Как, как здоровье Антона Владимировича? Известите, ничего мы не знаем. И куда – отдыхать-долечиваться?
А я все в плохих нервах, в усталости. Хочу бросить читать газеты. Прочтешь – и отравишься, и ничто светлое-здоровое не лезет в голову, не поет в душе. А при этом – какая же радостная работа!? Вот, может быть, на «Богомолье» забудусь… И еще… что-то поет в душе, – хочу написать «Иконку»83 – так, пустячок, – рассказ няньки… Знаете, такие старые няни еще уцелели здесь… (вот, у Карповых такая!84) – отражение России – ее «иконка». Напишу! Пока вот вертится фразочка, как русская интеллигентная девушка-барыня (?), уже все, все здесь изведавшая (и в Америке!), бросится вдруг (истерично), будто вспомнив себя и свое, бывшее, светлое, бросится на шею старухи и – «иконка ты моя..! ведь ты у меня иконка..!» И заплачет. А сама уж по Холливудам и прочим местам прошла! И американец при ней, и – все ветры мира ее обдули!..
Ну, целую Вашу ручку, милая кумушка. Поцелуйте Антона Владимировича от нас. Ваши Ив. + Ольга Шмелевы.
26. VI. 1930.
Дорогой Иван Сергеевич!
Не отвечал Вам, – не было энергии. Всю расходовал на экзамены. Только вчера кончились. У меня на дому! Все 10 экзаменов были отложены ради меня на конец, – и были каждый день (!), кроме воскресений.
Теперь бы надо ехать в Bagnoles de lʹOrne (dept. Orne)85, но я еще без ног. Не выходил из дома, не в силах мерять вокзалы. Надо еще дней 10 на укрепление ног. На днях Павла Полиевктовна поедет туда одна (это 4 часа от Парижа, билет aller et retour* 75 fr.), чтобы нанять комнату без пансиона с правом самим готовить, ибо пансион и глупо дорог, и вреден по диете. Придется там провести месяц. А дальше? Не знаем. У меня есть право на даровое гощение месяца на 1½ в Англии у сельского священника, куда я стремился ради английского языка. Но после ванн и после плеврита, во 2-й 1/2 августа и в сентябре может быть рискованно удаляться на север. Хороши были бы солнечные ванны на свирепом юге, но после лечения ваннами, может быть, на это не хватит уже пороху. Во всяком случае, главное – лечение теперь обеспечено.
А 16-го (3-го старого стиля) действительно Павла86 – именинница. Из-за экзаменов мы оба забыли, а за неделю еще помнили. Память отшибают заботы. Утром позвонили, что на экзамен приедет митрополит Евлогий. Надо его в 1 час – 2 часа покормить. В Bourg-la-Reine87 не в Париже, чего хочешь не купишь. Рыбы нет, а пост. Вот Павле Полиевктовне и пришлось спешно нечто стряпать. И сама она только перед обедом вспомнила о своих именинах.
А я – Антоний Римлянин, в Новгород приплыл на камне из Рима. Коренной новгородец, купец-землевладелец XII века. Житие сочинено только в конце XVI в. Моя гипотеза, что он был из ганзейских купцов-славян, из «римского патриархата», «римлянин» в смысле «западноевропеец», и в монастырь подарил кадило, колокола, подсвечники «заграничной» ганзейской работы, вот и прослыл «римлянином».
Память 3-го августа. В Новгороде «в Антоновом монастыре»88 находится искони Духовная семинария89, ныне, конечно, опоганенная…
Я «Троицын день» читал с большим наслаждением, как бы свою старину. Павле Полиевктовне не хватает знания Москвы (почти не видала ее, проездом – на 1 день…), чтобы прочувствовать детали, например Воробьевых гор, замосковского простора излучин Москвы-реки, откуда видны все «золотые маковки». Рад, что и мои комментарии пригодились.90
«Иконка»91 – Ваша тема подлинная. Надо только, чтобы не превратилось в вид «народничества» и не отжило свой век скоро, как Глеб Успенский92 и Златовратский93, а зажило бы в слове так же вечно, как Петербург Пушкина. В болезни, в лечебнице Павла Полиевктовна читала мне «Полтаву» Пушкина. Триумф победы Петра и явление Великой России, как всегда, заставили меня восторженно плакать святыми слезами не только любви, но и поклонения и долга пред Россией… Вот эти слезы цель слова, – поющего гимн родному-русскому…
Здоровейте, отдыхайте. Год (зима) для России опять трагический. Голод, страдания, а навязчиво думается и – муки освобождения. Победит тот, у кого крепче нервы. Нам надо крепиться. Я мню о славном будущем эмигрантов в России…
Низкий поклон Ольге Александровне. Павла Полиевктовна где-то по делам в городе. Кланяюсь и от нее. Все шьет себе из старья нечто «новое» на лето, чтобы показаться «нá люди», а то уже привыкла на своей кухне быть одетой «ни в чем».
