Я поздоровался с пацанами,после чего они заварили крепкий чай и я сидел в кругу арестантов и внимательно слушал и впитывал воровскую пропаганду которую мне читал смотрящий за хатой с листа затёртой до дыр бумаги. Это был воровской “прогон” так называли правила тюремных понятий написанных авторитетами и ворами в законе. Мне дали три дня,чтобы я выучил основные правила арестантской жизни. И Шаман (так звали смотрящего) предупредил меня,что по прошествии трёх дней,будет “спрашивать” с меня как с понимающего. Спрашивали там жёстко. К примеру, одному цыгану, за то что тот украл три сигареты с общей коробки, Шаман разбил железную, литровую кружку ему об голову, превратив эту кружку в тонкую сковородку.
Но это не самое страшное,страшнее оказаться изгоем.По тюремному “шерсть” вообщем не порядочные. Кто проиграл в карты и не вернул долг, или за крысятничество у арестантов. Из таких делали “шнырей”, это по сути раб отдельных людей. Шныри выполняют всё что им скажут,от заправки кроватей до готовки еды. Но некоторые арестанты становились шнырями добровольно, что бы вкусно кушать,пить и курить. Сигареты в то время были тюремной валютой,за них можно было достать что угодно. К примеру сахар и дрожжи из которых мы делали брагу. Всё приносили“красные шныри” это те кто работал на администрацию,по тем или иным причинам. Но эти шныри были опасней,хитрей и умней. Потому что тюрьмы бывают разные. Есть “чёрные” есть “красные”. Так вот, на красных тюрьмах они были короли и ломали судьбы “порядочных” арестантов. Били,унижали,опускали головой в унитаз. Это было по прямой указке опер штаба или начальника.По этому когда они попадали в чёрную тюрьму,они боялись пикнуть и у них вообще не было слова. Если блатные узнавали про кого-то из них,что они замешаны в подобных зверствах, наказывали жёстко. Даже в спорт залы запрещали красным ходить,чтобы те не качали свои красные банки.
Прошла неделя,ко мне подошёл Шаман и начал как на экзамене задавать вопросы. К примеру ( кто такой вор,кто такой мужик и т.д.). Я как школьник запинаясь отвечал. Если говорил неправильно, Шаман мне подсказывал. Прошло ещё пару дней и он мне предложил встать на “дорогу”. Это кровеносная система всего тюремного организма. Благодаря дороге, все знали друг о друге всё от каждой камеры до других корпусов. По дороге ходила почта,сигареты,чай,самогон,наркотики,вообщем всё. Своего рода интернет и магазин в одном флаконе. На дорогу ставили только ответственных и исключительно порядочных арестантов. К дорожникам все относились с уважением. Но я тогда ещё четырнадцатилетний ребёнок не понимал всей серьёзности и ответственности этой по сути работы,так как у дорожников всегда было чай,курить. Я встал на дорогу. Через неделю произошёл случай который навсегда дал мне урок. Один пацан, его звали Вадим “Кристал” помогал мне разбирать почту и увидел “бандюк” это запечатанный в бумагу и запаянный целлофаном свёрток чего либо. Он был адресован его знакомому. Он прощупал этот свёрток и понял,что в нём сигареты. Как раз в это время у нас не было сигарет. И Кристал вскрыл этот свёрток,взял из него две сигареты. Мне он сказал,что напишет об этом своему знакомому и тот будет не против. Когда об этом узнал Шаман,он бил его пока тот не потерял сознание. Мне он сказал,чтобы я больше никому не давал в руки почту иначе повторю участь “разбитого Кристалла”. Только в тот момент я проснулся и понял,что всё по взрослому и очень серьёзно. Я понял,что в тюрьме выживает умнейший,хитрейший и наглейший. За шесть с половиной месяцев я превратился из уличного пацана в матёрого уголовника. Так как тюрьма была чёрная,я выбрал этот цвет и не разу его не предавал. На суде мне дали четыре года и я поехал в красный лагерь. Только в нём я понял, что нести “крест” порядочного арестанта не так уж и просто. Не даром лагерь назывался воспитательной колонией. Только у блатных был иммунитет перед наглыми, красными козлами. У них между собой был компромисс. Красные не трогали блатных а те в свою очередь не поднимали на бунт массы “мужиков”. Так называли средний класс порядочных арестантов. Мужикам жилось очень трудно, мало кто досиживал срок порядочным. Потому что по сути мы были брошены в горнило красной машины. Красные активисты и сотрудники колонии уговаривали нас вступить в ряды стукачей и беспредельщиков. Этот гимн висел в каждом отряде не стене. ( с неба звёздочку достану,на фуфаечку пришью. Я сдавать не перестану,по УДО домой пойду.). Сдавали нас за всё, что можно. Один раз я за матерился и меня через минуту вызвал в кабинет опер и слово в слово повторил мои слова. За это я получил три удара дубинкой. Ещё я помню постоянное чувство голода. Мало того, что порции были ничтожно малы, так ещё не всегда доставалась “святая” пайка. Дело в том, что перед тем как съесть свою кашу размазанную по тарелке,нужно было обязательно поднять и посмотреть на дно тарелки. Если там стоял крест, то мужикам нельзя было есть из этой тарелки,она называлась “мастёвая” из такой посуды ели и пили опущенные. В противном случае ты сам становишься опущенным. Такой посуды было больше половины, потому что сами опущенные втихаря ставили кресты,когда им не доставалось каши. И получалось так,что они ели от пуза. Страдали от голода только мужики,многие не выдерживали и начинали есть из мастёвых тарелок из за этого мастей было больше половины зоны.
