Змей-искуситель аккуратно потянул за собой свою грешную Еву, которой он решил дать попробовать злорадное яблочко. Она не отступила назад, добровольно двигаясь за своим путником, который вел ее на перепутье. Впереди была черная дверь, на которой выступала табличка, говорящая, что это вип-зона. Мужчина спокойно открыл ее, пропуская девушку внутрь. Еву встретил длинный кожаный диван, на котором сидели взрослые статные мужчины. С виду светское мероприятие, но, увидев подобие журнальных столиков, на которых расположились кокаиновые дорожки, она встала в ступор.

– Господа, это Ева, – он представил ее всем, подталкивая ближе к столу. – Не стесняйся и не бойся. Тебя здесь никто не обидит. Я не позволю, – он улыбнулся, говоря правду.

Ева верила ему, а точнее прочитала это в глазах всех присутствующих. Они не пускали похотливых возгласов или взглядов. У нее не было страха перед ними. Ее боязнь проявлялась только к кокаину, рассыпанному на темном стеклянном столе. Она чувствовала дикое искушение попробовать эту дрянь, которая могла унести ее подальше от проблем. Почувствовать кайф, от которого многие сходят с ума. Она посмотрела на своего попутчика, притащившего ее сюда. Он подошел к столику и, свернув долларовую купюру, затянул носом одну дорожку.

– Ты будешь? – он словно провоцировал Еву, зная ее слабости.

Она завороженно подошла к столику и присела на корточки. Он протянул ей скрученные сто долларов и улыбнулся. Она взяла их в руки, как перед глазами пролетела вся жизнь: их ссоры с Глебом, тусовки с Варей, отдых за границей вместе с родителями. Она цеплялась за все, что могло ее остановить от ошибки, которая могла окончательно сломать ей жизнь. Или все-таки спасти? Ее отделял всего лишь один шаг от пропасти, в которую она хотела упасть. Безумно хотела.

– Нет, – твердо сказала она и откинула от себя сверток.

Она поняла, что это не выход. Нужно бороться, даже если эта битва со своей темной стороной. У нее уже достаточно зависимостей, с которыми она не может распрощаться. Наркотики стали бы ее последней стадией. Правда, мало кто знал, что ее последняя стадия уже давно наступила. Таблетки, которые она употребляла, не были обычными успокоительными. Это были антидепрессанты, которые в повышенной дозе вызывали у нее наркотический трип. Она была слабовольным существом, и она это знала. И единственный ее страх заключался только в том, что об этом могут узнать и другие. Со статусом алкоголички она еще могла смириться, но с призванием наркоманки…

В этот момент дверь открылась. Ева по инерции повернулась, сидя на корточках возле дорожек белого порошка, и увидела его.

– Мирон Александрович, мы вас уже заждались.

Мирон на секунду опешил, увидев Еву, которая сидела перед этой дрянью. Он медленно подошел, игнорируя своих подчиненных.

Ева расслабленно встала, смотря ему прямо в глаза. Неужели этот гаденыш специально все подстроил, чтобы снова ее проучить?

– Все-таки следишь за мной, – усмехнулась она.

– Вы знакомы? – спросил мужчина с татуировкой над бровью, метая взгляд со своего начальника на Еву.

– Ну, – улыбнулась она. – Может, расскажешь своим друзьям историю, как пытался меня купить и затащить в койку «любви»?

– Ты проститутка что ли? – удивленно спросил змей-искуситель, пока все присутствующие с интересом наблюдали за бесплатным спектаклем.

– Нет, – рассмеялась Ева. – А он что, спит только с проститутками?

Все улыбнулись, закрывая ладонью рот, чтобы не засмеяться во весь голос. Мирон не выразил ни одной эмоции.

– Оставьте нас, – сказал он, смотря на мужчин, собирающихся покинуть комнату.

– Мирон Александрович, это я ее сюда привел. Прошу прощения, что позволил себе лишнее.

– Я понял, Денис. Уйди.

Теперь Ева знала, как звали этого змееносца. Она упала на кожаный диван, закидывая ногу на ногу, сверля Мирона глазами. Когда они остались одни, она опустила взгляд на его туфли: черные, лакированные.

– А где же ваши крокодильи тапки, Мирон Александрович? – ее улыбка не сходила с лица. – Неужели они больше не в моде?

Он вздохнул, мысленно привыкая к ее шуточкам.

– Знаешь, на месте твоего парня я бы тоже положил на тебя болт. Таскаться по клубам, ведя себя как шлюха… Далеко пойдешь, красавица.

Ева подскочила с места, снося бокал, стоявший на стеклянном столике. Вино пролилось, но быстро растворилось на темной поверхностности ковролина.

