Это ощущение не длится долго – он будто выходит из странного оцепенения и смотрит на меня более осмысленным взглядом. Ещё и ухмыляется чему-то.
– День дерьмо, – то ли просто сообщает, то ли поясняет тот настрой, который я уловила. – Хорошо хоть ты дома.
Кусаю губу, не зная, как и реагировать на последнее его заявление. Звучит так, будто это наш совместный дом, где я тут преданно жду его. Опять эти собственнические замашки?
Впрочем, придираться к формулировке не тянет. Не сейчас, когда Дикому явно хреново, как бы ни храбрился. Я же вижу. И не железная. Равнодушной к чужим страданиям редко остаюсь – лишь там, где знаю, что полностью заслужили.
Дикий, конечно, мудак, но не конченный. Поэтому, неловко вздохнув, успокаивающе проговариваю:
– Всё наладится…
Он ухмыляется, будто я сказала что-то забавное. И смотрит на меня прожигающим изучающим взглядом, как на любопытный экземпляр.
– Думаешь?
Вот теперь Дикий мне вполне знаком. Это его нахальное выражение лица самоуверенного подонка, который привык всё контролировать. Такого утешать и не тянет.
Я прям сразу вспоминаю, с кем сейчас говорю. И про требование насчёт пуговицы тоже.
Но вместо того, чтобы послать его и просто уйти, всё-таки отвечаю на дурацкий вопрос:
– Ты наглый, – спокойно констатирую, больше не впуская в голос мягкие нотки, которые Дикому, видимо, кажутся нелепыми. – У таких обычно всё налаживается.
Хмыкнув, Дикий проходится мне по фигуре каким-то задумчивым взглядом.
– Интересные выводы, – насмешливо подмечает.
В зелёных глазах появляется новый опасный блеск, и я нервно сглатываю. Всё-таки разговаривать с ним будучи трезвой – совсем не то же, что пьяной. Наверное, мне только показалось вчера, что Дикий смотрел и вёл себя как нормальный парень.
– Я пойду, – почему-то в мой голос проскальзывают хрипловатые нотки.
Уже разворачиваюсь к двери, когда слышу небрежное:
– А если мне хреново, и я нуждаюсь в утешении?
Замираю. Что-то мне подсказывает, что это Дикий таким образом издевается над моей недавней неуклюжей попыткой оказать ему поддержку, чем и вправду вот так странно просит остаться и побыть с ним ещё немного. Но… Вопрос будто на надрыве, даже если и стёбный. Просто чувствую, и всё тут.
Не ухожу. Но осторожно подмечаю, снова повернувшись к Дикому:
– Не думаю, что ты в этом нуждаешься.
Его губы слегка дёргаются, пытаясь, видимо, опять изобразить очередную ухмылку. Но в итоге её нет. А смотрит Дикий как-то пусто на этот раз.
– Действительно.
Почему этот ответ не звучит для меня убедительно? Почему слышать его мне как-то даже не по себе? Словно ковыряет что-то изнутри.
Вряд ли я вообще смогу привыкнуть думать о Диком как о человеке, которому может быть грустно. Машинально подвох ищу. Но ведь чувствую, что его нет. Даже если он и вправду думает, будто не нуждается в утешении – что-то всё равно случилось, и не отпускает его никак. Я это чувствую и почему-то не могу оставаться равнодушной.
Сейчас передо мной совсем не Дикий.
– Ник…
Он едва уловимо вздрагивает, словно удивившись тому, что я по имени называю. Слишком привык к обращению «Дикий»? Видимо, да, раз его имя не все помнят вообще.
От этого мне, конечно, даже интереснее, откуда эта дурацкая кликуха пошла. Но, наверное, не стоит спрашивать его об этом сейчас, когда я её как бы отбрасываю обращением по имени. К тому же… Я ведь помню это его «скажу, если поцелуешь». И как потянулась к нему, пьяная идиотка. Теперь с него станется взамен ответа потребовать нечто подобное, тем более что пуговицу расстегнуть он мне вообще без поводов велел.
Нет уж, не так мне и интересно, как там что и откуда у этого… Дикого.
– Что? – торопит с ответом он, правда, совсем не настойчиво.
И смотрит так пристально, что мне не по себе. Я как-то даже сразу забываю, что хотела ему сказать. Да и хотела ли? Его имя просто сорвалось с губ.
– Спасибо, что помог мне вчера, – нахожу, наверное, самые подходящие слова.
Вот только взгляд Дикого неодобрительно мрачнеет.