Целую. Ваш А. Карташев
4/17 июля 1930 г. Преп. Андрея Критского
(Так это чудесно, что делаете Вы, дорогой Антон Владимирович, обозначая день – славой, как делали православные в былое время. Отныне, пиша добрым людям, буду и я так делать, прочитывая Святое Евангелие и Апостола на сей день. Ныне чудесное выпало (не правда ли?!): Матф. 13, 36–4394 и 1 Коринф. 3, 18–2395. Да будет благословен Господь! Как хочу научиться молиться!)
Дорогие друзья наши, Павла Полиевктовна, Антон Владимирович!
Первое – будьте здравы и бодры духом! Мне так это понятно, ибо я часто нездоров и часто дух мой слабеет и – тревожен, и – удручен бывает. Веруем, что, даст Господь, – окрепнете.
Живем тихо, приехал Ивик (6-го), Юля наспех привезла и в тот же день уехала, – дела, кормиться надо. Кульманы здесь с 8-го, очень довольны лесной дачкой, где они как помещики (с керосинчиком!). Николай Карлович погибает на рыбном лове, на Океане, и я посему составил злые стихи. Бальмонт сегодня-завтра вернется из Литвы, – давно в Париже. Начинаются жары. Мне Господь послал написать за «Троицыным днем» – «Царский золотой», – вступление в «Богомолье». Засим написал 1-ю часть (очерк) «Богомолья» – «Сборы». А должно быть их 4–5. Считаю душой, что это трудное дело, святое дело. Помоги, Господи! Второй очерк будет – «Москвой (ю)», третий – должен быть «Дорога», 4-й «У Троицы», 5-й «Под стенами»… Справочку: где был о. Варнава – у Черниговской? Что это – скит? или – рядом? А Вифания?.. Дело в том, что Ваша Троице-Сергиева лавра – в Севре, а в записках моих (заметках) упущено. Читал Кульманам – «Сборы» и «Золотой», – говорят – прости, Господи! – восхитительно. Правда, пиша, я в одном месте поплакал. Грустно, что приходится печатать в «России и славянстве»96 – круг узкий, и оплата..! Сам себя обрезал, с людской помощью. Но, взвешивая все, – не так уж скорблю. Бог поможет – выйдут эти очерки отдельными книжками (полагаю – на две хватит!). Есть уже 18, нужно по плану – еще до 12–15. Пока – издавать не могу, писалось враздробь. С «Солдатами», за которых меня ругают левые97 (и даже делают доносы левым и правым), на две книжки позадержусь98 – великое утомление было, надо было душу осветить. А бросить не могу: я ведь лишь ноготок моего героя дал, – да и то, как бы, грязноватый. Глупые, не видят, что это лишь приступок, а «дома» еще и не видать. Удивлен, слыша от Н. К. Кульмана: горячим хвалителем «Солдат» является… Василий Алексеевич Маклаков! Он говорил Н.К. Кульману: я постигаю замысел Шмелева. Может быть… Но он и для меня самого – неясен еще. 3-я книжка будет отдана – «Лизе Корольковой» (самоубийце-девочке). Этот роман – не баловство мое: я его с мýкой пишу (может быть, и не удастся!). Я хочу через него искать человека. Это не гимн «солдату»: это искание оплота от зла, на фоне былóго нашего. И вовсе я не хотел бы, чтобы роман имел характер учительный, гимновый. Просто – потребность идти с фонарем по раскопкам и – учиться и постигать. Сцены «любовные»… – да это же ноготок Бураева, его забавка, ибо он и сам пока еще не сознает, что он и зачем. «Лиза Королькова»99 – первый звонок тревоги. Война – второй. Революция – 3-й. И еще должны быть «звонки», пока все не сольется в гул набата, через который, – кто знает, – может быть, и услышится – святая песнь?.. На этот роман (не для забавы и заполнения времени и не для выгоды!) надо, кажется, всего себя истратить. Но тогда у меня на тихое, мое, наше – на «Лето Господне» – не останется ни сил, ни времени, ни «усыпленной» души. А роман предполагается – Россию пораскрыть. А хватит ли уменья, воли и сердца – ох, не знаю. Вслепую иду… – и, пока, может быть, неясно и раздражающе для читателей.
