Бу Чэнхай жевал за обе щёки.

— Эту редьку я сам вырастил.

— Господин Бу очень способный, — восхитился Ли Ляньхуа. — Эта редька… и правда отличается от обычной.

Бу Чэнхай и не хотел смеяться, но уголки его рта дрогнули.

— Не спросите, почему я остался?

— Конечно, вы ждёте известий от Фан Добина, — ответил Ли Ляньхуа, словно само собой разумелось.

— Именно, — снова приподнял уголки губ Бу Чэнхай. — Со мной он не станет делиться.

— Он и со мной не стал бы делиться, — вздохнул Ли Ляньхуа. — Да только удержаться не может.

Бу Чэнхай улыбнулся и молчаливо уселся в ожидании.

Он должен был дождаться новостей от Фан Добина.

Немного погодя снаружи раздался гомон, приказный в смятении ворвался внутрь.

— Господин! Господин! Господин Шан… На господина Шана напали перед воротами Воинственных небес, и он… прямо посреди улицы… погиб…

Бу Чэнхай вскочил на ноги, только звякнули отброшенные чашка и палочки для еды, и стремительно двинулся к выходу.

— Постойте… — позвал из камеры потрясённый Ли Ляньхуа.

Бу Чэнхай на миг замер, но, не обращая на него внимания, ушёл без оглядки.

Шан Синсин мёртв? Ли Ляньхуа в самом деле был поражён — этот человек уже виделся с императором и должен был рассказать всё, что можно и нельзя, почему же всё равно погиб? Почему? Из-за чего?

Шан Синсин о чём-то умолчал, или же они знали какую-то тайну, сами того не осознавая? Шан Синсин мёртв, а Чжао Чи? Лю Кэхэ?

Ли Ляньхуа покружил по камере и вдруг постучал кулаком в двери камеры.

— Брат-тюремщик.

Приказный, карауливший снаружи тюрьмы, холодно посмотрел на него. Едва привели этого человека, как в тюрьме начался переполох, никакого покоя. С брезгливостью глядя на него, приказный сделал пару шагов, но приближаться не стал.

— В чём дело?

— Э-э… — виновато начал Ли Ляньхуа. — У меня осталось кое-какие незавершённые дела, я выйду и быстренько вернусь. Виноват, прошу меня извинить.

— Что вы сказали? — остолбенел тюремщик, не веря собственным ушам.

— Мне вдруг пришло в голову, что нужно закончить кое-что, — совершенно серьёзно заявил Ли Ляньхуа. — Я выйду и, самое большее, через день-два вернусь. Не переживайте, я ни в коем случае не пытаюсь совершить побег, мне только нужно отпроситься на пару дней…

— Стража! — крикнул тюремщик, с шелестом выхватывая саблю из ножен. — Подозреваемый хочет бежать, окружить его!

Испуганно вздрогнув, Ли Ляньхуа толкнул дверь, и не успели приказные прибежать со двора, как он выскользнул из тюрьмы и скрылся с глаз. Потрясённый тюремщик крикнул, чтобы скорей бежали за ним, а сам уставился на дверь камеры.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что медный замок как будто отперли ключом, на нём не было никаких следов взлома. Совершенно неясно, как Ли Ляньхуа умудрился открыть дверь одним толчком. Озадаченный тюремщик подумал про себя: неужели, когда этого человека привели, камеру не заперли? Но если дверь была не заперта, почему он не сбегал? Или же он грабитель, способный открыть замок с помощью какого-то инструмента? Но в тюрьме Приказа Великой справедливости замки сработаны искусными мастерами, и с такой лёгкостью открыть их мог бы только настоящий разбойник.

— Скорей доложите господину Бу, что убийца господина Ли сбежал из тюрьмы!

— Глава Чжун, но… но… его уже и след простыл, как нам его преследовать?

— Доложите командиру отряда Шэньлун* немедленно схватить его и передать в руки правосудия!

Шэньлун — божественный дракон

Тюрьму окружали большой двор и сад. Едва Ли Ляньхуа выбежал наружу, встревоженные караульные налетели как пчелиный рой, зазвенела тетива, подобно тучам саранчи полетели стрелы — среди стражников было немало опытных и сильных лучников. Ли Ляньхуа заметался, уклоняясь, серый силуэт замельтешил в их глазах, превращаясь во всё более размытое пятно, пока не стал сгустком тумана. Стрелы летели тучами, никто не сумел бы избежать смерти, но все лучники промахнулись, а когда снова смогли присмотреться, серый силуэт уже словно растворился в воздухе, не оставив и следа.

