Они огляделись по сторонам на берегу озера — вокруг повсюду росли хризантемы, и не считая редких домишек деревни Шишоу вдалеке, пейзажи были пустынные и прекрасные. Фан Добин и Лу Цзяньчи растерянно посмотрели на Ли Ляньхуа, не понимая, что он хотел увидеть на вершине горы, Ли Ляньхуа же долго и внимательно оглядывался.

— И правда нет… — пробормотал он себе под нос.

Фан Добин тоже беспорядочно посмотрел во всех направлениях, повторяя за другом, и следом за ним помотал головой.

— И правда ничего нет…

— Чего нет? — удивился Лу Цзяньчи.

— Ничего нет значит ничего нет, ты тут видишь что-то? — закатил глаза к небу Фан Добин.

Лу Цзяньчи помотал головой. Фан Добин зыркнул на него.

— Вот и ладно, ты ничего не увидел, я тоже ничего не увидел, несносный Ляньхуа сказал: “И правда ничего нет” — значит, ничего нет.

Лу Цзяньчи растерялся, плакать или смеяться, обратил взгляд к Ли Ляньхуа.

— Целитель Ли…

— Стойте-стойте-стойте, — замотал головой Ли Ляньхуа. — Я не целитель Ли, можете звать меня “Ли-сюн”, “Ли-дагэ”, “дорогой брат Ли”, “уважаемый брат”, “дружище”, или вежливо “милостивый друг”, “ваше превосходительство”, или без церемоний “Ли-цзы”, “а-Ли”, “а-Лянь”, “а-Хуа” — всё годится, только ни в коем случае не называйте меня целителем.

Лу Цзяньчи покраснел от смущения, думая про себя: разве я могу звать его “а-Ли”, “а-Лянь”, “а-Хуа”? Неприлично ведь… Этот уважаемый мастер характером и правда отличается от обычных людей.

Фан Добин кашлянул и напустил на себя серьёзный вид.

— Несносный Ляньхуа, что всё-таки ты хотел посмотреть на горе?

— Вам не показалось, что в деревне Шишоу кое-чего не хватает?

— Чего? — нахмурился Фан Добин. — Денег?

— Ну… денег… тоже не хватает, но…

— В этой нищей деревеньке не больше двадцати семей, здесь всего не хватает — красавиц, хорошего вина, и уж тем более, изысканных блюд, что ни возьми — ничего нет, кто знает, что ты имеешь в виду?

— Кладбища! — неожиданно воскликнул Лу Цзяньчи, понизив голос.

Кладбища? Похолодев, Фан Добин огляделся — все склоны гор и холмов вокруг деревни Шишоу поросли хризантемами, и правда ни одной могилы не видать.

— Если жители деревни Шишоу поколениями не покидали этого места, то с течением времени должно было образоваться немало могильных холмов, однако здесь нет ни одного кладбища, даже надгробной плиты не увидишь, разве не странно? — объяснил Ли Ляньхуа. — Отсутствие кладбища можно объяснить двумя причинами — либо здесь никогда не было мертвецов, либо их хоронят не в земле.

— Как может не быть мертвецов? Все люди умирают, — сказал Фан Добин.

— К тому же на постоялом дворе погибло много людей, — кивнул Лу Цзяньчи, — если их похоронили, то пусть даже у жителей деревни Шишоу какие-то особенные способы погребения, приехавшие с центральных равнин непременно захотели бы предать тела земле.

— Куда же исчезло столько трупов? — спросил Ли Ляньхуа.

Лу Цзяньчи с Фан Добином растерянно переглянулись.

— Неужели ты хочешь сказать… — запинаясь, заговорил Фан Добин спустя долгое время. — Хочешь сказать, их… съели?

Ли Ляньхуа не ответил.

— Я слышал, что в горах на северо-западе, есть такая легенда… — вдруг заговорил Лу Цзяньчи. — Поскольку земли неплодородные и мало еды, в некоторых деревнях люди поколениями не спускаются с гор, а после смерти родителей их съедают внуки.

— Правда? — Фан Добин поёжился.

Ли Ляньхуа тихонько вздохнул.

— Посмотри, что отражается в озере?

— Смотрел уже, отражение похоже на множество черепов, очень необычно.

Ли Ляньхуа обогнул озеро и приблизился к обрыву, постучал по каменной глыбе, что преграждала путь воде. Поверхность породы была бугристой, со множеством ямок и выемок. Он неожиданно ударил с силой, раздался звонкий хлопок, и камень раскололся на три части.