– Закрой рот, Мирон, – злость начала закипать в жилах. – Ты ничего не знаешь о моих отношениях, – он усмехнулся. – Твой приятель привел меня сюда. Но не с целью трахнуть, чего не скажешь о тебе.

– А ты так хорошо разбираешься в людях?

Ева промолчала. Она не строила из себя «знающую толк в людях». Скорее напротив, она не могла отличать «черное» от «белого». Девушка поняла, что Мирон прав. Она глупо себя повела, следуя за Денисом. Он обычный незнакомец, у которого на уме могло не быть ни одной светлой мысли, но она так доверчиво пошла за ним. Она была слишком уверена в себе. Загнав себя глубоко в помыслы, она почувствовала ломку. Ей срочно нужны были таблетки, чтобы справиться от нарастающего напряжения в этом помещении.

– Слушай, – она собиралась перевести тему, лишь бы отвлечь себя от внутреннего содрогания. – А может, твой приятель по-твоему наказу привел меня сюда? Может, ты просто соскучился? Если это так, то лучше сразу мне в этом признайся. А то наши «случайные» встречи уже перестают меня восхищать.

– Думаешь, я рад тебя видеть? – он насмехался над ней.

– Очень даже вероятно. Может, ты все же влюбился? – она наигранно округлила глаза и открыла рот, показывая удивление. – Я такая бедняжка на свой страх и риск села играть с тобой, лапуля, чтобы спасти Кирюшку от жизни в коробке из-под холодильника. И ты такой сразу подумал, что вот ОНА, – она восторженно подняла руки кверху. – «Моя богиня, которая ничего не боится».

Мирон долго на нее смотрел, словно ее слова полный бред. А потом начал неутолимо смеяться, вызвав у Евы еще больше ненависти.

– В кого влюбился? – он смотрел ей прямо в глаза, не давая Еве возможности отвести от него взгляд. – В чокнутую алкоголичку, которая не знает меры? Или в отбитую наркоманку, которая постоянно травит неуместные шуточки? – он подошел к ней впритык. – Скажи мне, дорогуша, как ты все-таки докатилась до такой жизни? Ты же жалкая. Я больше, чем уверен, что твой паренек такого же о тебе мнения, – он видел, что ее трясет. – А не можешь ты от него уйти не из-за своего страха начать все сначала, а потому что знаешь, что тебя никто больше не полюбит с твоим гнилым характером.

Ева сломалась. Из ее глаз потекли слезы. И снова их инициатором стал Мирон. Она глотала соль, смотря в зеленые глаза мужчины, который был о ней самого худшего в мире мнения. Он считал ее шлюхой, наркоманкой, алкоголичкой, жалкой, глупой. Ей стало так больно, что даже обычный незнакомец смог обратно кинуть ее в яму, из которой она пыталась выбраться. Да, у нее не получалось, но разве старания не стоят хоть одного гроша? Она не могла бросить пить, не могла отказаться от таблеток. Они стали такой сильной потребностью, что она возвращалась к ним снова и снова. А теперь она стояла перед Мироном, благодаря которому никогда даже не попробует от этого огородиться. Есть категория людей, которым сказали о недостатках, и они пытаются от них избавиться, доказывают, что они сильные. Но Ева была из тех, кого нужно кормить добрым словом, чтобы они начали что-то с ними делать. А если люди считают ее настолько безбожной и дурной, то есть ли смысл становиться другим человеком? Стать милым созданием, одевающимся в розовые шелка, не знающим, что такое сигарета. Кто это оценит или увидит, если первое мнение о человеке никогда не меняется?

Она утерла слезы тыльной стороной ладони и направилась к выходу. Ева остановилась возле двери, хватаясь за ручку.

– Крокодиловые тапки тебе больше шли, – она открыла дверь и вышла.

Мирон стоял на месте, понимая, что выбрал неправильный метод подхода. Он не должен был идти на ее провокацию. Он должен был спокойно с ней поговорить, выяснить причину ее такой защитной реакции. Ее специфический юмор не был врожденным. Она приобрела его уже после убитого состояния. Ее любовничек, на сторону которого он встал, был виновен в этом. Мирон это чувствовал. Ева не выставляла себя жертвой. Ему даже пришлось затащить ее в казино, чтобы выманить из нее хоть слово. Обычно люди, которые кричат о своих проблемах, не являются пострадавшими. Те, кто много скулят, и есть виновные в собственном горе. Ева же была закрыта. Она пыталась уйти от ответа, боясь, что ее будут жалеть. А значит, жертвой действительно была она. Черт. Он назвал ее жалкой.