Однажды начальник колонии заставил зачистить тарелки наждаком,чтобы вся посуда была одинаковая. Вот тогда начались голодные обмороки у меня и у многих моих друзей. Я видел как на глазах бывший некогда пухлым Курд, высох так, что еле передвигался. Ели мы только хлеб и то если получалось вынести его со столовой,так как на выходе стояли братья близнецы Васьки и шмонали нас забирая хлеб который находили. Васьки это упоротые активисты,они очень боялись что по достижению восемнадцати лет их переведут во взрослую колонию, ведь там их уже ждали с ответом за всё что они сделали. Мы часто ловили их по одному и устраивали “тёмную” накидывая одеяло на голову и забивали их до полусмерти. Эти процедуры помогали на короткое время. Хлеб мы выносили, чтобы запарить его кипятком с бульонным кубиком Галина бланка. Так мы на час глушили чувство голода. Передачи были большой редкостью,потому что в основном на малотетке сидели безпризорники. Так что вольных хлебов мы практически не видели. Как то раз, когда наш отряд был в наряде, Мага мой друг, спёр ведро свеклы. Сварить её было негде и нам приходилось есть её сырой. Когда я её ел,мне казалось,что она вкуснее любого фрукта. Я до сих пор помню этот вкус.
Один раз я зашёл в спальню за зубной щёткой. Там сидели активисты и блатные. Они пили чай с конфетами и беседовали как старые друзья. Мне так стало обидно, я сжал кулаки и направился к выходу. Вдруг я услышал как мне сказал блатной Пумбо : малой, ты когда в актив пойдёшь? Я ему ответил,: только после вас сударь и начал высказывать всё, что я о них думаю. Я пытался следить за словами,так как за любое необоснованное слово нужно было держать ответ. Говорю : вы должны поддерживать мужиков а не гнобить нас. Ведь если нас не будет вы лишитесь всех компромиссов достигнутых во многом благодаря нам. А вы предпочли нашему общению козлов которые спят и видят как вас опустить хоть и в глаза вам улыбаются. Пумбо от ярости подскочил и ударил меня в живот. Я присел от боли и тут за меня заступился “Чуф” Игорь. Он придержал Пумбу, мы втроём отошли в сторону от лишних ушей и он жёстко объяснил Пумбе,что тот не прав и заставил его извиниться. После этого ко мне начали относиться с уважением. Пумбо потом вступил в актив и стал бугром зоны. Это самое страшное когда блатной становится красным. Пумбо настолько начал беспредельничать, что даже опера его боялись и быстро сплавили на взрослую колонию. Там по слухам он и закончил свой путь на этой грешной земле.
Голод продолжался почти два года,пока местный вор в законе не заставил начальника принять в дар новую пластмассовую посуду а алюминиевые тарелки так и остались для мастей. Курд не дожил до этой разморозки,он умер за месяц до свободы. Да и нас осталось не много. Из двух тысяч человек,порядочных всего было пару сотен. Но они были крепче стали и я каждого помню по имени и в лицо. Потом на взрослых колониях многих оступившихся прощали делая скидку на молодость и невыносимые условия. Главное,чтобы за ними не было недостойных поступков. Но к общим делам старались таких не подпускать. Но тех кто прошёл малолетку достойно,уважали даже самые матёрые уголовники. Блатные часто предлагали мне жить и заниматься общими делами вместе. Но я не мог оставить свою “семью” с которой мы жили душа в душу все четыре года. Да и не хотел я быть выше своих друзей. И ответственность было не моё.