– Больше чтобы я тебя на подобных тусовках не видел, – обозначает он.
Тем самым своим бесящим непоколебимым тоном. Опять эти его замашки собственника.
Неужели Ник и сам не понимает, насколько это странно – объявить своей любую девушку и вести себя так, как будто это сложившийся факт? Как-то это даже… дико.
А ну да, точно. Дикий же.
Но я всё-таки попытаюсь.
– Я не твоя девушка, – вздохнув, мягко сообщаю, будто объясняю сложную тему непонятливому ребёнку. – И даже будь я ею, сама распоряжалась бы своим временем и решала, куда мне идти.
Дикий сначала ухмыляется, будто забавляется моему тону или ситуации в целом. В этот момент мне кажется, что он прекрасно всё мной сказанное и сам понимает, но кайфует от ситуации и того, как реагирую я.
Но потом мне становится не до этих наблюдений – его взгляд резко меняется, темнеет, а затем… Его резкий рывок – и я прижата к ближайшей стене, как-то инстинктивно отодвинувшись туда при движении Дикого. А он нависает надо мной, расположив руки по обеим сторонам в районе моих плеч. И теперь в его глазах горит пугающий огонь непонятных мне чувств.
Почему-то гораздо медленнее и осторожнее делаю новый выдох. Боюсь дышать, когда Дикий так близко? Что за чертовщина?..
Вот только сердце вопреки разуму ускоряет биение, когда я замечаю, как же его лицо рядом сейчас… Дикому достаточно только наклониться.
– Не моя, значит, – раздосадовано и одновременно вкрадчиво проговаривает он. Так близко, что почти касаясь губами кожи где-то в районе моего виска.
Дикий так чертовски рядом, что меня швыряет исходящими от него волнами странной, почти отчаянной жажды. Вот именно что дикой, необъяснимой, прожигающей. Меня прошибает мелкой дрожью.
– А ну пусти, – шиплю, слыша, что мой голос звучит натянуто.
Мне не по себе. Но Дикий не должен это чувствовать.
Впрочем, ему, похоже, не до того, чтобы заметить. Блуждает мне по лицу взглядом, весь напряжён и дышит сбито. Приближает своё лицо к моему, так что между нашими губами всего ничего. Табуны мурашек мгновенно пробегают по телу.
– Тебя сожрут там без меня, – грубовато и в то же время надрывно выдавливает Дикий, который нависает надо мной уже куда более низко. Почти в губы мне выговаривает.
Чувствую горячее дыхание кожей, и в груди всё сжимается от слишком близкого контакта между нами. И того факта, что мы тут одни. А этот парень и в присутствии остальных наглее некуда себя ведёт.
С трудом умудряюсь не терять нить разговора. Дикий что, думает, будто его заявление – повод для меня согласиться стать его? Ну допустим, у них в универе и вправду неадекваты одни. Ну так этот ведь опасен для меня в первую очередь. Виснет тут надо мной, взглядом прожигает, да и вообще жаром опаляет от того, как близко. Чувствую себя поглощённой. Сосредоточиться не могу, а надо.
Ещё и оттолкнуть грубо не решаюсь.
– Справлюсь, уж поверь, – враждебно огрызаюсь, усиленно поддерживая зрительный контакт и не позволяя Дикому продавить меня и в этом. – Мне не впервой.
Его глаза ещё сильнее темнеют, а челюсть сжимается так, что я различаю играющие желваки.
– Почему не впервой? – требовательно, но негромко спрашивает Дикий, ловя мой взгляд своим. – Что у тебя было?
Мне вдруг становится мучительно интересно, что у него вообще на уме. Откуда эти вопросы, ищущий взгляд, почему я чувствую его чуть ли не потребность в моём ответе?
И вообще, какого чёрта мы всё ещё так рядом?..
– Тебя не касается, – чуть ли не рычу, наконец, найдя силы пошевелиться.
Вот только высвобождаюсь я ненадолго. Дикий быстрым движением преграждает мне путь, и теперь его рука нахально ложится мне на талию, притягивая к горячему телу.
И, кажется, время на мгновение останавливается, а я глупо замираю вместе с ним. Чувствую себя пойманной, ловя взгляд зелёных глаз, которые смотрят почти заворожёно, заставляя сердце стучать быстрее. Другая рука Дикого касается моего лица, на удивление мягко, почти нежно. Пальцы гладят меня по щеке, пока пульс бьёт мне в виски и закладывает уши. Ник медленно проводит пальцами по скулам, поднимаясь выше и заправляя волосы за ушко.