Да что же это за боевое искусство?

Те стражники, кто особо выделялся умениями, безгранично изумились — этот человек применил своего рода невидимую поступь, но в мире, пожалуй, найдётся совсем немного людей, способных исполнить подобную технику столь впечатляюще и безупречно.

Тем временем у ворот Воинственных небес тоже царил хаос. Паланкины Шан Синсина, Чжао Чи и Лю Кэхэ только выдвинулись из дворца, несли их параллельно друг другу по направлению к местам пребывания — в скором времени они собирались покинуть столицу и вернуться на службу. На полпути слуги, нёсшие паланкин Шан Синсина, почувствовали, как внутри что-то яростно закачалось — происходило нечто странное. Не успели они остановиться, как раздался треск, паланкин вдруг стал лёгким, что-то выпало из него, едва не перевернув.

Только носильщикам удалось выровнять паланкин, на улице раздались крики — хлынула алая кровь, на землю упал человек в чиновничьем платье, с перерезанным горлом, из которого всё ещё била фонтаном кровь, заливая всё тело. Это был Шан Синсин!

Люди вмиг разбежались, носильщики совершенно оцепенели, Чжао Чи и Лю Кэхэ остановили свои паланкины и принялись звать на помощь, однако Шан Синсин очень быстро истёк кровью — ему перерезали горло, и перед смертью он не сумел произнести ни слова.

В этот беспорядок ворвался белый силуэт и остановился у паланкинов.

— Что произошло?

Чжао Чи в небывалом ужасе смотрел на тело Шан Синсина, пальцы его дрожали, он не мог издать даже звука.

— Господина Шана убили, — ответил мертвенно-бледный Лю Кэхэ.

По улице стремительно бежал, конечно же, Фан Добин. Покинув резиденцию Фан, он собирался вернуться в тюрьму Приказа Великой справедливости, но не ожидал, что на полпути столкнётся с убийством Шан Синсина. Теперь его труп лежал на земле, чиновничье платье всё ещё играло яркими красками, но кровь уже постепенно становилась густой и тёмной, развёрстая рана на шее ужасала.

Нахмурившись, Фан Добин отодвинул занавеску паланкина Шан Синсина. Внутри всё забрызгано кровью, но ни следа орудия убийства, только на сиденье в луже крови лежала маленькая записка.

Поразительно, но это снова оказалась крестообразная записка. Он быстро вытащил пояс-полотенце, завернул её в него и спрятал за пазухой, а затем высунул голову.

— Чем убили господина Шана?

Дрожащий всем телом Чжао Чи лишился дара речи, в глазах его плескался ужас. Лю Кэхэ помотал головой.

— Мы… Мы сидели в паланкинах, а когда вышли… Он уже был в таком состоянии.

— Нет орудия убийства? — На Фан Добина было страшно смотреть. — Как его может не быть? Неужто горло господина Шана само себя перерезало?

Чжао Чи попятился, прижался спиной к собственному паланкину. Его била такая дрожь, что и паланкин затрясся.

— Призраки! — наконец пронзительно закричал он. — Призраки! В паланкине был призрак…

— Не было там призрака, — серьёзно сказал кто-то за его спиной. — Господину Шану чем-то острым перерезали горло, его не загрыз призрак.

Не ожидав, что позади него кто-то окажется, Чжао Чи с истошным воплем бросился вперёд и врезался в спину Лю Кэхэ.

— Призрак! Призрак…

Однако когда поднял голову и оглянулся, увидел, что напугал его до полусмерти никакой не призрак, а “заклинатель Люи”.

Фан Добин, онемев от изумления, уставился на Ли Ляньхуа. Только что он отчаянно пытался вытащить его на свободу, но тот настоял остаться в тюрьме, обидев его, а теперь, как ни в чём ни бывало, с самым честным видом вышел сам. Не завопи Чжао Чи про призраков, он бы сам закричал, что ему посреди бела дня призраки мерещатся!

— Не призрак, человек, — ласково улыбнулся учёный в серых одеждах.

— К… Какой… Ч… человек… — Чжао Чи трясло. — Я-я-я… я-я-я…

Фан Добин присмотрелся к ране на шее Шан Синсина — это определённо был не укус злого духа, скрытым оружием такую большую рану тоже не нанести, похоже на порез саблей, но если так, то куда делась эта сабля?