю. Она с ним несчастна.

– Твоя работа окончена. Ты выполнил свою задачу, и справился намного лучше, чем мы ожидали. Джуниор дома. И ему пора вернуть свою жизнь.

Я чувствую, как с каждым вдохом раздуваются ноздри. Мне трудно держать голову прямо.

– Отдыхай, – говорит Терренс, нежно касаясь моего лба, прямо над глазами.

Все в комнате начинают хлопать. Ужасающие аплодисменты продолжаются слишком долго.

– Хочешь еще что-нибудь добавить? – спрашивает Терренс. Снова шарканье ног, яркий свет в окне, топот на крыльце, шепот. – Ты сделал все, что в твоих силах. Пора.

Что пора? Спрашиваю я, собрав последние силы.

– Пора заканчивать.

С чего начать? Мне так много надо поведать. Многое нужно обсудить, многим поделиться, объяснить. Я часто думал об этом моменте, пока был в отъезде. Мечтал о нем. Представлял, каково это – вернуться домой. Я многое пережил. Мне стольким надо поделиться с Гретой.

Все то время, что меня не было, все два года у нас не было связи. Два года, четыре месяца, три недели и один день, если точнее. Очень долгий период разлуки. Столько нужно высказать.

Но вместо этого мы сидим за небольшим столом, который я соорудил перед отъездом, и молчим. Не такое возвращение я себе представлял.

Я отрезаю кусочек картофеля, макаю его в соус и кладу в рот. Жую, улыбаясь. Теперь все будет лучше, чем до отъезда. Точно будет, говорю я себе. Обязательно.

– Даже не знаю, с чего начать, – говорю я.

– Да, – отзывается она. – Я тоже.

Мое возвращение, отъезд Терренса, работников OuterMore и замены – вся эта суматоха вымотала нас. Особенно Грету. Она постарела. Я вижу это по лицу и глазам. В походке нет былой легкости.

Понятно, мы оба немного в шоке от шума и суеты. Зрелище было ужасным. Конечно, это была не настоящая смерть… и все же. Они сказали, это «искусственная летальная энтропия». А сколько людей приехало. Снаружи образовался целый парк машин. Персонал OuterMore следил за ситуацией, собирал данные, измерял, предоставлял отчеты. Я хотел, чтобы они ушли как можно скорее.

И вот мы снова одни, впервые за все это время. Молчание не может продолжаться. Пора его нарушить. И я нарушаю.

– Они не знали, какое у меня будет состояние и смогу ли я сразу ходить. Долгое пребывание в космосе может иметь странные последствия для организма. До сих пор не получается твердо стоять на земле.

– Ты немного похудел, – говорит она.

– Да, похудел. Они почти каждый день загоняли нас на беговые дорожки. Но мышцы все равно атрофируются без гравитации. И сухожилия, ткани тоже, – в общем, организму требуется время, чтобы привыкнуть. А вот следующей волне уже не придется беспокоиться о том, как потом приспособиться к прежней жизни. Они-то не вернутся. Следующая волна улетит навсегда.

Грета кладет вилку рядом с тарелкой.

– Нужна смелость. Чтобы уйти, когда знаешь, что не вернешься. Чтобы отправиться в место, которое вообразить сложно.

– Не только смелость, – отвечаю я. – Поверь, там, наверху, полная неизвестность.

Я знаю, она гордится мной, гордится тем, что ее муж стал частью такого важного проекта как Освоение, стал частью пробного, физически и морально сложного переселения. Но она тоже была частью. Она позволила мне улететь, жила в ожидании меня в компании замены. Конечно, по сравнению со мной, она мало чем пожертвовала, но я отдаю ей должное. Я без нее вряд ли бы справился.

– Я снял кучу видео, но они не передадут всей красоты.

– Да уж, представляю, – она отодвигает от себя тарелку. Она ничего не съела. Только гоняла вилкой еду.

– Ты тоже немного похудела, – говорю я.

– Мне тут приходилось несладко, – отвечает она.

Я киваю. Не знаю, что еще сказать. Но если она услышит, с какими трудностями я столкнулся, тогда она почувствует себя лучше, поймет, что ее жертва была не напрасной.

– Знаю, звучит глупо и банально, но космос я могу описать только одним словом – огромный. Мы жили в замкнутом, ограниченном пространстве, но там, снаружи – просто огромный космос. Бескрайний. Так странно. Вместо того чтобы чувствовать себя частью важной миссии, я чувствовал отрешенность. Все то долгое время, что я жил с другими людьми, спал с ними в одной комнате, я чувствовал себя изолированным. Трудно объяснить. Я скучал по дому.

Я должен ее спросить. Слова уже давно вертелись на языке, но я все не решался.

– Каково было жить с этим?

Она потирает лоб, а потом пристально смотрит на меня: