Майор Божичко, навалясь на бруствер, с недоверием вглядывался в низину перед рекой, явно стремясь убедиться, как близко бой подошел к НП. Задушенные ветром ракеты падали на скатах высоты, пули птичьими голосами цвикали над бруствером – автоматчики уже были на этом берегу реки.

– Товарищ командующий, разрешите обратиться?

Бессонова физической болью коснулся сорванный, хриплый голос полковника Деева, заставил его обернуться. Несколько секунд он стоял, не торопя доклад Деева, догадывался, о чем тот скажет.

Силуэт Деева казался неподвижно огромным, загородившим проход в траншее; при взлете ракет возникало его лицо, молодое, с горячечными в отчаянии глазами, ищущими что-то в лице Бессонова – помощи, облегчения для своей дивизии, надежды, и едва свет ракет опадал и темнота омывала это невыносимое выражение, Бессонов испытывал такое чувство, точно чьи-то пальцы на горле отпускали его.

– Все вижу, полковник Деев, – сказал Бессонов. – Что хотите добавить?

– Товарищ командующий, – заговорил Деев неестественно низким голосом, – полк Черепанова, два артдивизиона и танковый полк Хохлова дерутся в полном окружении, на исходе боеприпасы… в ротах большие потери… подошла немецкая пехота в бронетранспортерах. – Взмывший каскад ракет снова проявил это ждущее от Бессонова облегчения лицо Деева, и он, с хрипом выдохнув воздух из выпуклой груди, договорил: – В полку майора Черепанова танки атаковали капэ. Майор Черепанов, кажется, ранен. Связь оборвалась только что. – Передохнув, Деев тяжело шагнул к Бессонову. – Товарищ командующий, в сложившейся обстановке… очень опасаюсь, что полк Черепанова не выстоит и часа, сомнут… Простите, товарищ командующий, прошу лично вашего разрешения…

– На что именно? – уточнил Бессонов.

Деев проговорил вздрагивающим упрямым голосом:

– Прошу вашего разрешения оставить на час энпэ дивизии, наведаться в полк Черепанова, самому выяснить все в полку и принять решение на месте, товарищ командующий.

Быстрые малиновые огоньки – отблески трассирующих пуль – светились в глазах Деева, на красном его лице. Бессонов посмотрел внимательно.

– Каким образом вы это сделаете? Прорветесь в окруженный полк? Так, по-видимому?

– До батальонов Черепанова от высоты километра два, товарищ командующий. – Деев показал вниз. – Прорвусь с автоматчиками. Три броска – и там. Это полдела, товарищ генерал.

И, испытывая вдруг незнакомый укол нежности к Дееву, такой внезапный, что опять спазмой сдавило горло, Бессонов не мог отказать ему сразу. «Что ж, вот судьба подарила мне командира дивизии», – подумал Бессонов и, снизу вверх глядя на мелькание отсветов в отчаянных глазах Деева, повторил:

– Значит, прорветесь с автоматчиками?

– Я еще недавно командовал батальоном, товарищ генерал. В сорок первом. На Брянском. Еще не отвык.

– Сколько вам лет? – глухо спросил Бессонов.

– Двадцать девять, товарищ командующий.

– Хочу, чтобы вам исполнилось тридцать, – сказал Бессонов и сделал отсекающий жест. – Идите и исполняйте обязанности командира дивизии, а не командира батальона!

– Товарищ командующий… – почти просяще выговорил Деев, – прошу вас мне разрешить…

Но Бессонов прервал его тихо и непререкаемо:

– Вы меня не поняли? Я сказал: идите и исполняйте обязанности командира дивизии. Послать немедленно людей на связь с Черепановым. И передайте от меня лично: надеюсь на его терпение. Выстоять, вытерпеть этот натиск, Деев. Нельзя думать, что у них резервы неисчерпаемы.

– Товарищ командующий, я хотел бы…

– Идите, полковник. Заставляете повторять.

– Слушаюсь, товарищ командующий, – упавшим, обреченным голосом произнес Деев, и огромная фигура его, загородившая проход траншеи, повернулась чересчур медленно, и Деев зашагал в потемки траншеи, исчез в блиндаже.

– Вот ведь как, товарищ генерал! – восторженно воскликнул Божичко, с завистью глядя в сторону блиндажа. – Деев – это все-таки полковник не зря! Расстроился ведь… А действительно, три броска – и там!

