Всем своим семейством толстокожим
В полдень потянулись к водоему.
Входят в воду. Выбирают ложе.
Тяжелее броненосных глыб,
Черные, лоснясь до синевы,
Над водою лишь рогов изгиб
Да сопение жующей головы.
Вот лежит недвижно и угрюмо
Стадо молчаливых работяг.
Нравятся мне эти тугодумы
За медлительный, но твердый шаг.
За характер, не гадающий заранее —
Камни ли ворочать, в горы ль, в грязь.
Много людям сделали добра они
Молчаливо, не ласкаясь и не льстясь.
Им под стать, где трактор не пройдет,
Землю выпахать и, встретивши врага,
Защищаться, выставив вперед
Узловатые, гранитные рога.
Пусть медлительны в работе буйволицы,
Их доить дояркам нелегко,
Но зато в подойники струится,
Как смола, густое молоко.
Каждый день по берегу крутому,
В полдень появляясь неизменно,
Буйволы проходят к водоему,
Отработав утреннюю смену.
Пот
Распахнул он рубашку на горле,
Потянул через голову вверх.
Там, где мышцы ее протерли,
Тело глянуло из прорех.
И ударил запах работы,
С ароматами лета споря,
Крепкий запах горячего пота
Всколыхнулся, как запах моря.
В горы
Желтая пыль на моих башмаках.
Асфальт, как воск, плавит жара.
Я так давно не был в горах,
Я так давно не сидел у костра.
Я вас не забыл, мои земляки,
И тревоги военных ночей,
И случайный под буркой ночлег.
Я пил из Волги. Я пил из Оки.
Но железный запах горных ключей
Я не забуду вовек.
Узкие тропы учили меня
Вперед смотреть, а не вспять.
А вы, земляки, учили меня
Стоя гостей встречать.
Вы воспитали юность мою.
Я помню. И я могу
Ударом палки убить змею,
Костер разложить на снегу.
Я помню и сумрак сырых ущелий,
И далекий огонь Ткварчели,
И кругозор — океан безмерный,
И медвежий скользящий след на земле,
И перед выстрелом — профиль серны,
Замершей на скале.
…Желтая пыль на моих башмаках.
Асфальт, как воск, плавит жара.
Я так давно не был в горах,
Я так давно не сидел у костра.
Лес
Спешат шахтеры ранними утрами,
Когда в росе вдоль улицы трава.
Мне странным кажется: иные с топорами,
Как будто не на шахту — по дрова.
Как будто не поселком, а деревнею
Они идут в туманной полумгле.
И что-то чудится крестьянское и древнее
В индустриальном сложном ремесле.
За поясами топоры заложены,
Как будто бы не уголь рубят тут,
Не чёрный лес, породой огороженный,
А лес живой рубить они идут.
Родник
Родник в орешнике дремучем.
Я заклинаю от беды
Струю холодной и колючей,
Железом пахнущей воды.
Сгорая от колхидской жажды,
Бродя урочищем глухим,
Его мой дед открыл однажды
И поселился перед ним.
Родник! Воды живой свеченье
Поит живое существо.
Здесь даже летоисчисленье
Со дня открытия его.
У каменной заветной ниши
Ограду соорудил народ.
А водопой чуть-чуть пониже —
Сначала люди, после скот.
В нем столько силы затаенной,
Что даже колья вкруг него
Листвою брызнули зеленой
И знать не знали ничего.
К нему с кувшином обожженным
Я по утрам бежал один,
И в тишине настороженной
Гудело сердце, как кувшин.
Под камнем черным и отвесным
Лежал, прозрачный до нутра,
Недвижный и тяжеловесный,
Могучий слиток серебра.
Над ним шиповник цвел глазастый.
Какой-то паучок сквозной,
Как конькобежец голенастый,
Скользил по глади ледяной.
Бывало, всадник мимоезжий
Коня осадит у плетня.
— А ну-ка, водочерпий, свежей! —
И грузно свесится с коня.
Он пил, покачиваясь еле,
Взопревший конь топтал тропу,
А капли пота холодели
На стенках кружки и на лбу.
…От жизни скучной и снотворной
И от иной спасал беды
Глоток упругой, животворной,
Когда-то выпитой воды.
Уходит вдаль моя дорога,
Но не забуду ни на миг
Тебя, исток моих истоков,
В густом орешнике родник!
Ежевика
С урочищем зеленым споря,
Сквозь заросли, сквозь бурелом
Река выбрасывалась в море,
Рыча, летела напролом.
А над рекою камень дикий,
Но даже камень не был пуст:
В него вцепился ежевики
Расплющенный зеленый куст.
Почти окованный камнями,
Он молча не признал оков,
Своими тонкими корнями
Прожилья камня пропоров.
…Не без опаски, осторожно
Я ветку тонкую загнул
И гроздья ягоды дорожной
Тихонько на ладонь стряхнул.
На солнце ягоды горели,
Голубоватые с боков,
Они лоснились и чернели,
Как лак на панцире жуков.
Дрожали ягод сочных капли
Над злой, над выжженной скалой,
И все-таки не камнем пахли,
А солнцем пахли и землей!
…Ты — человек. Но поживи-ка!
И выживи. И много дней
Живи, как эта ежевика,
Жизнь выжимая из камней!
Кукуруза
Предвидела ли, кукуруза,
В какие забредешь края?
Ты стала дочерью Союза,
Землячка скромная моя.
Тому, что было, не забыться,
Те дни сегодняшним родня.
Была ты осенью гостинцем,
Зимою — хлебом для меня.
О том забыла ты едва ли,
Как люди моего села
Тебя землею засыпали,
Чтоб лучше над землей росла.
Мы с ребятнею ждали долго,
Гадали, стоя у межи:
Когда же выметит метелка
И плод завяжется в тиши?
Качался стебель твой упруго,
И так топорщилась листва,
Как накрахмаленные туго
Рубахи свежей рукава.
И вот белесая косичка
Сверкнула у ребячьих глаз.
Казалось — юная сестричка
Вдруг появилась среди нас.
Как будто грузчики под грузом,
Держа отяжелевший плод,
Стояли стебли кукурузы,
Чуть наклоненные вперед.
Сдираем кожуру с початка.
Я помню тот скрипящий звук,
С которым, вывернув, перчатки
Срывают кожаные с рук!
Ты заменяла нам обеды.
Тебя мы жарили с утра,
Как маленькие людоеды,
Располагаясь у костра.