Ли Ляньхуа не сводил глаз с трещин, Фан Добин судорожно вдохнул — в расколовшемся камне показались кости черепа, неужто во всех глыбах здесь спрятаны кости? Да как это возможно? Ли Ляньхуа пальцем постучал по этому “камню”, послышался глухой звук.

— Слой гончарной глины, — прошептал он.

Гончарная глина… означает, что кто-то облепил черепа глиной и обжёг… Для чего? Те пропавшие трупы были съедены или сожжены? Или же это было воздушное погребение либо погребение в воде? У Фан Добина в голове в одно мгновение возникли всевозможные причудливые картины, он незаметно для себя тяжело вздохнул и задрал голову — в небе и правда кружило много орлов.

— Говорят, там, где опускаются орлы, всегда есть кости мертвецов, пойдёмте посмотрим?

Лу Цзяньчи, ещё не оправившись от испуга, вызванного черепом в глине, поднял голову.

— Идём.

Они погнались за тенями орлов вниз с горы и попали в глубокое ущелье рядом с деревней Шишоу. На берег журчащего ручья опускалось немало разнообразных по размеру хищных птиц, которые, завидев людей, захлопали крыльями и взлетели в небо, непрерывно кружа.

Фан Добин с отвращением помахал рукавами — впервые за всю жизнь орлы показались ему такими же мерзкими, как мухи.

Лу Цзяньчи подошёл к берегу и тут же судорожно втянул воздух. Дно неглубокого ручья заполняли различные суставы, и неважно, была кость толстой или тонкой — все они были нарублены на кусочки длиной не более одного-двух цуней. Целиком усыпанное костями дно, сверкающая, прозрачная как стекло вода горного потока, беспорядочно летающие мухи и комары — всё казалось неописуемо зловещим и странным.

— Это человеческие кости? — Лу Цзяньчи побледнел — если да, то здесь не меньше сотни скелетов.

Ли Ляньхуа опустил руку в воду, выловил косточку и долго разглядывал.

— Разве это не фаланга?

У Фан Добина волосы встали дыбом.

— Зачем ты ещё и трогаешь…

Рассмотрев поближе, он увидел, что это две сочленённые фаланги пальца, судя по длине и суставу — и правда от человеческой руки.

Ли Ляньхуа поднял голову, посмотрел туда, где сидели орлы, и тихонько вздохнул. У Лу Цзяньчи дрогнуло сердце, он перепрыгнул через ручей и увидел, что на том месте после орлов и правда осталось несколько обломков костей с ещё не высохшей кровью, распространявших слабое зловоние.

Фан Добин перепрыгнул следом.

— Среди плоти есть эти дикорастущие овощи, — прошептал он, — и всё это сварено…

Волоски на спине Лу Цзяньчи встали дыбом от ужаса. Ли Ляньхуа спокойно стоял на другом берегу ручья, и не только не подходил ближе, но и вовсе не смотрел на груду костей — подняв голову к небу, он следил за кружащими орлами, а потом снова тихонько вздохнул.

— Несносный Ляньхуа! — вдруг завопил Фан Добин. — Ты ведь вчера поднимался на гору и всё видел? А сегодня нарочно привёл нас смотреть на эти ужасы, твою мать, ты это нарочно! Нарочно издеваешься надо мной! Привёл меня смотреть на это… эти…

Лу Цзяньчи смотрел на ошмётки сваренного мяса, и его сердце отчего-то преисполнилось скорбью по превратностями судьбы, он оглянулся на бегущую, словно беспощадное время, воду, погрузившиеся на дно белые кости, и глаза у него защипало, а душу охватило нестерпимой мукой.

Ли Ляньхуа перевёл взгляд на Фан Добина и улыбнулся безмятежной и спокойной улыбкой.

— Все люди умирают…

— Разве люди должны умирать вот так… оскорбительно… — повысил голос Фан Добин. — Когда человек умирает, его сыновья и внуки должны сделать подношение, воскурить фимиам, сжечь жертвенные деньги, а так — разве можно? Как можно есть… есть своих собственных отцов и матерей?

— Во всяком месте свои правила, если умершие добровольно согласились, почему бы не считать это величайшим проявлением родительской любви? Людоедство существует очень давно, оно страшно не само по себе, а когда становится обычным делом, когда людей убивают ради мяса, ничем не отличаясь от диких зверей, — медленно проговорил Ли Ляньхуа. — Деревня Шишоу мало населена и крайне истощена, они привыкли есть человечину. Если после массового убийства людей с центральных равнин они съели и их останки, то разумеется, едва мы трое пришли в деревню, в их глазах уже превратились в дичь, поэтому неудивительно, что они знали, когда мы зашли на постоялый двор.