Бессонов не посмотрел вслед Дееву, ибо знал, что не отменит своего решения. Однако он тоже подумал, что этот, в сущности, очень молодой командир дивизии подавлен, обескуражен сейчас, ибо не сомневался, что получит разрешение командующего прорваться немедля к окруженному полку, с надеждой, как ему представлялось, спасти сжатый в танковых тисках полк от разгрома или позора.

– А действительно не так далеко до Черепанова, – сказал Божичко. – Рискнуть бы!

Бессонов молчал, наблюдая за спутанными выплесками встречного огня батарей по северному берегу, куда были выдвинуты истребительно-противотанковые дивизионы и где проходил рубеж обороны двух полков – стрелкового и танкового, за неясным шевелением розоватых квадратов наших и немецких танков на улочках северобережной части станицы. Черепановские батальоны и отдельный танковый полк Хохлова упорно и отчаянно вели бой, но все-таки не сумели сдержать натиск прорвавшихся немцев. «Что ж, значит, пора вводить второй эшелон – триста пятую дивизию. Вводить, пока не поздно».

А над головой свистело, хлестало, загоралось небо трассами, косматыми искрами сносимых на скаты высоты ракет, и было похоже, что немецкие автоматчики обошли НП с запада, просочились из станицы к подножию высоты.

– Ползают они где-то под носом!.. – сказал Божичко с раздумчивой подозрительностью. – Прочесать бы высоту, что ли, товарищ генерал? Обнаглели, гады, вконец!

– Если бы, конечно, три броска – и разомкнуть кольцо вокруг полка Черепанова, – послышался рядом голос Веснина, и, обернувшись, Бессонов увидел его в двух шагах. – Эх, Петр Александрович, я печенками понимаю Деева! Никак невозможно видеть, как на глазах гибнет полк Черепанова.

Тоже высокий, но по сравнению с глыбообразным Деевым легкий, в белеющем полушубке, крест-накрест стянутый портупеями, Веснин крутил в пальцах очки, и, показалось, сине блестели его зубы, прикусившие нижнюю губу…

– Положение Черепанова действительно катастрофическое, – продолжал Веснин, подходя к Бессонову ближе. – Потери в батальонах огромные. И незаметно, чтобы немцы скоро выдохлись… Наседают и наседают. Не пора ли привлечь на помощь Дееву триста пятую? Честное слово, пора!

– Наденьте очки, Виталий Исаевич, – сказал вдруг Бессонов и чугунной ношей почувствовал всю тяжесть своего сдерживающего опыта и эту завидную молодую легкость эмоционального Веснина. И прибавил: – По высоте автоматчики ползают. Так и случайную смерть можно не увидеть… А насчет триста пятой вы не ошибаетесь – пора. Да, пора. И будем надеяться, Виталий Исаевич…

– Живу надеждой, Петр Александрович, – сказал Веснин и повторил: – Нет, не скоро они здесь выдохнутся. Для них тут: или – или…

– Для нас также, – медлительно проговорил Бессонов.

А высота гудела под нахлестами ветра, под накатами боя, то будто взлетала к освещенному небу, пышно иллюминированная рассыпчатым ливнем ракет, то опадала в темноту; быстрые светы и тени ходили по ней, шевелились в траншее, озаряя лица, гасли, бросая черноту в глаза.

– Товарищ генерал! Прошу вас в блиндаж! Прошу в блиндаж! – крикнул Божичко и сорвался с места, бросился к ходу сообщения, предупреждая кого-то свирепым окликом: – Сто-ой! Кто такие?

Там, внизу, в ходе сообщения, явственно возник шум движения, донеслись тревожные оклики часовых, потом сгрудились тени в узком проходе, и Божичко, подбежав к повороту траншеи, с автоматом наизготове, опять окликнул с неистовостью угрозы:

– Сто-ой! Стрелять буду! Кто такие?

Все смолкло внизу, тени перестали двигаться, одиночный голос часового сообщил:

– Из штаба армии. К командующему. Пропустить?

– Подожди! – остановил Божичко и, сбежав вниз, вгляделся.

– Кто это еще командует? Что это еще за «подожди»? – откликнулся другой голос в ходе сообщения. – Вы это, майор Божичко? Чего на своих орете, как с гвоздя сорвались? Где командующий?

– А, товарищ полковник! – протяжно сказал Божичко и засмеялся. – А я-то думал, фрицы ползают! Что это вы к нам, товарищ полковник? Соскучились?