Отъезд Терренса не принес облегчения, – наоборот, внутри возникла пустота, будто моя связь с Гретой ослабла и надломилась. Я хочу, чтобы все было так, как до его появления, но, размазывая по тарелке подливку куском мяса, понимаю, что это невозможно. Уже ничего не вернуть. И я совсем не голодный. Он уехал, но я чувствую его присутствие, его взгляд, будто он все еще наблюдает за мной. Грета, как и я, едва ли притронулась к еде.

Что ты обо всем этом думаешь? Спрашиваю я.

Она не отвечает. Только давит нарезанную кубиками морковь, превращая ее в пюре.

Грета?

– Да? Что?

Ты что же, ничего не ответишь? Ты расстроилась? Не понимаю, что могло тебя расстроить. Но давай поговорим.

– Я не расстроена. Я просто сижу и молчу. Это не значит, что я расстроена. Молчание бывает разное. Сейчас, например, я молчу, потому что думаю.

Но разве ты не считаешь…

– Мы можем хоть раз спокойно поужинать? Без всяких разговоров? И без всяких расспросов?

Думаешь, так лучше?

– Иногда мне кажется, что ты в состоянии понять только то, что происходит в настоящий момент у тебя под носом. Я не могу взять и забыть, какой наша жизнь была раньше, даже если сейчас все по-другому. Не всегда все было просто. Почему ты не можешь просто это признать?

Она встает и уносит тарелку в дом.

Даже по прошествии трех бессонных ночей я все еще зациклен на визите Терренса. Слишком много думаю о нем. Нужно выбросить все мысли из головы. Забыть про Терренса, про OuterMore и Освоение.

Пока что у меня получается. Получается сосредоточиться на других занятиях. А вот у Греты – нет. Она извинилась за то, что разозлилась и ушла из-за стола, но ее слова прозвучали не очень-то искренне. Ничего страшного, все равно сказал я. У Греты не выходит контролировать свои эмоции. Я пытался с ней об этом поговорить, но она всегда отвечает односложно и меняет тему.

Вот почему я беспокоюсь о Грете, а не о себе. Я заверил ее, что со мной все хорошо. Стараюсь помочь ей, делаю все, что в моих силах, чтобы развеять ее тревоги.

Но я заметил, что с последнего визита Терренса в ней что-то изменилось. Так, самую малость. Она не похожа на привычную себя. Что-то не так. Прошлой ночью я зашел в нашу спальню; она стояла у окна. Не слышала и не знала, что я вошел. Она просто стояла. Ко мне спиной. Смотрела на улицу, положив одну руку на оконную раму. Я смотрел на нее, пока она смотрела в окно, и, должно быть, мы стояли так больше минуты; затем я сделал шаг, половица скрипнула, она услышала и обернулась.

Она подошла ко мне, взяла за руку и потянула в постель. Сняла с меня одежду и села сверху. Мы занялись сексом. Все произошло быстро. Когда все закончилось, она, не говоря ни слова, скатилась с меня на свою сторону кровати. И накрываться простыней не стала. Уснула. А я – нет. Я не сомкнул глаз.

Одна и та же новость может оказаться хорошей для одного человека и плохой для другого. Интересно, изменилась ли жизнь других, попавших в финальный список? Растревожены ли они так же, как и мы? И сколько вообще людей в списке? Где они живут? Терренс многое нам не рассказал. За два долгих года я подготовил кучу вопросов, но когда он наконец сел передо мной, все они вылетели из головы.

Если Грету беспокоит мой отъезд, то я понимаю. Если бы она так и сказала, я бы все понял. Я хочу, чтобы она была честна со мной. Открылась мне. Поговорила со мной. Объяснила, что чувствует. Потому что по-другому у меня не получится. Не буду же я гадать. И мы должны пройти через сложности вместе, а не по отдельности.

Я знаю, что по характеру она тихая, сдержанная, молчаливая. Но если она все расскажет мне, доверится, я смогу ей помочь. Я в этом уверен.

Дом у нас есть благодаря Грете. Полностью ее заслуга. Это она нашла его. Раньше, в начале отношений, мы много разговаривали. Тогда нам не терпелось как можно больше узнать друг о друге. Только это и делали: болтали, слушали, познавали друг друга, взаимодействовали, наблюдали. Все это требует времени. Я пытаюсь вспомнить ранние моменты, долго и упорно размышляю над ними.

