Хаггар сидел в кресле, устремив неподвижный взгляд в ночное небо за окном. Напрасно прождав княгиню почти три часа, он понял, что снова обманут. Его гнев и сомнения улетучились, сменившись твердой уверенностью в правильности принятого решения. Оставалось лишь дождаться завтрашнего утра. И он ждал. Неожиданно раздался тихий стук в дверь, она приоткрылась, и в комнату робко вошла молодая служанка. Остановившись у порога, не решаясь пройти, она поклонилась и смущенно произнесла:
– Благородный рыцарь, моя госпожа просит простить ее за столь долгое ожидание и приглашает разделить с ней трапезу. – Она замолкла, опасливо поглядывая на арандамарца. Подавив раздражение, которое он чувствовал всякий раз, когда здешние жители смотрели на него вот так же, будто опасаясь, что он сейчас на них набросится, Хаггар усмехнулся:
– Ну, пойдем.
Служанка шла чуть впереди, все время оглядываясь и не говоря больше ни слова. Они дошли до покоев княгини. Легкие белые двери бесшумно распахнулись перед ними, Лола пропустила гостя вперед, и Хаггар оказался там, куда могли входить лишь самые близкие и преданные друзья Элен. Здесь царил полумрак. Арандамарец на мгновение остановился, привыкая к темноте после яркого света тысяч всевозможных ламп и светилен, освещавших коридоры замка. Откуда-то доносились звуки музыки. Нежные голоса пели, но слов Хаггар разобрать не мог, язык песен был ему незнаком. Стараясь ступать как можно тише, он шел вперед по широкому коридору, уходящему вглубь, в темноту. Вдоль стен тянулись ряды огромных зеркал в рамах из обвивающих их густых лиан. Рядом с зеркалами на бронзовых треножниках стояли чаши из черного камня, в которых играло бледно-желтое пламя. В его неверном, дрожащем свете предметы меняли свои очертания. Таинственным волшебством веяло отовсюду. То и дело над головой арандамарца пролетали маленькие птички. На их ярких перьях вспыхивали искорки. Шелест мягких крыльев замирал в глубине коридоров, отходящих от основной галереи и убегающих в непроглядную тьму. Вокруг не было ни души, только служанка шла следом. Хаггар подумал, что из жилища веселых, бесшабашных, изнеженных, но все же живых людей он попал в прибежище бесплотных духов. Ему начинало казаться, что из таинственной темноты зеркал выступают очертания прекрасных существ, прячущихся там от любопытных взоров, оберегая свои тайны. Но, взглянув пристальнее, узнавал в расплывчатых отражениях себя. Шепот листвы, потрескивание огня, колеблющееся пламя, тени, пляшущие под высоким потолком, шорох птичьих крыльев, музыка, льющаяся словно из ниоткуда, невидимые певцы – все было, как в очаровательной старой сказке.
Чтобы продлить это ощущение, Хаггар остановился. Служанка обогнала его, удивленно оглянулась, но ничего не сказала, прошла дальше, потом тоже остановилась и поманила его рукой. Арандамарец нехотя подошел и увидел, что зеркало, стоящее перед ним, – столь искусно замаскированная дверь, что, будь он один, ему так бы и пришлось бродить по пустынному коридору до утра в поисках выхода. Служанка легко постучала пальцами по стеклу, нажала на ручку, спрятанную в зелени листвы, и зеркальная дверь бесшумно отворилась. Все так же молча служанка жестом пригласила Хаггара войти, а когда он, так же без слов, повиновался, затворила за ним дверь. Хаггар приготовился увидеть воистину ошеломляющую роскошь, но ожидания его не оправдались. Небольшая комната, в которой он оказался, была почти пустой. Она была освещена лишь витыми свечами в серебряных подсвечниках, стоящих на высоком камине: бледно-розовые стены, подернутые золотой дымкой, невысокий куполообразный лепной потолок, из центра которого хрустальным дождем изливал неяркий свет светильник, – все это Хаггар заметил в один миг. Но поразило его другое. Честь и хвала строителям дворца, если сердца их так тонко чувствовали красоту, ибо такого чуда арандамарец еще не видел. Комната была угловой и имела всего две стены, еще же двух просто не было. Вместо них его восхищенному взору открылось безбрежное ночное