Как раз-таки Грета убедила меня пойти работать на кормозавод много лет назад, и я все еще там работаю. Очень хорошо помню этот момент. Она не заставляла. Мы заговорили о работе вскоре после того, как поженились. Если бы она приказала устроиться на работу, кто знает, может, я бы не послушал. Сделал бы наперекор. А так я поделился, что познакомился с мистером Флаурсом, владельцем мельницы, и он предложил мне работу. Мы обсудили, подходит ли мне эта работа и подходящий ли момент.

– Предложение неплохое. Стабильная физическая работа, да и завод вряд ли закроется. Зарплата нормальная. Минусов как таковых и нет.

Мы лежали на траве, в прохладной тени.

Ага, сказал я.

Мы лежали на спине, заложив руки за голову, и смотрели в небо, соприкасаясь только ступнями.

Говорили о всякой всячине, но в основном о будущем, что с нами будем через много лет. Нам нравилось думать о том, что еще не случилось, а не о том, что произошло.

– Тебе нужна работа. Но принимать решение должен ты сам, – сказала она. – Если во всем полагаться на других, хорошим это не закончится. Так что выбор за тобой, а не за мной.

Вот как тогда протекали наши беседы. Диалогами. Мы открывались друг другу. Интересовались мнением. Поддерживали.

Что бы ты сделала на моем месте? Спросил я.

– Я бы согласилась на работу. Честный труд, достойная зарплата. Хороший опыт. Но вообще-то неважно, что бы я сделала. Не мне предложили работу. Задай себе вопрос: чего я хочу?

В каком смысле? Уточнил я.

– Еще раз. Задумайся, чего ты хочешь?

Тогда я поцеловал ее. Она закрыла глаза. Я могу представить этот момент во всех красках, когда пожелаю, и прокручиваю его снова и снова. Думаю, именно про такие детали Терренс и спрашивал. Но рассказывать ему про это воспоминание не буду. Не хочу.

Всем, что сейчас имею, – работой, домом, жизнью – я обязан жене. Абсолютно всем. Я тот, кто я есть, благодаря Грете. Надо помнить об этом. И никогда не забывать. Временами она бывает странной, раздражительной, непредсказуемой, а в последнее время еще и замкнутой. Но она поддерживала меня во всем. Вот для чего нужны отношения: для взаимной поддержки и принятия. Никто не понимает меня так, как она. А это что-то да значит.

Для меня это самое главное.

Очередная бессонная ночь. Во всяком случае, для меня. Полагаю, этого и следовало ожидать. Когда я открываю глаза, Грета уже бодрствует. Она лежит на боку и смотрит на меня. Прошло больше недели с последнего приезда Терренса.

– Сегодня будет еще жарче, – говорит она. – Ты как? Не беспокоит? Спать не мешает?

Жара, ты имеешь виду? Спрашиваю я.

– Ага.

Я перекатываюсь на спину, опускаю ноги на пол и встаю. Потягиваюсь, дважды прокашливаюсь. Я рад, что она говорит, задает вопросы. Приятная перемена. Как в старые добрые времена.

Чувствую, что душновато, отвечаю я. Как и ты, прогноз знаю, но вообще-то уже привык. Здесь всегда жарко. Мне не мешает. Чем больше думаешь о жаре, тем сложнее ее выносить.

– Тебе здесь нравится?

Я оборачиваюсь. Она все еще смотрит на меня.

Конечно. Это мой дом.

– Да, дом. Но ты здесь счастлив?

Почему ты спрашиваешь об этом, Грета? Конечно, я счастлив. А ты?

– Джуниор, ты на все готов ради меня?

Что? Спрашиваю я.

Я и так ее слушал, но теперь я весь внимание.

– Люди вообще когда-нибудь задаются вопросом, зачем они женятся? Что я для тебя значу? А мы? Кто я для тебя?

Ты – моя жена. Мы вместе живем. Может быть, я не понимаю вопроса.

– Расскажи о нашей свадьбе.

Серьезно? Из всех вопросов, что она могла задать, она выбрала этот. Я чувствую облегчение. Как будто внутри открылся клапан. Я знаю ответ на этот вопрос. Воспоминание такое четкое.

Замечательный был день, говорю я, усаживаясь обратно на кровать. Я часто о нем думаю. Я все-все могу тебе про него рассказать.