небо, усеянное крупными мерцающими звездами. Прозрачные колонны выдерживали тяжесть потолка, нисколько не мешая наслаждаться красотой, не задерживая на себе взгляд. За ними тянулся широкий, с низенькими перилами балкон, словно парящий в воздухе. В центре комнаты стояли два массивных кресла с высокими спинками, между ними – круглый маленький столик, заставленный тарелочками с кушаньями. Два бокала и серебряный кувшин отражали на крутых боках свет свечей. Кресла были повернуты к балкону, и Хаггар не мог видеть, пустуют ли они. В комнате была такая тишина, что ему казалось, будто он слышит стук своего сердца. Сделав несколько шагов вперед, арандамарец остановился в замешательстве – княгиня была здесь. Она сидела в кресле и смотрела прямо на гостя. До этого мгновения Хаггар был спокоен и уверен в себе. Он принял решение и знал, что выполнит его. Но теперь его уверенность пошатнулась. Изящная, маленькая, похожая на фею, решившую подразнить людей своим присутствием, княгиня сегодня была необычайно красива. Капельки алмазов, словно искры звезд, отражающих в них свой свет, сверкали в черных блестящих волосах, забранных в высокую прическу. Локоны змеились вдоль щек, скользили по открытой шее, падали на плечи. Тяжелые алмазные серьги качнулись, и сияние их дрогнуло, когда Элен кивнула головой и взглянула в лицо гостя. Она была задумчива, глаза печальны, но легкая, еле заметная улыбка давала надежду на то, что уныние проходит. Хаггар думал, что уже привык к необычным одеждам здешних жителей, но, взглянув на платье княгини, он почувствовал, что краснеет. Легчайшая темно-красная ткань, расшитая серебром, струилась, совершенно не скрывая фигуру, обнажая нежные руки, обрисовывая стройные ножки, обутые в башмачки из черного бархата. Заметив смущение юноши, княгиня засмеялась и приветливо, почти ласково произнесла:
– Ах, мой друг, прости за нелепую задержку! Садись, прошу. Но, о небеса, отчего ты так смотришь на меня?
Поборов смятение, Хаггар сел и почти спокойно ответил:
– Ты очень красива, разве это для тебя новость? Однако прости, никак не могу привыкнуть к легкости ваших нравов.
– О, понимаю! Но легкость одежд еще не говорит о легкости нравов. Тебя, я вижу, смутило мое платье. Скажи, это правда, что, появись я в таком облике на улицах Вальбарда, меня закидали бы камнями?
– Возможно, – невозмутимо ответил Хаггар.
Элен усмехнулась:
– Для столь сурового народа это простительно. Я слышала, что ваши женщины признают лишь черные да серые одежды, не носят украшений и так неприступны, холодны и горды, что ваши мужчины вынуждены искать себе жен в чужих краях.
Арандамарец пожал плечами и спокойно возразил:
– Это ложь. Мы так же ценим прекрасное, как и вы, а о красоте и величии наших женщин складывают легенды.
– Но как можете вы ценить красоту, если все время ведете войны? Прости, но тот, кто убивает, не может творить. Он лишь сеет смерть!
– Мы защищаем свою землю, княгиня, а это – справедливая война.
Элен недовольно хмыкнула в ответ, а потом, капризно поджав губу, заметила:
– Ну вот, начали с похвалы моему платью, а закончили нудными рассуждениями о справедливости войны. Мне сегодня и так досталось от советников.
– Ты сама затеяла эту игру. – Арандамарец был невозмутим. Элен с удивлением заметила, что явно недооценивала его, приняв за наивного мальчишку-буяна. Сегодня он сопротивлялся ей. Элен чувствовала, что не может повлиять на его настроение. Все ее попытки вывести его из равновесия разбиваются о его спокойствие. Решив сменить тактику, она жалобно протянула, томно прикрыв глаза ресницами:
– Прости меня, рыцарь, я так устала! Эти государственные дела так скучны, отнимают столько сил и времени!
Хаггар представил, как эта капризная красавица вершит дела государства, надувая губки всякий раз, когда кто-нибудь осмеливается ей перечить, как сидит она вот в таком наряде, окруженная мудрецами, мысли которых скорее всего бывают заняты изучением ее изысканных одежд, и невольно улыбнулся. Она не заметила его улыбки, участливо спросила: